Табита обжигает меня взглядом. Больше уже не обращая на нее внимания, я прохожу мимо ее стола прямо к двойным дверям кабинета, без стука распахиваю одну из них и захожу внутрь. Закрыв за собой дверь, прислоняюсь к ее деревянной поверхности, в то время как Кейн так и сидит в самом центре комнаты в форме полумесяца, обрамленной только окнами и океаном. Сомневаюсь, что слишком уж многие первым делом замечают это потрясающее зрелище, а не человека за массивным вишневым столом, исходящая от которого энергия опасна для любого, кто осмелится даже просто вступить с ним в какие-то переговоры, не говоря уже о том, чтобы бросить ему вызов.
– Лайла… – произносит Кейн, откидываясь на спинку кресла, чтобы изучить меня. Его серый костюм, сшитый на заказ, сидит на нем как влитой. Галстук на нем темно-синий, в тон тонким полоскам на ткани его костюма.
– Кейн, – отвечаю я и, хотя намеревалась двинуться с места, не делаю этого. Проходит несколько томительных секунд, пока он не выгибает темную бровь в мою сторону.
– Что мы тут делаем, красавица? – интересуется он.
– Лайла. Меня зовут Лайла.
– Ты сказала мне прекратить произносить твое имя.
– Факт остается фактом, Кейн, – говорю я, пересекая разделяющее нас обширное пространство, в то время как его глаза следят за каждым моим шагом. – Пусть будет «агент Лав», – добавляю я, занимая кожаное кресло перед его столом.
– А что – мне нравится, как это звучит, – отвечает он, в голосе у него опять шелк и наждачная бумага, и я не сомневаюсь, что это сделано специально, поскольку все, что делает Кейн, делается специально. – Агент Лав…
Старательно игнорирую то, что, как я знаю, является намеком на один из многочисленных сексуальных аппетитов этого мужчины.
– Расскажи мне еще раз, где ты был вчера вечером.
Кейн подается вперед, положив руки на стол.
– Лайла… – мягко и укоризненно произносит он, выбрасывая мою инструкцию касательно «агента Лав» за окно.
– Ты действительно был с Самантой Янг? – нажимаю я.
– У меня нет причин лгать о чем-то подобном, хотя есть и одна очень веская причина, которая заключается в тебе, чтобы сказать обратное.
«Однако алиби тебе важней», – думаю я.
– Так ты был с ней?
– Да.
– С какого по какое время?
– Совсем уж точно не скажу. Где-то с шести до восьми.
– А ты в курсе, что она встречается с моим братом?
– Ты хочешь сказать, что она с ним трахается.
– Ты знал, – обвиняюще произношу я.
– Нет, не знал. И в твоем благообразном братце явно есть нечто большее, чем кто-либо из нас предполагал.
– Как это прикажешь понимать? – говорю я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду.
– Она нечиста на руку, и это ни для кого не секрет в этом городишке. Ты это знаешь.
– И все же ты трахаешься с ней.
– Она мне чисто для перепихона. Я знаю, кто она такая, и мне на это начхать. Если твой брат говорит тебе, что встречается с ней, то это уже совсем другая история. Хотя не может быть, чтобы он не знал, что она собой представляет, а значит, его это тоже не волнует.
Сестра во мне встает на защиту брата.
– Типа как у меня с тобой?
– Нападки на меня из-за моей родословной не меняют того факта, что твой брат связался с ней. А то, что она позволяет ему верить, будто у них серьезные отношения, говорит мне о том, что она чего-то хочет от него.
– А чего она хочет от тебя?
– Того, чего у нее никогда не будет.
– А от моего брата?
– Если она чего-то хочет от твоего брата, то тебе лучше проследить, чтобы она этого никогда не получила.
– Например?
– Понятия не имею, – говорит Кейн. – Но если он спутался с ней, то либо свалился со своего золотого пьедестала, либо им каким-то образом манипулируют.
– Он чист.
– А она нет.
– И все же ты только что развлекался с ней. Что это говорит о тебе?
– Так вот в чем дело? В том, что я с ней? Поскольку ты уже второй раз обращаешься к этой теме. Поправь меня, если я ошибаюсь – а я не ошибаюсь, – но я просто уверен, что у тебя с этим кукольным блондинчиком в Лос-Анджелесе ровно та же история.
– Дело не во мне.
Он выгибает одну из своих темных бровей.
– Ты в этом уверена?
– Это дело ведет Эндрю. Я не могу подтвердить твое алиби без того, чтобы он не узнал, что ты был с ней.
– Так скажи ему. Если он чист – и даже если это не так, – возможно, это его разбудит.
– А если он явится по твою душу?
– Да ладно тебе, красавица… Смею ли я поверить, что ты беспокоишься о моих отношениях с твоим братом? – Кейн не дает мне времени возразить. – Твой брат мне вполне по зубам.
– Я не хочу, чтобы ты стал его врагом.
– Я буду нежен и ласков с ним ради тебя. Ты ведь знаешь, каким нежным я могу быть. Если ты хочешь, чтобы я поговорил с ним…
– Нет, – быстро говорю я. – Даже не думай. Позволь уж мне самой решить, как со всем этим поступить. А вдруг она будет отрицать, что ты был с ней?
– Это интересная перспектива. Думаю, тогда это я окажусь тем, кого поимели, согласна?
Резко выдохнув, встаю, обхожу стол и становлюсь у окна, скрестив руки на груди. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, в какой момент ко мне присоединяется Кейн, – он достаточно близко, чтобы утвердить свою доминирующую роль, но все же не настолько, чтобы влезть в мое личное пространство. Кейн хорошо знает, как сдвинуть границы тех, кто его окружает, не заходя слишком далеко. Я смотрю на океан, разбивающийся о скалы под нами, и, припомнив, как мне когда-то нравились этот вид и этот мужчина, едва не задыхаюсь.
– Что ты хочешь знать? – спрашивает Кейн мягким, но требовательным тоном, потому что требовательность – это одна из основных сторон его хищной волчьей натуры.
Поворачиваюсь к нему лицом, и он тоже поворачивается ко мне, и я с трудом противлюсь желанию либо отступить, либо шагнуть вперед и ударить его. Или поцеловать его, а затем прикусить его чертов язык.
– Что ты знаешь про моего брата?
– Ничего.
– Кейн… – говорю я, и мне ненавистно, что его имя в моих устах звучит как мольба. – Мне нужно знать.
– Ходят кое-какие слухи о твоем отце, а не о брате.
Я бледнею.
– Что? Об отце? Какие еще слухи?
– Насчет его выдвижения на более высокий пост и милостей, обещанных не тем людям.
– Какой еще более высокий пост?
Кейн склоняет голову набок.
– А ты не знаешь?
– Просто ответь на вопрос.
– Губернатора штата Нью-Йорк.
Я смотрю на него, борясь с яростью, поскольку впервые слышу о подобной затее.
– Ты и вправду не знала, – констатирует он, и в голосе у него звучит такое же изумление, какое я сейчас чувствую.
– Нет. Не знала. Какие милости, каким людям?
– Семье Романо.
Это просто удар под дых.
– Семье мафиози, которая, по твоему мнению, убила твоего отца?
– Да.
– Что это значит для тебя?
– Мы с Романо много лет назад заключили мир, Лайла. Ты это знаешь.
– Ты просто провел черту на песке. Вы не заключили мир.
– Что ты хочешь услышать?
– Теперь ты враг моего отца? – спрашиваю я.
– Прямо в данный момент? Нет.
– Но ты мог бы стать его врагом? – Я поднимаю руку. – Не отвечай. Почему ты мне не позвонил? Если б я была тебе хоть сколько-то небезразлична, ты сказал бы мне!
– Несколько слухов и встреч – не повод бить тревогу.
– Это же, млять, Романо, Кейн! Черт возьми, ты должен был позвонить мне! Ты исподтишка следил за мной, как какой-то чертов маньяк, но ты не позвонил мне по этому поводу!
– Я позвонил бы, если б это стало проблемой.
– Мне нужно остановить это, пока это и вправду не стало проблемой. – Резко вдыхаю и выдыхаю и столь же резко меняю тему: – Что ты знаешь о мужчине с той ночи?
– Его больше нет. – Тон у него жесткий. – Это все, что нам обоим следует знать.
– Ты знаешь его имя? Кто его послал? Хоть что-нибудь?
– Лайла…
– Отвечай! – приказываю я.
– «Нет» на все твои вопросы.
– Как ты, Кейн Мендес, который знает об этом городе абсолютно все, можешь не знать ответов?
– Кто-то позаботился о том, чтобы я не смог получить их, не привлекая внимания к тому, к чему ни один из нас не хотел привлекать внимания.
– Ты когда-нибудь видел татуировку, как у него на руке, до или после той ночи?
– Лайла, – в приказном тоне произносит Кейн. – Послушай меня – и услышь меня прямо сейчас. Ты оставишь эту тему в покое.
Его острая потребность контролировать то, что я делаю или не делаю в отношении той ночи, – это как то, почему я на данный момент принимаю решение оставить Младшего при себе.
– Что ты знаешь про эту татуировку?
– Ничего.
Я прищуриваюсь, глядя на него.
– Ты лжешь.
– Почему ты спрашиваешь об этом?
– Однако ты не стал отрицать, что соврал. Почему ты увиливаешь?
– Почему ты так стремишься засветиться там, где не хочешь светиться?
– И при этом ты якобы не знаешь, кто в этом замешан… Ясно. Вранье. Кругом вранье. – Я не даю ему времени ответить. – Я проверю твое алиби. И свяжусь с тобой, как только сделаю это.
Поворачиваюсь и направляюсь к выходу, но в тот момент, когда уже тянусь к дверной ручке, его рука оказывается на двери у меня над головой – его большое тело так чертовски близко, что он почти касается меня. Так близко, что я чувствую его запах. И Кейн пахнет той жизнью, которая когда-то была для меня как наркотик, – жизнью, которую я любила, а теперь ненавижу.
– Выпусти меня, – мягко прошу я.
– Ты не будешь задавать вопросов о том мужчине или о той ночи, Лайла. Ты не единственная, кому есть что терять.
Поворачиваюсь к нему лицом, проклиная решение, которое теперь не дает мне прикоснуться к нему.
– Что случилось с тем Кейном, который доверял мне так же, как я доверяла тебе той ночью?
– Я доверяю тебе, Лайла.
– Мне кажется, ты был только рад видеть меня на другом конце страны.
– Потому что я не звонил? – Он склоняется еще ближе. – А хочешь знать, почему я не звонил?