– Итак, насчет этой квартиры, – говорит Рич. – Ты живешь в Калифорнии уже два года. Это место размером с коробку из-под печенья, и это натуральная помойка, Лайла. Пришло время что-то менять.
– Ты прав. Квартирка и вправду крошечная, и это подтверждается тем фактом, что в данный момент ты меня душишь. Мне нужно что-то попросторней, и если б к этому еще и прилагался унитаз, у которого не требуется всякий раз до посинения теребить ручку, чтобы заткнуть в нем воду, это было бы большим плюсом.
– Я рад, что ты согласна.
Он рад, что я согласна? Ладно… Все пошло не так, как планировалось. Рич не понимает, что я ему говорю. Я вижу это по его лицу, и мне нужно заткнуться, пока я не увязла еще глубже.
– Подвинься, Рич. Мне нужно идти.
Тем не менее он преграждает мне путь.
– У меня долгосрочная аренда и унитаз, который не нужно теребить, – продолжает он. – Конечно, это не твой бывший манерный Хэмптон, но это шаг вперед по сравнению с этой дырой. Переезжай ко мне. Отныне я хочу просыпаться и каждое утро смотреть в твои чудесные карие глаза.
Ну вот… За что боролась, на то и напоролась.
– Я разве не говорила, что меня ждет труп? И Мерфи?
Лоб у него мгновенно хмурится.
– Тебя там ждет Мерфи? – Рич подается назад. – Что, черт возьми, происходит?
– Понятия не имею, – отзываюсь я, подходя к стулу в углу спальни и вешая себе на грудь сумку на ремне, которую всегда беру с собой на место преступления.
– Если Мерфи на месте преступления, – говорит он, – то мы берем дело в свои руки.
– Скорее всего, – отвечаю я и, не собираясь продолжать разговор, оставляю все как есть и направляюсь к двери, чтобы побыстрей ускользнуть. Но, к моему разочарованию, Рич опять встает передо мной.
– Переезжай ко мне, – повторяет он, опуская руки мне на плечи. – Я без ума от тебя.
– Я не из тех девушек, которые любят постоянные отношения.
– А как ты называешь то, что у нас с тобой?
– Секс… Дружба… – Я сбиваю его с толку, и, думаю, саму себя тоже. Стоило бы опустить часть касательно дружбы, только вот Рич мне действительно нравится. И, вообще-то, довольно сильно. Разозлившись на себя, добавляю: – Да не знаю я!
– Ты только что описала идеальные отношения, Лайла. Это как раз то, чего все мы хотим. И секс, и дружба в одном флаконе.
Примечание для себя: дружба – это реально плохое слово для мужчин.
– Послушай, Рич… Я хочу сказать, ты просто как такой идеальный калифорнийский чувак, какими их себе обычно представляют – только доски для серфинга не хватает, – обалденный и милый, но…
– Какой-то там пляжный чувак, да еще и милый? Твою ж мать… – Он убирает руки с моих плеч и проводит одной из них по своим длинным вьющимся светлым волосам. – Так вот каким ты меня видишь?
Поднимаю руки:
– Нет. Боже… Нет, конечно. Прости. Видишь? Ни фига я в таких делах не смыслю. – Укрепляю голос, чтобы убедиться, что он понимает, насколько серьезно я настроена. – Ты – всеамериканский крутой герой. Перед тобой мало кто устоит. Ты потрясающий, Рич. Просто охеренно потрясающий. Слишком хорош для меня. Проблема – во мне. У меня есть проблемы. Большие проблемы. Вот почему я не беру на себя никаких обязательств. – Убираю прядь волос с лица. – И не могу сейчас так поступить. Ты знаешь, что я не могу сейчас так поступить.
Челюсть у него напрягается, и он недовольно, неохотно кивает мне.
– Ладно, иди. Выясни, что там у Мерфи.
Я не спорю. Обхожу его и устремляюсь в гостиную, задержавшись в дверях только для того, чтобы сказать:
– Запри дверь, когда будешь уходить. Меня очень любят всякие больные ублюдки.
И направляюсь к входной двери.
– Тогда кто же я, Лайла?
– Исключение! – кричу я в ответ, и Рич и понятия не имеет, насколько правдиво звучит это утверждение.
Благодаря тому, что этот утренний бегун поднимает нас всех с постели ни свет ни заря, я добираюсь из своего района Лос-Фелис до Санта-Моники всего за тридцать минут, что в любое другое время суток было бы неслыханно. Припарковать мой серый «Форд Таурус» на стоянке рядом с пляжем также не составляет труда. Выхожу из машины, вешаю на шею значок ФБР, борюсь с порывом сентябрьского ветра в семьдесят с чем-то градусов [1] и направляюсь по тротуару к пирсу. Пробираясь сквозь все еще спящий вечный карнавал приморского променада, направляюсь прямиком к колесу обозрения, которое наверняка приведет меня к самому концу пирса. Оказывается, растущая толпа вокруг желтой ленты на близлежащем пляже ничуть не хуже справляется с этой задачей.
Подхожу к нескольким полицейским в форме и показываю им свой значок.
– Кто тут главный детектив? – спрашиваю у них.
– Оливер, – отвечает мне один из патрульных.
«Отлично», – думаю я, двигаясь дальше по тротуару. Этот человек ненавидит меня. Успеваю пройти еще футов десять, собираясь уже ступить на песок, как вдруг слышу:
– Специальный агент Лав!
При звуке голоса детектива Оливера морщусь и поворачиваюсь, чтобы увидеть этого сорокалетнего «Серого Лиса», как называют его дамы из полиции, который движется в мою сторону. И да: пожалуй, смотрится он неплохо. Если вам способен понравиться стереотипный, курящий, вечно одетый в мятый костюм честный коп с дурным характером.
– Детектив…
– Надеюсь, сегодня вы получше выполните свою работу и посущественней мне поможете, чем два дня назад?
Ну вот, начинается…
– Это было профессиональное убийство, детектив Оливер, – натянуто говорю я. – Нельзя так вот запросто указать на того, кто его совершил, просто щелкнув пальцами.
– Вы мне вообще ни на что не указали.
– Преступник – это не какой-то там тридцатилетний тип с двумя детьми и собакой, который живет в пригороде. Об этом миллион статей написано. Такие не соответствуют профилям.
– А мне похер все эти статьи, ученая вы наша… И если вы и ваши люди собираетесь ошиваться на моем месте преступления, то лучше вам все-таки соорудить мне хоть какой-нибудь профиль.
Он уже сходит с тротуара, чтобы ступить на песок.
Я раздраженно разворачиваюсь и двигаюсь следом, быстро догоняя его.
– Мои услуги предоставляются добровольно, из профессиональной любезности, а не для того, чтобы вторгаться в ваше личное пространство.
– Забавно, – сухо отзывается Оливер. – Что-то я не припомню, чтобы мне предоставили выбор сегодня утром, когда я отказался от ваших услуг.
Мы добираемся до гавани, где в нескольких футах от другой огороженной лентой зоны собрались различные официальные лица. Один из полицейских машет ему, а он, в свою очередь, машет на группу людей, собравшихся у причала.
– Идите. И на сей раз дайте мне какие-то ответы, – говорит Оливер, прежде чем показать мне спину.
Стиснув зубы, смотрю прямо перед собой и продолжаю идти, проталкиваясь сквозь толпу полицейских, пока не нахожу Джо, рыжеволосого судмедэксперта – на самом-то деле все его так вот попросту и называют, – склонившегося над убитым. Его очки в толстой оправе медленно съезжают на нос.
– Приветик, агент Лав.
– Привет, Джо, – говорю я, но в данный момент мое внимание приковано не к нему, а к мертвому обнаженному мужскому телу на песке. Морская вода омывает его босые ноги, и холодок пробегает у меня по спине, причем вовсе не потому, что я так уж брезглива. Именно в таком виде мы и обнаружили другую жертву всего две ночи назад, а одежду убитого тогда так и не нашли. Я и сейчас этого не ожидаю. Отсутствие одежды на теле или где-нибудь еще, где ее можно было бы отыскать, обычно расценивается большинством работающих на месте преступления как попытка скрыть улики. Но только не мной. Два дня назад интуиция подсказывала мне, что за этим кроется нечто большее, и сейчас это определенно так.
Я подхожу ближе, и Джо переходит к голове мертвеца.
– Пуля между глаз, – говорит он, поднимая на меня взгляд и указывая на чистое отверстие ровно между бровями. – Знакомая картина?
– Слишком уж знакомая, – бормочу я, доставая из сумки пластиковые перчатки, присаживаюсь на корточки на песке и осматриваю останки.
– Чисто вошла, – добавляет Джо. – Идеальная аккуратность, никакого беспорядка, никакой суеты.
– Одежда снята до или после убийства?
– До.
Я не спрашиваю его о причинах такого вывода – он подробно изложит их в своем отчете.
– А в деле двухдневной давности?
– Тоже до убийства, и хотя, конечно, надо еще дождаться анализа брызг крови и окончательного подтверждения, этот случай – повторение предыдущего один в один.
– Только тогда это была женщина, – уточняю я, высматривая какие-либо признаки борьбы, которые он мог не заметить, одновременно борясь со своими волосами, которые следовало бы стянуть на затылке на этом чертовом ветру.
– Но это ведь не исключает серийного убийцу, верно? – спрашивает он, вроде как слишком уж захваченный подобной перспективой.
– Серийные убийцы и профессионалы – это совершенно разные породы, – говорю я. – И мы на данный момент имеем дело всего с двумя жертвами, что не позволяет отнести эти убийства к серийным – по крайней мере, по определению.
– Наемный убийца? Вы думаете, это наемный убийца?
– Да, – просто отвечаю я.
– Да какой же профессиональный киллер снимает одежду со своей жертвы?
– Вот это… – рассеянно отзываюсь я; мой взгляд останавливается на татуировке на руке у мужчины, которая не прикрыта его телом и не замыта песком, и в животе у меня закручивается узел дурного предчувствия. – Можно мне получше рассмотреть эту наколку?
– Конечно, – говорит Джо. – Я тоже хотел на нее глянуть. Выглядит интересно.
Он отводит руку трупа в сторону, и легкость этого движения подтверждает правоту моих предположений: парень еще теплый.
– Я тут подумывал и сам сделать татуировку, – добавляет Джо.
– Время смерти? – спрашиваю я, чтобы вновь сосредоточиться на деле.
– Труп совсем свежий, – отвечает он. – По моим оценкам, часа три ночи – может, три тридцать… – И сразу меняет тему: – Может, Супермена? Девчонки ведутся на Супермена?