– Понято.
– И мне нужно задать один вопрос, на который я жду быстрого и честного ответа. Погибли люди. Может погибнуть еще больше народу. Не слишком ли вы близки ко всему этому, чтобы должным образом выполнять свою работу, агент Лав?
– Нисколько, – твердо говорю я. – Вообще-то я в таком уникальном положении, что могу распознать проблему, которую кто-то другой и не заметил бы.
– А что произойдет, если вы узнаете, что в этом замешан кто-то, кого вы любите?
– Буду по-прежнему выполнять свою работу, – клятвенно заверяю я.
Мерфи молчит. Секунду. Вторую. Третью. Пока наконец не произносит:
– Уж постарайтесь. Оставайтесь на связи. Завтра сообщите мне о подвижках.
Он заканчивает разговор, а его вопрос все прокручивается у меня в голове, царапая душу так, как сегодня не удалось даже Эдди: «Что произойдет, если вы узнаете, что в этом замешан кто-то из тех, кого вы любите?»
И в самом деле – что?
Мои мысли возвращаются к предательству, которое легче всего проглотить. К Эдди – его жажде власти и попыткам пробиться в высшие эшелоны местной элиты… К глупости Александры, учитывая, что фактически он женился на ее деньгах… И, конечно, к давно ходившим слухам о насаждаемой Почером коррупции, как в частном, так и в государственном секторах, которые так и не были доказаны, – но, посмотрев ему в глаза, я поняла, что по крайней мере некоторые истории соответствуют действительности. Теперь, когда он связался с моим отцом, мне очень не нравится то, что это говорит о моем родителе, но политические проступки не приравниваются к убийству. Надеюсь.
А еще есть мой брат. Я злилась на Эндрю тогда, в доме, но едва мы оказались одни, как наш разговор стал легким и простым и все было как в старые добрые времена. Мы оба вновь почувствовали себя самими собой. Его ответы меня полностью удовлетворили. И все же я постоянно возвращаюсь к существованию в его жизни Саманты. Что бы он там ни говорил, она ему не подходит. Но при этом Эндрю думает, что Кейн не подходит мне. А Кейн все-таки подходит мне, причем слишком уж хорошо, и в этом-то вся проблема. Кейн меня ничуть не пугает. Это я сама себя пугаю, когда я с Кейном. Он соединяется с теми частями меня, существование которых мне ненавистно. Он принимает их, и мне самой становится легче принять их. Кейн заставляет меня принять настоящую себя, которую знает только он. Вот почему я не могу быть рядом с ним. Но это возвращает меня к Эндрю. Если он не знает меня – тогда, наверное, и я не знаю его. Мне не нравится эта мысль. Мне не нравится этот назойливый голосок у меня в голове, который говорит, что все плохое еще только начинается.
Мне нужно найти ответы. Мне нужно найти Вудса. У него есть ответы. И кое у кого еще. Кейн может сколько угодно твердить, что он не преемник своего отца, но я кое-что видела. Я кое-что знаю. Это территория Кейна. Он владеет этим городом, как и его отец до него. И однажды я спросила у него, почему при всей преступной натуре его отца Ист-Хэмптон-Виллидж, его дом, оставался таким мирным. Кейн посвятил меня в основные правила своего родителя: не работай там, где живешь. Не убивай там, где кладешь голову на подушку.
В своем стремлении держаться подальше от Кейна я не позволяла себе использовать то, насколько хорошо я его знаю. Кейн не стоит за этим убийством. А значит, Вудс и вправду совершенно случайно выбрал для убийства женщину, которая просто по чистой случайности оказалась служащей Кейна, причем в тот самый вечер, когда я приехала сюда. Или кто-то хочет, чтобы мы с Кейном поверили в это, чтобы держать одного из нас или сразу обоих подальше от их делишек. Если в последнем я права, то все убийства повесят на Вудса. И моя семья либо в этом как-то замешана, либо ее использовали, чтобы все это подстроить.
Мне нужно поговорить с Кейном и убедить его рассказать мне то, что он знает, и мне нужно сделать это прямо сейчас. А значит, надо как-то убедить его, что наши секреты приравниваются к его неприкосновенности. Не оставляя себе времени для раздумий, набираю Кейна. И, конечно же, на сей раз он не берет трубку, едва заслышав звонок. Жду три томительных гудка, которые кажутся тремя сотнями, прежде чем он отвечает:
– Привет, агент Лав…
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Я слушаю.
– Не по телефону.
– Где?
– В Бухте, – говорю я, называя место, которое мы оба хорошо знаем, и вовсе не потому, что оно символизирует удовольствие.
Кейн секунду молчит, затем еще две.
– Когда?
– Прямо сейчас.
– Буду, – говорит он, и, получив его подтверждение, я вешаю трубку.
Глава 16
Если требуется получить ответы от такого мужчины, как Кейн Мендес, то умная девушка позовет его туда, где, как она знает, в итоге не окажется голой, вместе с одеждой потеряв и голову. Но туда, где все по-прежнему говорит ему, что они с ним связаны. Что ничего ему не грозит. Для меня это место – Бухта.
На первый взгляд Бухта, расположенная в добрых двадцати минутах езды от города, кажется скрытым сокровищем, о котором мало кто на Лонг-Айленде знает, и одним из красивейших мест, которые я когда-либо видела. Вода голубей голубого, а волны разбиваются в солоновато-белое совершенство, словно ангельские крылья, плавающие в море. И ранним утром не меньше дюжины чаек танцуют над этими ангельскими крыльями, вылавливая себе рыбу на завтрак. Это тихое убежище, в котором можно укрыться от действительности, что мне частенько и требовалось. Она кажется даже романтичной. Идеальным местом для влюбленных. Бухта – это грандиозный фасад, скрывающий все остальное, и, наверное, именно поэтому я ее так сильно люблю. Теперь она совсем не то, чем кажется, – так же как и я не та, кем кажусь.
Однако после наступления темноты, как сейчас, Бухта становится совсем другим местом. Даже в такую ночь, как сегодня, когда ярко светят звезды, а полная луна еще ярче, грунтовая дорога длиной в милю, ведущая к воде, окутана тенями. Крутые склоны с обеих сторон усеяны камнями, населенными бог знает какой живностью. Когда скрываются звезды и луна, здесь пугающе пустынно и так темно, как может быть только в аду – если только существует ад без вечно пылающего огня. О таких вот ночах я некогда и мечтала здесь. Ночах, которые заставили бы меня встретиться лицом к лицу со своими страхами. Ночами, которые уверили бы меня, что никто в здравом уме не осмелится прийти сюда. Так что если б я с кем-нибудь столкнулась здесь, то, скорей всего, первым делом потянулась бы к пистолету. Когда оказываешься здесь в одиночку, это реально вштыривает. Как наркотик, на который конкретно подсаживаешься. Да, в этом есть что-то нездоровое, но никто, даже Кейн, и не подумает осуждать меня. Это не место для влюбленных. В смысле, если ты с мужчиной, который выносит тебе мозг, то по-любому захочется, чтобы у тебя под рукой был пистолет. А заодно и заднее сиденье машины, на которое можно просто завалиться, а не скатиться вместе с ним со скалистого утеса.
Впрочем, я не из тех, кто слишком уж часто оказывается на заднем сиденье – во всех смыслах этого слова. Кейн тоже.
Посматриваю в зеркало заднего вида – нет ли там его машины – и просто ненавижу себя за то, как бешено колотится мое чертово сердце. Говорю себе: это из-за того, что Кейн может сказать мне сегодня, а не из-за него самого. Но если я честна сама с собой, то это не настоящая причина. Конечно, мне нравится думать, что я честна сама с собой, хотя все просто: я долбанутая на всю голову и решила такой и оставаться. Мне это не мешает. Моей работе это тоже не мешает. В продолжение этой темы долбанутости: сердце у меня колотится вовсе не из-за того, что Кейн может мне сказать. Это потому, что я вот-вот опять увижу его. Он сулит мне одни неприятности – хотя, как хорошо знает любой преступник, которого я когда-либо арестовывала, нечто сулящее крупные неприятности обычно и оказывается наиболее соблазнительным.
Выезжаю из темного тоннеля дороги и перефокусируюсь на здесь и сейчас. В поле зрения появляется береговая линия, чернильный силуэт скал и валунов, а машина Кейна уже припаркована на небольшом гравийном пятачке, где дорога и заканчивается. Биение сердца ускоряется, но я не подвергаю сомнению свое решение попросить Кейна приехать сюда, как бы его присутствие ни выбивало меня из колеи. Действуя методом тыка и избегая человека, который знает эти края как никто другой, мне никогда не раскрыть эти убийства. И никак не предотвратить осуждение ни в чем не повинного человека, которым, как я подозреваю, является Вудс. Или его гибель в конечном итоге. Мне во что бы то ни стало нужно раскрыть эти убийства и спасти Вудса. И свою семью. Да, пожалуй, мне придется спасать и свою семью, и это стоит хотя бы небольшой сделки с самим дьяволом – а иными словами, с Кейном.
Подхожу к его машине с тонированными стеклами, за которыми нет ни света, ни намека на движение. Где бы он сейчас ни находился, в машине его нет, но по-любому Кейн знает, что я уже здесь. Никто не может попасть сюда незамеченным. То, что надо для полной приватности. Даже сотовая связь работает здесь через пень-колоду, так что это просто идеальное место для разговоров с глазу на глаз. Или какой-нибудь незаконной деятельности. Или даже убийства. Да, это хорошее место для убийства. Такого убийства, которое никогда не будет обнаружено. Впрочем, человек, за которым я охочусь, будь то серийный убийца или наемный киллер, хочет, чтобы его жертвы были найдены. Но он, или она, оставляет место преступления стерильно чистым, что говорит о намерении сохранить свою полную анонимность. Этот убийца никогда не признается в содеянном. Если ситуация накалится, он или она исчезнет столь же бесследно, как исчезло бы под водой тело в этой самой бухте. Если, конечно, это тело было должным образом подготовлено. Кстати, вот вам и причина, по которой у меня нет друзей и подруг. Подобные рассуждения не способствуют хорошему разговору за ужином, и в итоге мне просто не о чем больше говорить.
Заглушив мотор, высматриваю Кейна и нахожу его именно там, где и предполагала. На нашем обычном месте, в добрых двадцати футах от меня – на вершине одного из двух примыкающих друг к другу гигантских валунов, которые мы давно облюбовали. Он стоит лицом к воде, возвышаясь над крутым склоном, спиной ко мне, его длинный черный плащ развевается на ветру. Словно какой-то темный рыцарь, мать его так… «Именно что темный, – думаю я. – Темный и опасный».