«Я – это не мой отец». Сколько раз Кейн говорил мне эти слова? И всякий раз он прав. Кейн не такой, как его отец. Он умней, утонченней. Более разносторонний. Он – это не его отец. Он – нечто такое, чему я не могу дать определения, хотя уверена, что это «нечто» гораздо более смертоносно, чем то, в чем хочет убедить меня Кейн. Или в чем я сама себя убедила.
Распахнув дверцу, хватаю пальто, а затем выбираюсь из машины, чтобы влезть в него. Ветер треплет мне волосы, ледяными пальцами хватает за шею. Пытаясь предупредить о том, что меня ждет? Возможно, но я почти уверена, что Кейн способен заставить меня зябко поежиться лишь от каких-нибудь новостей, которые могут мне не понравиться. Хотя не позволяю себе думать о том, насколько жарким бывает каждое мгновение с Кейном или как легко это может обернуться против меня. Этого не произойдет. У меня всё под контролем. Утвердившись в этой мысли, захлопываю дверцу и иду, практически бесшумно ступая по мягкой земле. Тяжесть пистолета на лодыжке напоминает мне, что у меня есть друг, готовый помочь с любой проблемой. Хотя не то чтобы сейчас мне так уж требовался этот друг. Может, Кейн и сулит мне неприятности, но все же не такого рода.
Он не оборачивается, чтобы посмотреть на меня, хотя, несомненно, знает, что я здесь. И наверняка осознает тот момент, когда, пробравшись сквозь скопление острых камней, я оказываюсь совсем рядом. Самое время повернуть назад, но я даже не рассматриваю такую возможность. Я уже здесь. Я выполняю задуманное. Я готова. И это то место, в котором мы говорили друг другу то, чего никогда не сказали бы где-нибудь еще. Каким бы грязным, темным или откровенно убийственным это ни было.
Добравшись до некоего подобия лестницы, выложенной из камней, я начинаю подниматься наверх, и Кейн, как умный человек, не оборачивается и не предлагает мне помощь. Этот человек действительно понимает меня. Он знает, что это лишь меня разозлит. Я способна сама себе помочь, и любой, кто встанет у меня на пути, получит по роже. Или по яйцам, смотря по обстоятельствам. Наконец оказываюсь на вершине второго валуна, намеренно оставив между нами добрых несколько футов. Не поворачиваюсь к Кейну, а он не поворачивается ко мне. Смотрю на чернильно-черную воду, простирающуюся перед нами, волны неистово, почти злобно разбиваются о скалы внизу, холодный соленый воздух касается моих губ.
– О чем говорят в Бухте… – произносит Кейн.
– Остается в Бухте [11], – заканчиваю я. Мы поворачиваемся лицом друг к другу, и в этот момент лунный свет освещает не только его лицо и глаза – в мгновение ока каждый поцелуй, каждое прикосновение и каждое слово, которое мы когда-либо произнесли, все и хорошее, и плохое между нами словно оказываются в луче прожектора. Включая ту ночь. И наш секрет.
– Мы исповедовались здесь в своих грехах.
– Так мы здесь для этого? Чтобы исповедаться в своих грехах?
– Мы здесь, потому что это место напоминает нам обоим, что у нас есть общий секрет, который может уничтожить нас обоих, а вместе с нами и мою семью.
– Вынужденная верность – это не то, чего мне всегда хотелось от тебя. Ни тогда, ни сейчас.
– Ты не вынуждал меня хранить верность, Кейн. Ты доверял мне. Я сама предпочла заслужить это доверие. И это произошло задолго до той ночи. Это место, где ты сказал мне…
– Каким ублюдком был мой отец, – быстро произносит он, как будто оказался в одном и том же воспоминании одновременно со мной.
– Да.
– И обо всем, что он сделал, – добавляет Кейн.
– Да, – соглашаюсь я. – И обо всем том, что ты сам никогда не сделаешь, по твоим словам.
Велю себе не спрашивать, но то, как этот человек не дает мне покоя, то, насколько мы с ним связаны, сбивает меня с курса, и я осмеливаюсь сделать именно это.
– Ну а ты? – спрашиваю я. – Все-таки делал все это?
– Я не святой, но я все равно не мой отец.
– Тебе нужен новый ответ на этот вопрос. Старый уже истерся до дыр, а это не в твоем стиле. Вообще-то ты уже делал некоторые из этих вещей.
– Я делаю только то, что меня вынуждают делать, и только то, что абсолютно необходимо.
– Ты не думаешь, что твой отец поначалу тоже так себя убеждал?
– Нет, – мгновенно отвечает Кейн. – Он принял это с самого начала. Он наслаждался этим. А я – нет.
– Но ты все равно это делаешь.
– Лайла…
– Не надо. – Я поднимаю руку. – Я больше не с тобой. Не мое дело спрашивать, насколько ты вовлечен или не вовлечен в эту часть мира твоего отца и почему. И я даже не собиралась затрагивать эту тему.
– А какую же собиралась?
– Касающуюся исключительно твоего отца. Все дело в нем.
– Мы здесь сегодня вечером из-за моего покойного отца?
– Да, поскольку он влияет на то, кем ты являешься сейчас.
– Я же говорил тебе…
– Ты – это не он… Угу. Я знаю. Ты постоянно мне это говоришь. Я все это вот к чему: у него были правила, и я знаю, что какой бы ни была твоя роль в твоей новой империи или в его старой, ты уважаешь эти правила. Твой дом – это святое, а значит, и весь этот город. Я знаю, что ты не убивал ту женщину вчера вечером и не приказывал ее убить. Так кто это сделал?
– Судя по всему, Кевин Вудс. Или нас заставляют в это поверить.
– Откуда ты знаешь про Вудса?
Кейн лишь выгибает бровь, и я пропускаю этот вопрос.
– Ну да, – говорю я. – Твоя территория. Что ты о нем знаешь?
– В Вудсе очень мало того, что могло бы заинтересовать меня или кого-нибудь еще. У него даже нет живых родственников. Некому бороться за него. Никого не волнует, если он умрет или окажется в камере смертников.
– Идеальный козел отпущения, – добавляю я. – Что возвращает меня к тому, о чем я думала, когда позвонила тебе. Мы с тобой связаны. Какова вероятность того…
– Что убийство моей служащей ровно в тот вечер, когда ты появилась в городе, является простым совпадением? Практически нулевая.
– Это было прикрытие. Ширма. То, что, как кто-то думал, я обнаружу, когда приеду сюда.
Мои мысли возвращаются к татуировке – к тому, как он сразу заткнул меня, стоило мне о ней спросить – и к той ночи.
– Что здесь на самом деле происходит, Кейн?
– Я не знаю. Но уверяю тебя: я узнаю, и скоро.
Неотрывно смотрю на него, думая о том, как он разозлился на меня тогда в своем офисе. Думаю о Младшем и о том, кто же может испытывать желание спровадить меня из города. Я исключила Кейна из списка подозреваемых в отношении Младшего, основываясь на том, что все эти втихаря подброшенные записки просто не соответствуют тому, что я о нем знаю; но стоило ли?
– Я предполагаю, что убийство произошло именно в тот момент, чтобы помешать мне предотвратить его и не дать этой женщине раскрыть то, что кто-то не хотел раскрывать.
– Тоже так предполагаю.
– Или, – продолжаю я, – это была угроза. Никто не говорил тебе, что я следующая, Кейн?
– Никто не был бы настолько глуп, Лайла.
– Я – это единственная карта, которую ты открыл. Ты должен это учитывать. – И уже не в первый раз я задаюсь вопросом, не он ли стал причиной событий той ночи. Может, меня просто использовали против него? – Ты дал всем понять, что я тебе далеко не безразлична.
– Никто не был бы настолько глуп, – повторяет он.
– Еще раз, Кейн, – говорю я, потому что просто не могу оставить попытки. – Что тут вообще происходит?
– Еще раз, – повторяет он. – Я пока не знаю.
– Не погибали ли и другие близкие к тебе люди или кто-либо из твоих служащих?
– Да, я знаю о других убийствах. Они не имеют ко мне никакого отношения. Можешь сама посмотреть. И ничего не найдешь.
«Но все-таки имеют, – думаю я, – так же как и ко мне». Эта связь – татуировка, но я этого не говорю. Только не после того, как Кейн набросился на меня в своем кабинете, стоило мне про нее упомянуть. Он что-то скрывает и не хочет, чтобы я это нашла, и я не даю ему шанса окончательно похоронить эту тему.
– Не буду спрашивать, откуда ты знаешь об этих убийствах… Это были заказные убийства, не так ли?
– Да.
– Если кто-то могущественный вроде тебя захотел бы нанять убийцу, к кому бы он обратился?
– Я не нанимаю людей вне своего круга.
– А к кому обратился бы кто-то другой?
– К кому-то вроде моего отца.
– Но не к тебе.
– Я не выполняю грязную работу за других людей, в отличие от него.
– А кого бы он использовал?
– Своих собственных людей.
– Черт возьми, Кейн… Почему из тебя надо все клещами вытягивать? А если б он вышел за пределы своего круга?
– Есть десятки людей, готовых совершить убийство за сходную сумму.
– Но сколько из них достаточно хороши в своем деле, чтобы он их нанял?
«Чтобы ты их нанял», – добавляю я про себя, зная, что он по-прежнему в том мире.
– Очень немногие.
– Сколько из этих «очень немногих» убивают так, как была убита твоя служащая вчера вечером? – спрашиваю я, предполагая, что на данный момент Кейн тоже знает все эти подробности.
– Есть множество наемных убийц, которые учитывают пожелания клиента. И только один из них пускает пулю между глаз в качестве своего личного автографа.
– Мне нужно имя этого убийцы. Того, который оставляет такой автограф.
– Все, что ты сделаешь, – это вынудишь его залечь на дно. Нельзя просто позвонить этому человеку или как-то разыскать его. Он сам найдет тебя после того, как твой запрос пройдет по соответствующим каналам.
– Мне нужно имя.
– Ты просто вынудишь его залечь на дно! – повышает он голос. – Позволь уж мне со всем этим разобраться. И клянусь богом, Лайла: если ты начнешь копаться в таких делах, то я привяжу тебя к кровати и буду держать там, пока все не закончится!
– Позволь мне быть с тобой откровенным, Кейн Мендес… Может, это и Бухта, а у нас есть общее прошлое и тайна, но я все еще агент ФБР со значком. И пистолетом, которым я воспользуюсь прежде, чем ты затащишь меня в эту постель. И на случай, если ты думаешь: «Она трахалась со мной десять миллионов раз – она не убьет меня», то ты прав – я этого не сделаю. Но кровь я тебе все-таки пущу. Это