Подхожу к прилавку и неловко улыбаюсь.
– Я нервничаю, – говорю я, хотя никогда в жизни ни дня не нервничала. – Что касается татуировок, то тут я полная девственница.
– Шутите? – отзывается она, причмокивая жвачкой.
– Хотя я готова кинуться в этот омут с головой. Побыть бунтаркой. Что-то в этом роде.
– Да уж, сразу видать… Хотя у нас на три месяца вперед все расписано.
– О… Ну ладно, это нормально. Говорят, что лучшего всегда приходится ждать и все такое, но я просто хочу найти подходящего исполнителя. Я слышала про какого-парня по имени Мэл, который реально мастер в своем деле.
– Мэл! – орет девица так громко, что я съеживаюсь. – Мэл!
– Господи, – отзывается высокий мужчина лет сорока со светлыми дредами, появляясь рядом с ней. – Мэла здесь нет. Как ты могла проторчать здесь весь день и не знать этого?
– Прости, Реджи.
– О, – говорю я. – Так это вы Реджи?
– Да, милая. Чем могу помочь?
– Я слышала, Мэл делает потрясающие татуировки Девы Марии. У него есть образцы, которые вы могли бы мне показать?
– Любая татуировка, которую он набил, продублирована на одной из этих страниц на стене. Его кресло в самом конце. Милости прошу глянуть на его работы. – Он жестом приглашает меня за стойку, и я, не теряя времени, обхожу ее и направляюсь в указанный угол. Начинаю просматривать пришпиленные там листы, но Деву Марию нигде не нахожу.
– Можете еще посмотреть вот здесь, – говорит Реджи, подходя ко мне и шлепая на столик толстый скоросшиватель.
Он уходит, а я начинаю просматривать образцы. Долистав до середины, поднимаю взгляд и вдруг вижу какого-то старика с длинными седыми косами и загорелым лицом, который стоит у дальней стены и пристально смотрит на меня.
– Почему именно Дева Мария? – спрашивает он.
– Это кое-что значит для меня.
– И что же значит?
– А это важно?
– Она проливает за вас кровь, когда никто другой этого не делает? – Старик ухмыляется, а затем отворачивается и исчезает в коридоре.
Адреналин так и захлестывает меня – я быстро встаю и откладываю скоросшиватель, чтобы последовать за ним по коридору. Сворачиваю за угол как раз в тот момент, чтобы увидеть, как открывается и закрывается дверь в переулок. Кидаюсь туда, но когда толкаю дверь, ее заклинивает, как будто ее придерживают с другой стороны.
– Вот черт! – восклицаю я, бросаясь обратно в салон. – Кто был тот мужчина?
– Какой? – спрашивает Реджи, отрываясь от татуировки, которую делает.
– Старик с косичками, – говорю я.
– Не видел его.
– Кто-нибудь его знает? – спрашиваю я.
Все бросают на меня непонимающие взгляды. Я выбегаю через главную дверь и сразу сворачиваю направо на узенькую дорожку, ведущую к задней части здания, к переулку на задах. Перед тем как опять свернуть за угол, останавливаюсь, вынимаю пистолет из кобуры на лодыжке и засовываю его в карман пальто, после чего осторожно оглядываю переулок. Мой путь теперь освещен единственным уличным фонарем и вымощен неровными камнями, слева – мусорный контейнер.
Продвигаюсь вперед, опасливо минуя сначала один мусорный контейнер, потом другой, как вдруг из-за него выходит тот старик.
– Не меня ищете?
Моя рука сжимает пистолет.
– Вас. Что вы знаете об этой татуировке?
– Это кровавая татуировка. Она кровоточит, потому что ты сам скоро истечешь кровью.
– Что это значит?
– Она кровоточит, потому что они опасны.
– Кто?
– Люди, на которых они работают.
– Какие еще люди?
– Езжай-ка домой, пока не истекла кровью. Пока не истекла кровью твоя семья.
Старик поворачивается и начинает убегать. Я бросаюсь за ним, но мы оба резко останавливаемся, когда на проезжей части прямо перед нами с визгом тормозит черный седан. В мгновение ока с пассажирской стороны его выскакивают двое мужчин в лыжных масках с прорезями для глаз и во всем черном. Оба направляют на меня пистолеты.
– Давайте-ка в машину, – ворчит один из них старику, который делает, что ему велено, в то время как моя рука по-прежнему крепко сжимает пистолет, а в голове проносится мысль: «Такая возможность больше никогда не представится…» Двое мужчин в масках пятятся и садятся в машину, которая трогается с места еще до того, как захлопывается задняя дверца. Я мчусь за ней, полная решимости рассмотреть номер, и сворачиваю за угол как раз в тот момент, чтобы увидеть, как она уносится прочь, но на бампере нет номерного знака.
Слова старика все прокручиваются у меня в голове: «Это кровавая татуировка. Она кровоточит, потому что ты сам скоро истечешь кровью».
Глава 22
После исчезновения старика я еще долго брожу по улицам – перемещаюсь от заведения к заведению, задаю вопросы, пытаюсь выяснить, кто он такой, и на каждом шагу натыкаюсь на огромный, колоссальный ноль. К тому времени, когда признаю свое временное поражение и ловлю такси, пора отправляться в аэропорт. Как раз собираюсь сесть в машину, когда звонит мой сотовый, и, глянув на экран, я понимаю, что это Александра.
– Мне нужна минутка, – говорю я водителю, который лишь хмурится в ответ. – Эй, – добавляю я. – Обещаю огромные чаевые. Я сто´ю того, чтобы подождать. Или могу отдать их кому-нибудь другому. Так как?
– Ладно, подожду.
Киваю и закрываю дверцу, прислоняюсь к машине и нажимаю кнопку ответа.
– Да, Александра, – произношу я.
– Я бы позвонила раньше, но сегодня я была в суде.
– Вот почему я обычно перезваниваю по дороге в суд, – говорю я.
– Я готовилась к процессу. Нам обязательно все это сейчас выяснять?
– Да, – говорю я. – Обязательно. Почему Вудс позвонил именно тебе?
– Наверняка по чистой случайности. Скорее всего, он выбрал единственную женщину в офисе окружного прокурора. Это очень странно и, честно говоря, немного пугает.
У этой женщины в постели Эдди, и ее что-то пугает?
– И ты считаешь это сообщение признанием?
– Я сказала Эдди, что для вынесения обвинения мне требуется нечто большее, – говорит Александра, в значительной степени избегая заданного вопроса, прежде чем добавить: – Кстати, он здесь. Не хочешь с ним поговорить?
Я вздрагиваю, представив себе их обоих в голом виде.
– Нет, – отвечаю, чувствуя, что этот разговор – такая же подстава, как и все остальное. – Я позвоню тебе, если мне понадобится что-нибудь еще.
– И это всё? – вопрошает Александра. – Никаких вопросов об Эдди? Никакого разговора о нас?
– Нет. Ничего такого.
– Ничего такого… – повторяет она.
– Того раза вполне хватило.
– Ладно… Ладно тогда. Раз уж ничего такого… – Александра вешает трубку, и в данный момент короткие гудки звучат музыкой для моих ушей.
Забираюсь в такси и сообщаю водителю информацию об аэродроме, прежде чем опуститься на сиденье. Мы долго лавируем в совершенно адских пробках, и к тому времени, когда наконец выезжаем на шоссе, затишье после бури безумного дня позволяет моей утренней встрече с Кейном и той проклятой прогулке по закоулкам памяти наконец уложиться в голове. Это наконец случилось. Мы поговорили о той ночи. Я пока что не уверена, хорошо это или плохо. Это я решу позже. Или вообще никогда.
Оказавшись в аэропорту, я сразу же сталкиваюсь с проблемой из-за моего табельного оружия, и поскольку с таксистом это сработало, то, чтобы ускорить процесс, бросаю на решение этой проблемы деньги, а не понты. Я полагала, что в моем настроении это спокойней для всех, но выясняется, что я ошибалась. Я не сильна в том, чтобы швыряться деньгами в людей, поэтому все идет наперекосяк, и спасают положение как раз мой значок и прилагающиеся к нему понты. Наконец я добираюсь до своего личного на данный момент вертолета и устраиваюсь в удобном кожаном кресле, стоящем каждого цента, который я заплатила за него и за уединение. Я опять злюсь на Кейна. «Я не убивал его, – сказал он. – Сама ведь знаешь, что тогда произошло».
– Да, козел, – шепчу я. – Я знаю, что сделала, а еще знаю, что сделал ты!
Дверца пассажирского салона закрывается. Я делаю глубокий вдох, и любой, кто говорит, будто это успокаивает, несет полную чушь, так бы я им и сказала. Откидываю голову на высокую спинку кресла, приказывая себе закрыть глаза, но мой разум лихорадочно работает, адреналин все еще так и пульсирует во мне. Александра… Кейн… Старик… Татуировка… Если б я была оптимисткой, которой не являюсь, то подумала бы, что этот старик предостерегал меня, даже помогал мне, но это больше похоже на продолжение истории с Младшим. На очередную попытку выбить меня из равновесия. Это проблема, о которой я могу поговорить лишь с одним человеком, и этот человек – Кейн, которого я могу просто придушить, если он скажет мне «я не знаю» еще раз.
Двигатель вертолета с ревом оживает; я хватаю свое пальто с соседнего кресла и накрываюсь им. Это был чертовски длинный день, и прямо сейчас я не чувствую себя Лайлой, черт возьми, Лав. Я чувствую себя просто Лайлой. Самой обычной Лайлой. А это та личность, которую я не люблю показывать остальным. Она слабая. Она что-то чувствует, а когда она что-то чувствует, она не крутая. Крутые остаются в живых и не оказываются под двухсотфунтовым мужчиной на пустынном пляже. «Черт бы все это побрал…» Я слишком устала. В этом-то вся и проблема. Я совершенно вымотана, как морально, так и физически. Как только я высплюсь, мне станет лучше. А с Кейном я разберусь завтра, когда выясню, какие точки соприкосновения Тик-Так обнаружил между ним, Почером и Романо. Мне просто нужно… поспать… «Поспи, Лайла… Вздремни».
Двигатель продолжает реветь, и я сосредотачиваюсь на нем, ощущая, как вертолет взмывает в воздух. Начинаю уже задремывать, но мой разум не перестает работать, а смутные образы обретают форму. Чувствуя себя пленницей места, куда я не хочу отправляться, пытаюсь вытащить себя из этого тумана, но я слишком далеко зашла, слишком уж устала. Как будто меня опять чем-то одурманили, и это ощущение полностью отбрасывает меня в прошлое – к той ночи и тому моменту, когда я выходила из бара…