Встаю, прижимая ладонь ко лбу.
– Зря я поперлась туда вчера вечером, и все-таки почти уже собралась вернуться туда опять… Теперь уже нельзя. Только не после вчерашнего – только не после того, что отмочил Кейн…
Допрыгалась – теперь я еще и разговариваю сама с собой.
Мои руки опускаются на стол, и внутри у меня назревает буря, которую я не сдерживаю. Я встречаю ее с распростертыми объятиями. Этот человек усыпил меня. А потом вторгся в мое личное пространство, украл эти записки, изучил мои улики и, что хуже всего, оставил меня с Куджо, как будто я и вправду могла воспользоваться им в своем одурманенном состоянии. Если кто-то и должен знать, что это значит для меня, так это Кейн. Именно поэтому я даже не рассматривала его как угрозу вчера вечером. Поскольку та ночь связывает нас вместе и заставляет меня доверять ему. По крайней мере, это мое оправдание того, что я доверяла ему. Но теперь уже всё.
Подумываю посмотреть записи с камер, но наблюдать, как Кейн относит меня в постель, а затем обыскивает мой дом, сейчас не слишком-то хорошо ни для него, ни для меня. Вместо этого я закрываю свой «Макбук», засовываю его в свою рабочую сумку и застегиваю молнию. Теперь и она у меня на плече, и, уже направляясь к двери, я останавливаюсь, чтобы глянуть на доски слева от меня, на слова ДЕВУШКА-УБИЙСТВО, написанные большими жирными буквами. Кейн не знает об этом прозвище, но он наверняка понял, что это я. Он знает Девушку-убийство. Она существовала задолго до той ночи, когда я двенадцать раз ударила человека ножом. Она та, кому слишком комфортно с мертвыми телами. Она та, кто понимает его. Но вот чего он сам не понимает, так это что значит для меня значок или на что я готова пойти ради этого значка. Откуда ему это знать? Кейн верит, что та ночь и секрет, который она создала, исключили этот значок из нашего уравнения. Я должна найти способ добавить его обратно.
Выхожу из кабинета и не останавливаюсь, пока не оказываюсь у двери в гараж на кухне, где обнаруживаю, что Кейн оставил сигнализацию включенной.
– Ну разве не джентльмен? – саркастически бормочу я, учитывая, что он оставил меня здесь, обдолбанную неизвестно чем.
Вскоре я уже за рулем своей самой обычной белой прокатной машины, которая, я совершенно уверена, оскорбит половину населения этого города, но мне она нравится хотя бы потому, что напоминает о двух вещах: я здесь больше не своя и я здесь не останусь. А еще она выделяется среди «Мерседесов» и «БМВ» и сообщает людям о моем приближении, что не совсем хорошо. Хотя, с другой стороны, по крайней мере сегодня, Кейн ждет меня, и я уже решила, что не стоит его разочаровывать. И его офис – самое подходящее место для официального визита агента Лайлы Лав.
В тот момент, когда я выезжаю на дорогу, на меня накатывает еще одно воспоминание. Пляж, соль на губах… Песок за спиной… Включаю радио на полную громкость. Песня мне незнакома, но как только слышу слова «Я ненавижу тебя, я люблю тебя, я не хочу, но просто не могу поставить кого-то выше тебя», выключаю его ко всем чертям. Я не слушаю музыку, когда работаю. Тексты песен рассказывают истории, которые отвлекают меня от тех, что мне рассказывают мертвые тела, – от историй о том, как умерли эти люди и кто их убил. Тот, в кого я раз за разом вонзала нож, определенно мог бы многое рассказать обо мне. Я бы могла с уверенностью сказать, что человеком, который нанес двенадцать ударов ножом, двигали ярость и страсть. И что человек этот должен был потом испытывать угрызения совести, в то время как я их не испытывала и не испытываю. Я бы предположила, что он не станет убивать снова, но, зная себя, я далеко в этом не уверена.
И если все пойдет как планировалось, это будет называться «моя работа», а не «убийство», хотя в моем мире ничего не идет как планировалось.
Заезжая на парковку перед офисом Кейна, я не утруждаю себя поисками его шикарного спортивного «Мерседеса», поскольку знаю, что тот наверняка стоит в частном гараже под за`мком, которым только и можно назвать это здание. К счастью, в кои-то веки в этом городе я нахожу свободное местечко неподалеку от входа и открываю дверцу. Сразу же выхожу из машины, хватаю свою рабочую сумку с «Макбуком» внутри и забрасываю ее в багажник, чтобы не остаться и без материалов в компе. Моя сумочка отправляется туда же, после чего я прикрепляю к поясу свой фэбээровский значок.
Закрыв багажник, быстро иду к главному входу замка, игнорируя два боковых строения, потому что Кейн Мендес всегда находится в самой сердцевине «Мендес энтерпрайзис» – и, как он почти признался вчера вечером, одноименного преступного картеля. Пройдя по деревянному мосту над рукотворным рвом, вхожу в здание и, не обращая внимания на смазливую брюнетку за треугольной каменной стойкой, направляюсь к лестнице.
– Простите! – зовет она, но я игнорирую ее. Кейн знает о моем приезде. У него есть люди, которые следят за мной и за этим зданием. Он уже в курсе, что я здесь. Мне не нужно, чтобы его «милашка» там, внизу, объявила о моем появлении еще раз. Успеваю подняться по лестнице еще до ее четвертого «простите», которое теперь звучит немного громче, как будто предыдущие три раза я ее просто не слышала. Сворачиваю в коридор и направляюсь к столу перед кабинетом Кейна, за которым сидит Табита. Оригинальностью она не блещет – это все та же обесцвеченная блондинка с гигантскими фальшивыми сиськами, выпирающими из шелковой блузки, множество пуговиц на которой расстегнуто, как у уличной шлюхи.
Я молча прохожу мимо нее и уже оказываюсь перед двойными дверями кабинета, когда она говорит:
– Где Лайла Лав, там жди скандала.
– Нет, – отзываюсь я, не глядя на нее. – Где я, там жди трупа. – Бросаю на нее взгляд через плечо. – Советую это помнить.
И с этим заявлением, которое вообще-то не преследовало никакой цели, кроме как поднять мне настроение, открываю дверь кабинета.
Глава 5
Я вхожу в кабинет Кейна как раз вовремя, чтобы услышать, как он говорит в селектор: «Она здесь», после чего отпускает кнопку.
С преувеличенной театральностью, которую я приберегаю для тех моментов, когда нахожусь в подобном боевом настроении или просто хочу погромче объявить о своем присутствии, захлопываю дверь своей собственной задницей, но не задерживаюсь возле нее в ожидании, пока пущу корни, а сразу бросаюсь к Кейну – к его столу Короля Мендеса, который он не может использовать в качестве укрытия. Едва только успеваю обогнуть это деревянное чудовище, как Кейн уже стоит, возвышаясь надо мной, – в темно-сером костюме, пурпурной рубашке в черную полоску и черно-сером галстуке. Это броско, дорого и идет ему, когда не пошло бы и девяти из десятка других людей. Тогда как я сама обычно стараюсь держаться в тени – если не считать драмы с дверью, конечно, – и предпочитаю свою черную невзрачную внешность, вся его персона так и кричит: «Смотрите на меня, добрые люди!» За чем скрывается недвусмысленное послание: «Ну разве такому человеку есть что скрывать?» – ложь, которую Кейн скармливает всему остальному миру, а после того, как он усыпил меня какой-то дрянью, чтобы я не узнала, что произошло вчера вечером, то явно и мне.
Мы безмолвно стоим так секунд десять, прежде чем Кейн произносит: «Лайла…», и тот факт, что он произносит это как приглашение к сексу, – это все, что мне нужно, чтобы сорваться.
Я шлепаю его по физиономии, потому что врезать ему кулаком в челюсть – это значит причинить больше боли себе, чем ему. А еще это позор для мужчины – получить пощечину; вот почему один боец UFC, которого я частенько вижу по телевизору, поступает так со своими противниками. А Кейн сейчас для меня – такой же противник. Голова у него даже отдергивается от силы удара, а ладонь у меня начинает жечь.
– Ну что ж, красавица, – произносит он, устремляя на меня взгляд своих карих глаз. – Я знаю, что ты любишь пожестче, но время ли сейчас? У нас обоих есть вопросы, на которые мы хотим получить ответы.
Я снова даю ему пощечину, и он ловит меня за запястье, прежде чем я успеваю отдернуть руку. Пытаюсь ударить его свободной рукой, и он тоже перехватывает ее, на сей раз до контакта.
– Три раза – это уже перебор.
Мой взгляд скользит по отпечатку моей руки на его правой щеке, который зеркально отражает отпечаток на левой, после чего смотрю ему прямо в глаза и говорю:
– Двух раз мне вполне хватило.
– Почему ты не сказала мне, что тебя кто-то преследует? – негромко и зловеще вопрошает Кейн. Гнев его скрыт под поверхностью, в то время как мой – вишенка на торте каждой лжи, которую он мне скормил. – Потому что мы оба знаем, с чем имеем дело.
– Отпусти меня, Кейн, – выдавливаю я, и голос у меня дрожит от нетерпения. Хотя нет. Скорее от желания врезать ему еще разок.
– После того, как ты расскажешь мне о своем преследователе и этих записках.
– Отпусти меня, Кейн, – медленно повторяю я, – или моим следующим шагом будет удар коленом по твоим фамильным драгоценностям. И я обещаю тебе – это будет достаточно сильно, чтобы ни у тебя, ни у меня больше не возникало стремления перепихнуться.
Крепко сжимаю зубы, но он не отпускает меня.
– Ты усыпил меня, – напоминаю я ему, – а затем обыскал мой дом, прежде чем оставить меня с ружьем, которым я вряд ли смогла бы воспользоваться в своем обдолбанном состоянии. Так что если ты думаешь, что я этого не сделаю…
Кейн отпускает меня, но не отступает ни на шаг.
– Я не оставлял тебя с ружьем, которым ты не смогла бы воспользоваться. Я продержал тебя в своем доме до восхода солнца, а потом оставил своих людей охранять твой участок – и с улицы, и с пляжа.
Даже не пытаюсь анализировать, почему это злит меня еще больше. Это можно оставить на потом.
– Я могла бы пригрозить тебе пистолетом, Кейн, но я поклялась, что в следующий раз, когда я это сделаю, то просто пристрелю тебя. А мне нужна от тебя информация.
– Я весь твой, красавица, – говорит он, раскидывая руки. – Как и всегда. – А потом указывает на диванчик в углу кабинета. – Давай-ка присядем и спокойно все обсудим.