Лэйни указывает на дверь справа, и я следую за ней в маленькую библиотеку, где мы устраиваемся на двух кожаных креслицах в окружении книжных полок.
– Это ведь вы меня вытащили? – спрашивает она.
– Да, – честно отвечаю я. – Я.
– Я могла бы сказать, что ценю это, но мы обе знаем, что вы сделали это, чтобы заставить меня заговорить. А я не могу с вами разговаривать.
– Я могу предложить вам сделку. Хорошую. Вы нам не нужны. Цель – не вы.
– Сколько имен дадут мне свободу?
– Мне нужны все до единого.
– Все я вам не назову.
– Тогда вы не выдадите мне самых отъявленных мерзавцев. Это меня не устроит.
– Значит, мы в тупике.
Пару секунд прикидываю возможные варианты.
– Тогда дайте мне нечто большее, чем просто имена.
Лэйни невесело смеется и отводит взгляд.
– Я могла бы… О боже… Я могла бы рассказать вам то, во что вы никогда не поверите!
– Давайте попробуем.
– Нет.
– Какого рода информацией вы готовы поделиться? Давайте сузим список и попробуем найти выход. В первую очередь для вас самой.
Лэйни пристально смотрит на меня.
– Зачем вам помогать мне? Я знаю, кто вы. Ваша мать была кинозвездой. Вы понимаете этих статусных людей. Вы знаете, как сильно они нуждаются в уединении и в ком-то, кому можно довериться.
– Когда я росла, нашими жизнями управляла слава моей матери. Так что я хорошо понимаю, каково это – быть бессильным в своем собственном мире. Моя мать чувствовала себя как в ловушке. Она сама создала собственную личность, но эта личность и держала ее в плену. Как ваша держит вас. Я вижу в ней вас, а не их.
– Ваша мать нашла выход?
– Только в смерти, – говорю я. – Не позволяйте такому произойти и с вами. Я защищу вас. Я прослежу за тем, чтобы информация, которую вы мне предоставите, исходила не от вас.
– Но тогда вы не сможете обеспечить мне досудебную сделку.
– Смогу. Даю вам слово. Но мне нужно, чтобы информация, которой вы со мной поделитесь, была доказуемой. Это не могут быть просто слова.
– Как насчет убийства, совершенного одним очень влиятельным человеком? Это сойдет?
В голосе у нее холод, от которого у меня по спине пробегают мурашки.
– У вас есть доказательства, о которых я только что упомянула?
– Да. Проблема в том, что этот человек поймет, что это от меня.
– Я этого не допущу.
– Он поймет. – Лэйни встает. – Они поймут. Нет. Я не могу этого сделать. Я не хочу умирать.
– Подумайте как следует! Доверьтесь мне и позвольте защитить вас, потому что иначе вы отправитесь в тюрьму, а выйдете оттуда старой и седой. Вы и вправду этого хотите?
– Пожалуйста, уходите!
– Если у вас есть такие секреты и они касаются кого-то могущественного, то вы не будете в безопасности и в тюрьме. Вы нигде не будете в безопасности, если вас не спрятать.
Я оставляю ее там, но, подходя к входной двери, чувствую ее у себя за спиной. Хотя не оборачиваюсь.
– Утром загляну к вам еще разок.
Выхожу в коридор и закрываю за собой дверь. Грег отталкивается от стены, и мы направляемся к лифту. Не произносим ни слова, пока не оказываемся на улице.
– Ну? – спрашивает он.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
– Я близка к прорыву. Завтра с утра еще раз поговорю с ней.
– В каком это смысле к прорыву?
– Она говорит, что может предоставить нам доказательства того, что один из ее высокопоставленных клиентов совершил убийство. И это только для начала…
Я моргаю и возвращаюсь в настоящее, уставившись на свою теперь уже пустую кофейную чашку и вспоминая самую жестокую часть своего опыта с Лэйни: придя к ней на следующее утро, я так и не сумела попасть к ней в квартиру – чтобы позже обнаружить ее висящей на простыне в собственной гардеробной. Убита, поняла я, но не могла этого доказать, основываясь на месте преступления. Вспоминаю страх Лэйни, когда прошлым вечером она заставила меня уйти. «Я не хочу умирать», – произнесла она с неподдельным ужасом в голосе. И ее убили.
И в этот момент на меня снисходит откровение. Если убийства, которые я расследую, каким-то образом связаны с Лэйни – а это почти наверняка так, – то не может ли она оказаться тем общим знаменателем, которого нам не хватало? А все имена жертв взяты из списка ее клиентов, который у нее так и не было возможности раскрыть перед смертью?
Поднимаю взгляд на вход в закусочную, где вижу Грега, стоящего в дверном проеме. Широкоплечий, ростом шесть футов четыре дюйма, он занимает собой всю арку. Его джинсы, ботинки и ярко-оранжевая рубашка «Техас Лонгхорнс» – сплошь отголоски его студенческих лет в Остине [24]. Он осматривает закусочную, но пока не замечает меня, что позволяет мне немного понаблюдать за ним – изучить его в поисках каких-то проявлений настроения и душевного состояния. Грег проводит пальцами по своим густым вьющимся темно-каштановым волосам, что часто делает, а потом подходит к стойке администратора и, доказывая, что он в своей зоне комфорта, одаривает женщину очаровательной улыбкой.
Все это – часть его качеств плюшевого мишки, которые сразу же приносят ему расположение и даже доверие со стороны незнакомых людей. Грег заслужил мое доверие, и я планировала просто вразумить его, а не подвергать сомнению его нравственные качества. Правда, лишь до настоящего момента и одного совершенно ошарашивающего осознания: я все еще верю, что Лэйни убили, чтобы заставить ее замолчать, и единственным человеком, которому я сказала, что она собирается заговорить, был Грег.
Глава 11
Я машу Грегу, и в тот момент, когда его взгляд останавливается на мне, он расплывается в знакомой улыбке и направляется в мою сторону. Походка у него размашистая, и его как-то слишком уж много, но это не пугает. Грег подмигивает какой-то женщине, которая с явным интересом смотрит на него, и вскоре проскальзывает в кабинку, усаживаясь напротив меня.
– Лайла Лав…
И черт возьми… Он ощущается как дружба и тепло, как горячий шоколад холодной ночью, когда ты укутана в свое любимое одеяло. Безопасно. Уютно… Настолько уютно, что я выставляю средний палец, а потом указываю им на его лицо:
– По-прежнему гладкое, как попка младенца… Значит ли это, что ты и душ ради меня принял?
– От меня пахнет свежесорванной клубничкой, а я знаю, как ты любишь свежую клубничку. Не хочешь подсесть поближе и проверить?
Конечно, я никогда не обнюхивала его на предмет клубнички, что бы он там ни имел в виду, и Грег это знает, так что это приглашение быстро отводится. Он тянется к моей чашке – в его голубых глазах презрение, когда он обнаруживает, что она пуста.
Роуз мгновенно оказывается рядом с нами, наполняя наши чашки, и Грег заставляет ее улыбаться ровно тридцать секунд. Он просто один из тех людей, которых так и тянет обнять, в то время как от меня скорее ждешь удара по физиономии – контраст, который отлично работал в нашу пользу как для напарников. Однако мы с ним не полные противоположности. Его пристрастие к сладкому такого же размера, как и у меня, и, явно опираясь на это знание, Грег берет на себя смелость предположить, что в нашем обеде должна быть бездна сахара.
– Мы возьмем два таких же гигантских рулета с корицей, которые я видел на одном из столиков у входа, – говорит он Роуз, и едва она успевает отойти от стола, как Грег вываливает в свою чашку несколько ложек сахара.
– А ты реально все та же стерва, – произносит он как бы между прочим. – Сама ведь это знаешь, верно?
– С практикой совершенствуешься.
– Боже, как я соскучился по твоим остроумным замечаниям, женщина! – Грег отхлебывает кофе. – Черт, до чего же мне это было нужно…
– Вчера допоздна не спал с Мисти? Или с той теткой из семейки Романо, с которой ты обнимался вечером?
– Оливия Мейсон – не Романо, отсюда и фамилия Мейсон.
– Она племянница того из братьев Романо, который считается вожаком их стаи.
– Сводная племянница, и я понюхал пороху, Лайла. Я повидал таких, у кого рыльце в пушку. Она не из этих.
– А ты?
Он невесело усмехается.
– Ты теперь думаешь, что и я из таких? Вот как это следует понимать? Ты у нас честная, а я нет?
– Нельсон Мозер точно нечист на руку. Ты работал с ним перед тем, как тебя отстранили.
– Точно. Из-за него-то меня и отстранили.
– Он устроил тебя на работу в «Блинк секьюрити».
– Мы уже говорили об этом. Я знаю, что это может быть какой-то подставой, но я должен оплачивать счета. И пока что все, что я с этого получил, – это хорошая работа и просто фантастическая зарплата.
– Может, он хочет убрать тебя со сцены. Может, он надеется, что ты уйдешь из полиции.
– Тогда он получил то, что хотел. Я уволился сегодня утром.
Я бледнею – редкая для меня реакция.
– Что?
– Ты меня услышала. Я уволился. Сегодня утром я позвонил и сообщил, что увольняюсь. Отныне я работаю в «Блинк» полный рабочий день и зарабатываю вчетверо больше, чем в полиции.
– Для тебя же дело не в деньгах. Ты любил свою работу.
– Видно, одной любви оказалось недостаточно, а когда вместо благодарности получаешь пинки под зад, такая работа быстро теряет свою привлекательность.
Я прищуриваюсь, глядя на него.
– Тут явно есть нечто большее. Что ты мне недоговариваешь?
– Как и в твоем отъезде в Лос-Анджелес было нечто большее?
– Я тут задыхалась.
Его глаза встречаются с моими, и в их глубине сквозит понимание, отчего по спине у меня пробегает неуютный холодок. Впервые за все это время я думаю, что Грег может знать больше и обо мне, и о причинах, по которым я уехала, чем мне всегда представлялось.