– Так что, – резюмирует он, – все-таки было и нечто большее… Давай ты расскажешь мне о своем, а я тебе – о своем. Или, – для вящего эффекта Грег делает паузу, – мы можем просто сойтись на том, что нам обоим нужно было двигаться дальше.
На столе перед нами появляются наши рулеты с корицей, и после короткого разговора с Роуз мы снова остаемся одни. Между нами повисает неловкая пауза, хотя неловкость – это не по нашей части. Грег берет вилку.
– Сахар поднимает настроение. – Он отправляет в рот целую вилку рулета и издает восторженный стон. – Офигенно… Оставь на минутку свое раздражение и просто попробуй кусочек.
Я морщусь, но беру вилку, запускаю ее в рулет и делаю как приказано, передразнивая его стон.
– С сахаром и вправду все выглядит лучше.
Грег смеется, и мы оба отламываем еще по кусочку, потом еще, и неловкость исчезает в той уютной тишине, которую мы с ним всегда разделяли.
– Итак… Ты зазвала меня сюда, чтобы прочесть мне лекцию о добре и зле или просто чтобы увидеть мое красивое, чисто выбритое лицо?
Я хочу поговорить о Лэйни. Я хочу доверять ему, как в старые добрые времена. Но мне вспоминаются слова отца, которые он часто любит повторять: «Нельзя постоянно делать одно и то же и ожидать разных результатов». Я доверяла Грегу. Лэйни погибла.
– Я волновалась за тебя, – говорю я, и это чистая правда. Я и в самом деле волновалась за него. И волнуюсь до сих пор.
Он прищуривается, глядя на меня.
– И что еще?
– Больше ничего.
– Чушь собачья! Выкладывай. Дело в твоей семье? Твоем расследовании? В Кейне? – Грег поднимает руку. – Хотя не то чтобы я предполагал, что набор яиц – это для тебя проблема.
– Ну, на самом-то деле в этом я была не права, а ты прав. Кто-то с набором яиц постоянно создает мне проблемы. Вот почему мы с Мозером никогда не ладили.
– Верно. Ты поставила его коленом на колени.
Я смеюсь.
– Это тоже было чертовски классно.
– Блин, хотел бы я это видеть… – Грег зачерпывает пальцем глазурь и слизывает ее, прежде чем добавить: – Ты вообще умеешь давать по яйцам. Как тогда мне, когда мы только познакомились. Черт, ты назвала меня слабаком и нытиком!
Я бросаю на него недоверчивый взгляд.
– Тебя ведь вырвало прямо на месте преступления, и ты испортил улики.
– Я не портил улики. И там глаз не было. Мне до сих пор это снится в кошмарных снах. Больной ушлепок… Я хотел, чтобы смертная казнь по-прежнему существовала, когда мы арестовали этого урода. – Он пристально смотрит на меня. – А ты даже не сделала вид, что это тебя хоть как-то задело.
– У меня есть место, куда я убираю такие вещи с глаз долой. Ты же знаешь.
– Да, знаю, и иногда это немного пугает. Но ты ловишь плохих парней. Мы вместе делали хорошие вещи.
– Да, – говорю я и сразу же пользуюсь подвернувшейся возможностью: – А ты не хочешь частично узнать причину, по которой я уехала? Часть моего «большего»?
Ответа не жду.
– Два из трех наших последних дел остались нераскрытыми. Я почувствовала себя выдохшейся. Как будто потеряла хватку.
– Ты что, издеваешься, Лайла? Да, у нас была полоса неудач, которые не имели к нам никакого отношения. То нераскрытое дело вообще не следовало возобновлять, а дело девушки по вызову закончилось самоубийством.
Он начинает водить мизинцем по столу. Это его нервная реакция, его «значок». Где бы ни был этот мизинец, но если Грег нервничает, он будет двигаться.
– Эту девушку по вызову звали Лэйни, – напоминаю я. – И ты ведь знаешь: я никогда не верила, что она покончила с собой.
– Улики говорят об обратном.
– Лэйни не хотела умирать. И самое мерзкое: когда она умерла, очень многие смогли наконец свободно вздохнуть.
– На этот счет ты не услышишь от меня никаких возражений. Это дело стало настоящим сборником грязи, способной напугать великое множество людей. Нам понадобилась бы целая оперативная группа, чтобы справиться с поднятой им вонью.
Звонит его сотовый, и Грег достает его из кармана.
– Это Мисти, – говорит он, прочитав текстовое сообщение и не отвечая на него. – Она хочет познакомить меня с какими-то людьми, ответственными за ее тур. – А потом кладет телефон на стол, и его внимание вновь приковано ко мне. – Хотя бы одна женщина скучает по мне, когда меня нет.
– Я скучала по тебе, – говорю я, ничуть не покривив душой: вот почему кувалда сомнений насчет него так и колотит мне по башке.
– Мы с тобой общались… сколько? Два раза с тех пор, как ты уехала?
– Три. И это только потому, что ты мне действительно нравишься.
– Черт, Лайла… Не хотел бы я, чтоб ты меня ненавидела. И это серьезно. – Грег бросает деньги на стол. – Угощаю. На этой неделе у меня большая выплата. И до чего же приятно не быть нищим среди нас двоих!
– Насколько большая выплата? Потому что я планирую купить пирог, за который тоже придется заплатить.
– На пирог хватит, – говорит он, бросая на стол пятидесятидолларовую купюру и забирая двадцатку. – Когда ты уезжаешь?
– Я еще не решила.
– Означает ли это, что твое дело не закрыто, или же Хэмптон не отпускает?
– Единственное, что меня не отпускает, – это пирог, который я собираюсь заказать. Это то, без чего я не могу жить в этом городе. А может, еще без этих рулетов с корицей.
– Я слышал, что дело в Нью-Йорке, насчет которого ты меня спрашивала, готовы закрыть, как и дело в Ист-Хэмптоне. Насколько я понимаю, всё повесили на Вудса?
Я прищуриваюсь, глядя на него.
– А ты много слышишь для парня, который подал в отставку…
– Я все еще на связи. Так что да, кое-что слышу.
– От Мозера?
– Да, но еще я позвонил своему бывшему напарнику – тому, которого подстрелили перед тем, как я получил в напарники Мозера, – и поспрошал насчет нью-йоркского дела для тебя.
– И?..
– Он слышал то же самое о виновности Вудса, но не добавил ничего нового.
Я морщусь. Грег прищуривается, глядя на меня.
– Ты же не веришь в Вудса как в убийцу, насколько я понимаю?
– Почему ты так решил?
– Ты не объявляешь, что «всё, ребята, я тут закончила». Не собираешь вещички и не уезжаешь из города.
– Мой босс это объявляет, – говорю я. – В этом-то и вся прелесть ФБР. Не мне решать, когда приехать, не мне решать, когда уезжать.
– Занятно…
– Да не особо, – говорю я, спуская эту тему на тормозах. – В ФБР власть может поменяться почище, чем тогда с тем парнем по имени Колин, которого мы арестовали пару лет назад.
– Колин? Который из них?
– Тот сутенер, которого мы уже трижды сажали, пока его наконец не отымели в тюрьме, где он обычно имел всех остальных.
Грег смеется.
– Точно. Затрахал тогда всех этот Колин.
Ощутив, что он теряет бдительность, я проскакиваю в образовавшуюся брешь:
– Отставка не помешает службе внутренней безопасности заняться твоим делом.
Грег мгновенно хмурится.
– Я не сделал ничего плохого, Лайла, если ты на это намекаешь.
Опять гудит его телефон. Он хватает его и на сей раз набирает ответ, прежде чем посмотреть на меня.
– Мне пора.
Потом начинает вставать, когда меня вдруг осеняет.
– Подожди! – выпаливаю я.
Грег вприщур смотрит на меня.
– Что?
Я подаюсь поближе к нему.
– Эта красотка Романо… Ты работал над делом Романо, когда тебя отстранили от работы. Ты используешь ее, чтобы доказать свою невиновность, так ведь?
– Я уволился, Лайла. Никого я не использую, просто получаю удовольствие от жизни. И если это приходит в виде горячей красотки Романо, то так тому и быть.
Грег смотрит мне в глаза, когда произносит эти слова. Заставляет меня верить ему, но я не хочу ему верить. Я не хочу, чтобы он оказался в чем-то замаран.
– Мне нужно идти, Лайла. – Грег встает.
– Я выйду с тобой, – говорю я, подхватывая свой портфель и поднимаясь на ноги.
Он быстро идет к выходу – вроде как стремясь поскорее убраться отсюда, но я уверенно держусь прямо у него за спиной, едва не наступая ему на пятки. У прилавка пекарни мы упираемся в толпу, полностью перегородившую путь к двери, – скопившаяся тут очередь сводит на нет весь мой интерес к покупке пирога навынос. Ситуация в буквальном смысле безвыходная, и Грег поворачивается ко мне лицом.
– Ты говорила, закусочная… А не долбаная феерия Черной Пятницы!
И прямо в этот момент сквозь толпу проталкивается какая-то женщина, оказавшись прямо между нами.
– Саманта? – говорю я, обращаясь к этой жеманной богатой сучке – подружке моего брата, которая, так уж вышло, не чурается по-приятельски перепихнуться с Кейном.
– Привет, Лайла, – сухо отзывается она, а затем, взглянув на Грега, спрашивает: – А вы кто такой?
– Еще один брат Лайлы, – говорит тот.
Саманта хмурится и смотрит на меня.
– У тебя что – два брата?
– Он брат от другой матери, – отвечаю я и, прежде чем она успевает спросить, что, черт возьми, это значит, смотрю на Грега: – Саманта встречается с Эндрю, но трахается с Кейном.
Глаза у Грега расширяются.
– Правда?
– Вообще-то нет, – огрызается Саманта, поддергивая повыше глубокий вырез своей черной футболки. – Сейчас я с Эндрю.
– Не считая того вечера, – говорю я Грегу, а затем опять обращаюсь к ней: – Что ты тут делаешь?
– Твой брат любит клубничный пирог. А пирог тут знаменитый.
Грег выбирает этот момент, чтобы коснуться моего плеча и направиться к двери.
– Я тебе позвоню, – бросает он, уже отворачиваясь.
– Подожди! – кричу я ему вслед, даже близко не покончив со свалившимися ему на голову сенсациями, но он уже скрылся за несколькими крупными телами.
Делаю шаг ему вслед, но Саманта заступает мне дорогу.
– Я знаю, ты в это не веришь, Лайла, – говорит она, – но у нас с Эндрю все по-настоящему.
– По-настоящему… – повторяю я. – Ну да, Саманта. Все, с кем ты трахаешься, – настоящие мастера в этом деле. Хотя я думаю, это не совсем обычно, когда потом ты покупаешь пирог вместо сигарет. Приятного аппетита. Мы обе знаем, что это ненадолго.