– Иноземье, Лайла, – шепчу я себе, заставляя себя занять место, которое обычно оставляю для работы на местах преступлений, но сознавая при этом, что сейчас мне нужно отойти от личной стороны моего расследования. Мне нужно быть агентом Лав: холодной, вдумчивой, расчетливой и целеустремленной. Я снова набираю полную грудь воздуха и медленно выпускаю его сквозь зубы.
– Иноземье, – повторяю я, отворачиваясь от фотографии и выходя из спальни.
Через пятнадцать минут, переборов желание запереться в своем кабинете, моем самопровозглашенном Чистилище – месте, где я держу себя взаперти, пока не нахожу нужные мне ответы, – я устраиваюсь в гостиной. Только так можно держать двери в поле зрения. Я превращаю гостиную в свое новое рабочее пространство, свое временное Чистилище. Как только у меня под рукой оказываются карточки для заметок, ручки, кофе и печенье, я приступаю к работе. И, как обычно и начинаются мои пребывания в Чистилище, я чередую хождение взад-вперед и проклятия, то и дело подсаживаясь к компьютеру и делая пометки на карточках. В три часа ночи суммирую то, что обсуждала с Кейном до этого момента:
МЛАДШИЙ И НАЕМНЫЙ КИЛЛЕР – ОДИН И ТОТ ЖЕ ЧЕЛОВЕК? НЕПОНЯТНО.
МОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ В ШТАТ НЬЮ-ЙОРК МОГЛО БЫТЬ ПОБОЧНЫМ РЕЗУЛЬТАТОМ УБИЙСТВ, НЕОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАПЛАНИРОВАННЫМ.
НАЕМНОМУ УБИЙЦЕ БЫЛО ПРИКАЗАНО УНИЗИТЬ ЖЕРТВ, РАЗДЕВ ИХ ПЕРЕД УБИЙСТВОМ, НО Я ОСОБЕННАЯ: НАДО МНОЙ ДЛЯ НАЧАЛА РЕШИЛИ ПОИЗДЕВАТЬСЯ.
В четыре утра я просыпаюсь посреди комнаты с судорогой в ноге, повсюду разбросаны карточки с заметками. Съедаю печенье. Это помогает. В пять приходится повторить, но на сей раз я просыпаюсь с такой затекшей рукой, что на миг меня охватывает паника, когда я думаю, что она может никогда не отойти. Потому что, видите ли, всякие злодеи и трупы меня ничуть не колышут, а вот невозможность контролировать свои конечности пугает меня до чертиков.
В шесть, когда затекает все та же рука, я завершаю этот адский цикл. Отказываюсь от сна, хотя минимальная планка сна для меня – это по крайней мере четыре часа. Без этого я стерва, что вообще-то меня ничуть не волновало бы, учитывая всех врагов, которые кусают меня за пятки, за исключением одного: это также означает, что мой мозг тупеет. А мне нельзя сегодня тормозить. Направляюсь в душ, и пока на меня льется горячая вода, придумываю план, как сегодня оставаться в форме, который включает в себя дополнительную порцию кофе и настоящую еду, не сдобренную сахаром. Выйдя из душа, одеваюсь во все брендовое, поскольку это то, что нравится этому долбаному городу. Черные слаксы… Розовая блузка – потому что, какой бы стервозной я ни была, мне нужно что-то, что смягчит мой облик, если такое вообще возможно… Завершают наряд сапожки на высоком каблуке, которые я могу использовать как оружие. Мой пистолет пристегнут к бедру, и с блейзером в руке я уже полностью готова к тому, чтобы заставить всех остальных пожалеть, что не выспалась.
К восьми я уже сижу на кухне за стойкой, смотрю новости на субтитрах: чашка полна кофе, а рот набит холодной пиццей – за неимением чего-то более полезного для здоровья. К восьми пятнадцати заканчиваю электронную таблицу, в которую свела съемочные группы каждого из фильмов, когда-либо снятых этой китайской продюсерской компанией, – и после долгих часов работы ночью и ранним утром наконец вылавливаю повторяющиеся имена. Еще несколько ударов по клавишам, и у меня есть несколько попаданий:
РОБЕРТ НЕЙМАН, ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОДЮСЕР ПЯТИ ИЗ ДЕСЯТИ ФИЛЬМОВ: ДВУХ С МОЕЙ МАТЕРЬЮ И ОДНОГО С ЛЭЙНИ.
ГАЙ СЭНДС, ПРОДЮСЕР ТРЕХ ИЗ ДЕСЯТИ ФИЛЬМОВ: РАБОТАЛ НАД ФИЛЬМОМ С ЛЭЙНИ.
КЕЛЛИ ПИРС, АКТРИСА В ЧЕТЫРЕХ ИЗ ДЕСЯТИ ФИЛЬМОВ: СНЯЛАСЬ В ПЯТИ ФИЛЬМАХ ГАЯ СЭНДСА.
Набираю Кейна.
– Ты вообще спала? – спрашивает он.
– Два часа. Готова разорвать всех на куски. И ничего не могу с собой поделать.
– Я знаю, как это исправить.
– Шоколад, – говорю я.
– Я, – предлагает он.
– Колено, – парирую я.
– Для Красавчика? – уточняет он. – Что ж, одобряю.
– Остановись от греха подальше. Сейчас я отправлю тебе в сообщении три имени. Все эти люди имеют прочные связи с китайскими инвесторами, которые финансировали фильм Лэйни, а теперь, как выяснилось, еще и два с моей матерью. Два продюсера и актриса. На данный момент это все, что удалось надыбать.
– Остальное я сам выясню. Что еще?
Мой взгляд падает на телевизор над стойкой, на экране которого я вдруг вижу своего отца.
– Я дам тебе знать. Тут кое-что вдруг выплыло.
Отключаюсь, хватаю пульт и прибавляю громкость, чтобы услышать: «Мэр Лав проведет сегодня в Детском музее мероприятие, которое, как ожидается, соберет целую толпу знаменитостей, и все это во имя благого дела – борьбы с детским раком».
– Благое дело, охереть, – бормочу я, выключая телевизор. Очень хочется верить, что речь и вправду идет о благотворительности, а не о политике, но я не могу. Только не после всего, что стало известно о моей семье на прошлой неделе. Отца по-любому придется навестить, но сначала главное.
Набираю номер Рича.
– Мне нужно с тобой увидеться.
– Когда?
– Сейчас.
– Где?
– Я приеду к тебе. Где ты остановился?
– В «Эппл Коув Инн», – говорит он.
– Знаю это место. – И поскольку у него может сложиться неверное представление касательно предстоящей встречи, я добавляю: – На нечто вроде свидания в мотеле не рассчитывай. Встретимся в вестибюле.
Отключаюсь, а затем выписываю на листок бумаги три имени и реквизиты того китайского инвестора, прежде чем натянуть черный блейзер, который я повесила на спинку стула. И поскольку ничто из результатов моих ночных трудов не предназначено для посторонних глаз, иду в свою новоиспеченную версию Чистилища – комнату, которую все остальные называют гостиной, – и сгружаю в свою рабочую сумку все свои карточки для заметок и разрозненные листки бумаги, заполненные моими безумными каракулями. На всякий случай проверяю раздвижную стеклянную дверь. Она заперта. Лучше бы так все и оставалось.
В девять пятнадцать я подъезжаю к «Эппл Коув Инн», где остановился Рич, и паркуюсь неподалеку от входа, заперев свою рабочую сумку в багажнике. Пересекаю небольшую гравийную парковку и, поднявшись по деревянным ступенькам, вижу Рича, который сидит на широкой террасе в одном из полудюжины деревянных кресел. Он встает, чтобы поприветствовать меня, и когда берется обеими руками за пояс джинсов, его тонкая коричневая кожаная куртка задирается, обнажая висящие на ремне значок и пистолет.
– Что случилось?
– Мне нужно от тебя одно одолжение, – говорю я, подходя к нему.
– Не «мне кое-что нужно», а «мне нужно одолжение», – слышу в ответ, когда подсаживаюсь к нему. – Звучит серьезно, – добавляет он, опять опускаясь в кресло и упираясь локтями в колени. – Я весь внимание.
– Мне нужно, чтобы ты вернулся в Лос-Анджелес.
Рич разочарованно хмыкает и выпрямляется, проводя рукой по своим длинным светлым волосам.
– Нет. Никуда я отсюда не уеду. – Он кривится, а затем бросает на меня взгляд, полный праведного негодования. – Мерфи хочет, чтобы я оставался здесь. Я и сам хочу оставаться здесь. Тебе придется с этим смириться.
Я протягиваю ему листок бумаги.
– Вот почему мне нужно, чтобы ты вернулся.
Губы у него поджимаются, но он все-таки неохотно принимает листок, опустив на него взгляд, а затем вновь смотрит на меня.
– Что это?
– Три человека, которые живут в Лос-Анджелесе и у которых могут быть ответы, которые мне нужны. Только между нами, Рич. Это потенциально связано с моей семьей и коррупцией. Я не могу доверить это никому другому.
Его напряженно поднятые плечи опускаются, и он подается ближе.
– Объясни.
– В центре моего внимания находится китайский инвестор, который тут указан. Мне нужны те, кто стоит за этой фирмой, неофициально. Люди, прячущиеся за спинами других людей. Все эти имена, которые я тебе дала, – это люди, которые участвовали в нескольких ее проектах и могут что-то знать. К сожалению, оба продюсера сейчас находятся за пределами страны, снимают там что-то свое. Но это не значит, что не стоит покопаться на их заднем дворе. А актриса работает в каком-то независимом проекте в Лос-Анджелесе. Ты можешь поговорить с ней.
Рич изучает меня несколько секунд.
– Это важно для тебя?
– Очень.
– Хорошо. Я этим займусь.
– Этого нельзя отражать в документах, а Мерфи слишком умен, чтобы не знать, что ты опять в Эл-Эй. Я не хочу, чтобы тебя поймали на лжи. Ты должен потребовать отстранения от этого дела. И как можно быстрее.
– О какой коррупции идет речь, Лайла? – мягко спрашивает Рич.
– Я не хочу, чтобы ты сумел ответить на этот вопрос. Ты должен быть вправе сказать «я не знаю», если тебя спросят.
– Черт, я не прочь на тебя поднажать. Ты ведь знаешь это, верно?
– Да. Но не надо.
Похоже, Рич и вправду готов поднажать, но, к счастью, движется дальше.
– Если я уеду, – говорит он, – а ты заявишь о нашей юрисдикции, твоя семья набросится на тебя.
– Ответы, которые ты постараешься получить, помогут мне справиться с ними.
Рич проводит рукой по своему всегда чисто выбритому лицу – можно подумать, что он повсюду таскает с собой бритву.
– Я позвоню Мерфи, – говорит он.
– Сейчас. Позвони ему прямо сейчас.
– У него селекторное совещание.
– Попробуй, – нажимаю я.
– Вот же настырная… – бурчит Рич, но повинуется. Набирает номер Мерфи, только чтобы покачать головой. – Голосовая почта, – объявляет он, прежде чем оставить сообщение и отложить телефон в сторону. – Я закажу билет на самолет. А ты сейчас куда?
– По делам расследования, – отвечаю я. – Позвони мне, когда поговоришь с Мерфи.
Встаю и принимаюсь расхаживать взад и вперед.
– Он опасен, Лайла.
Я замираю на месте, услышав это предупреждение, которое явно относится к Кейну, и опускаю ресницы от осознания того, что как бы Рич ни хотел остаться здесь со мной, он все-таки уезжает – ради меня, чтобы помочь мне. И я действительно доверяю ему, а это значит, что он заслуживает честности с моей стороны. Поворачиваюсь к нему лицом.