– А что произойдет, когда обнаружится еще один труп? – спрашиваю я его, и уже не в первый раз.
– Еще одного трупа не будет.
– И откуда ты это знаешь?
– Потому что Вудс мертв.
– Ты хочешь сказать, потому что теперь все шито-крыто?
Я сажусь в машину и дергаю дверцу к себе. Поначалу Эндрю удерживает ее, но после второго рывка отпускает. Я завожу мотор, сдаю назад и выезжаю с парковки, более чем когда-либо преисполненная решимости остановить коррупционную болезнь, охватившую этот город и мою семью.
Выехав на дорогу, направляюсь к принадлежащему Кейну дому, в котором убили его арендаторшу, и набираю номер Мерфи.
– Все готово, – сообщаю я, когда он отвечает. – Мне связаться с полицией Нью-Йорка или политика требует, чтобы это вы вступили с ними в контакт?
– Они были поставлены в известность сегодня утром в ходе селекторного совещания. Я отправлю документы по факсу им и вашему брату. Как он это воспринял?
– С восторгом, – говорю я.
– В кавычках?
– С этим уже разобрались.
– Не сожалеете, что отослали ко мне своего помощника?
– Нисколько. Ричу лучше держаться подальше отсюда. И мне так лучше.
– На каком этапе расследования вы находитесь?
– Вы никогда не слышали о профессиональном киллере со шрамом на лице?
– Что-то не припоминаю… Вы уже поручили Тик-Таку провести поиск?
– Пока что нет.
– Я попрошу его заняться. Откуда взялся этот вопрос?
– Анонимный звонок, – вру я.
– Интересно… – отзывается Мерфи. – Кто-то знал, что нужно позвонить именно вам… А значит, этот «кто-то» достаточно близок ко всему этому, чтобы знать о вашем участии.
– Да. И вправду интересно.
Но больше в разговоре нет ничего интересного, за исключением еще нескольких никчемных комментариев и отсутствия прощальных слов, когда он заканчивается.
И как раз вовремя. Я заезжаю на подъездную дорожку к тому дому, который Кейн сдавал в аренду, и останавливаю машину. Желтая полицейская лента все еще висит поперек двери. Я выбираюсь из машины и подхожу к крыльцу, намереваясь сделать то, чего не сделала в вечер убийства, – самой обыскать здесь каждый дюйм. Начинаю прямо с того места, где стою: прохожу по крыльцу, высматривая царапины или следы ног, прежде чем осмотреть уличную мебель и даже наружные деревянные панели. Ищу что-нибудь, что могло быть упущено криминалистами, намеренно или непреднамеренно.
Спускаюсь обратно по ступенькам и не спеша осматриваю кусты перед домом, а затем дом с обеих сторон, что приводит меня на задний двор, который сейчас накрыт сумеречными тенями. Здесь меня интересует задняя дверь, и я срываю еще одну желтую ленту, прежде чем подергать за ручку. Естественно, заперто. Проблема, которую я должна была предвидеть, но сейчас я уже здесь, мне нужно поймать убийцу, и я просто плыву по течению. И поскольку это течение не включает в себя моего брата или Эдди, которые вдруг примчатся сюда и станут дышать мне в затылок, пока я работаю, я не звоню им с просьбой привезти ключ. Хватаю кирпич, лежащий у основания какого-то причудливого вида куста, и разбиваю стеклянную панель рядом с дверью. Отбрасываю кирпич в сторону, а затем протягиваю руку внутрь, отпираю дверь и открываю ее. Кейну вполне по карману вставить новое стекло.
Зайдя на кухню – естественно, совершенно потрясающую, поскольку дом принадлежит Кейну, – я оглядываю помещение, оформленное в бирюзово-серых тонах, со стойкой-островком из нержавеющей стали довольно индустриального вида. Место преступления уже обработано, и перчатки не требуются, но я все равно лезу в свою рабочую сумку и достаю их. Натянув перчатки, сразу запираю дверь – по крайней мере, тому, кто захочет застать меня врасплох, придется просунуть руку в разбитое окно и нашарить защелку, чтобы войти. Мой телефон коротко пищит – поступило текстовое сообщение, но из осторожности я пока что игнорирую его. Быстро осматриваю весь дом, включая гараж, чтобы убедиться, что я здесь одна. Хорошая новость в том, что, кроме предметов, изъятых при первом обыске – которых, судя по просмотренным мною документам, было совсем немного, – все в целости и сохранности. Возвращаюсь на кухню, еще раз проверяю дверь, а затем достаю телефон и читаю сообщение Тик-Така: В нашей базе нет никаких упоминаний о профессиональном киллере со шрамом на лице, но я хочу заглянуть в закрытые чаты в Даркнете. Посмотрим, что я смогу найти.
Ничего не отвечаю. Я в перчатках и сосредоточена на том, чтобы обыскать здесь каждый дюйм – в надежде найти ответы сразу на несколько важных вопросов. Почему эта женщина оказалась в списке на ликвидацию? Кому она перешла дорогу? Что у нее общего с другими жертвами? Имеет ли она хоть какое-то отношение к Почеру? Открываю банки на полках. Выдвигаю ящики. Заглядываю и в морозилку, которая является на удивление распространенным тайником, как и коробки с хлопьями. Как только я объявляю эту комнату бесполезной для своих целей, дом уже окончательно погрузился во тьму, и мне ничего не остается, кроме как включить свет, который может быть замечен кем-то еще. Мне этого очень не хочется, но я уже здесь. И собираюсь довести дело до конца.
Перемещаюсь в гостиную и подхожу к столу, на котором нашли Синтию – обнаженную, мертвую, с пулей между глаз. Комната погружена в полумрак, и мое желание включить свет и объявить о своем присутствии убийце или такому мудаку, как Эдди, который наверняка помешает моей работе, близко к нулю. Бросаю взгляд на тяжелые задернутые шторы и решаю, что риск быть обнаруженной невелик, но для освещения все-таки выбираю самую маленькую лампу. Следующие пятнадцать минут я осматриваю комнату, в которой было найдено тело. Впервые с тех пор, как начались эти убийства, я на месте преступления совершенно одна и могу глубже разобраться в том, что произошло.
Возвращаюсь к столу и смотрю на него, представляя себе тело Синтии с пулевым отверстием во лбу. Она была симпатичной женщиной, при виде которой у преступника мог возникнуть соблазн попользоваться ею для удовольствия, прежде чем убить ее. Но вскрытие показало, что убийца не насиловал Синтию – по крайней мере физически, что наводит на мысль о человеке методичном и умеющем держать себя в руках. Однако он все-таки заставил ее раздеться, поскольку мы знаем, что, когда она была убита, на ней уже не было одежды. Так что убийца наблюдал, как она раздевалась. Синтия могла подумать, что ее собираются изнасиловать. Интересно, плакала ли она, умоляла ли? Или вела себя вызывающе, как повела бы себя я? Вспоминаю то нападение, того мужчину, лежащего на мне, и почти чувствую его руки у себя на груди. Тогда я просто не могла вести себя вызывающе. Я была слишком одурманена. Я даже не помню, как оказалась раздетой.
Тяжело выдыхаю и открываю глаза.
– Да пошло оно все…
Перевожу взгляд на стол и подхожу к тому месту, где, как я полагаю, стояла Синтия перед тем, как упасть. Здесь она раздевалась, и мне интересно, снял ли убийца все это на видео, чтобы потом показать тому или тем, кто его нанял. Подхожу к тому месту, где, по моим предположениям, он должен был стоять, чтобы наблюдать за ней, а потом застрелить ее. Осматриваюсь по сторонам, но не нахожу ничего интересного. Воспользовался бы он для этих целей своим телефоном? Нет. Вряд ли. Это было бы слишком безрассудно. Он использовал бы отдельное устройство и передал отснятый материал, не оставив никаких электронных следов. Чистота мест преступлений доказывает, что убийца слишком хорош в своем деле, чтобы допустить подобную оплошность. Подумываю о том, что проверить недавние покупки видеокамер и диктофонов в округе, но убийства совершены в разных местах, так что камеру, скорей всего, он привез с собой.
Покончив с этой комнатой, выключаю свет и использую фонарик из своей сумки, чтобы добраться до самого приватного пространства в любом доме – хозяйской спальни. Шторы в этой комнате такие же плотные, так что я включаю прикроватную лампу. Осматриваю комнату от одной стены до другой. Выдвижные ящики, карманы куртки, шкатулку для драгоценностей, шкафчики в ванной… Уже собираюсь сдаться, когда мой взгляд натыкается на лампу на дальней тумбочке, которую я оставила включенной. Рядом со шнурком выключателя висит еще что-то. Я подхожу туда, снимаю с нее кулон и раскрываю ладонь, чтобы уставиться на Деву Марию. Вот она – улика, которая связывает убийство Рика Сазерса еще с тремя, если учитывать и татуировку. А еще с тем человеком, который напал на меня.
– Господи Иисусе… – бормочу я, и моя уверенность в том, что я имею дело с какой-то сектой, окончательно укрепляется.
Хватаю кулон и прячу его в пакетик для улик, прежде чем засунуть в свою рабочую сумку. Звонит мой сотовый – я достаю его из кармана и вижу номер брата. Сбрасываю звонок и засовываю телефон обратно в карман. Он немедленно звонит опять. Я морщусь, вытаскиваю его обратно и смотрю на экран – на сей раз это мой отец. Снова сбрасываю звонок, и в этот момент мой брат присылает мне сообщение: Ответь. Это важно. Я все равно буду звонить.
Мой телефон гудит по новой, и я верю Эндрю. Он все равно не отстанет, поэтому принимаю этот чертов звонок.
– Я ответила, – говорю я. – И что теперь?
– Папе нужно тебя увидеть.
– Я не…
– Это важно. Ты должна услышать, что он хочет сказать. Это необходимо, Лайла.
Необходимо… Странный выбор слова.
– Дома?
– Нет. Он на маминой могиле.
Глава 23
Страх перед неизвестностью – это не мое. Я не считаю его полезной эмоцией, равно как и страх перед какой-то реальной угрозой. И то и другое приводит к чрезмерным, иррациональным реакциям на ситуации и людей. Иррациональность приводит к ошибкам, а ошибки убивают. Но когда я подъезжаю к кладбищу и паркуюсь рядом с серебристым «Мерседесом» моего отца, страх неизвестности – это зверь, который не дает себя проигнорировать, прочно поселившись у меня в животе. Возможно, в нем даже есть доля реального страха. Я подозреваю, что моя мать была убита, а мой отец вдруг хочет встретиться на ее могиле, чтобы пог