– Полегче – это типа как «успокойся», а для умного человека ты еще раз доказываешь, что не такой уж ты и умный. Никогда не советуй разгневанному человеку успокоиться, черт подери… Ты предал меня!
– Нет, – говорит он, – я никогда бы не предал тебя и не предавал. Я знаю про Сообщество. Естественно, я знаю про Сообщество! И да, я подозревал, что они причастны к нападению на тебя, но не мог доказать, что это так.
– Ну, это и в самом деле так. Мой отец имеет самое непосредственное отношение к этому Сообществу. Он знает, кто они. Он знает, что оно собой представляет, и его это ничуть не колышет.
– Откуда ты это знаешь, Лайла?
– Отец сам мне сказал, а когда я сказала ему, что они изнасиловали меня, он ответил, что это лучше, чем если б убили.
– Блин… – выдыхает Кейн, после чего тянется к моему пистолету и прикрывает его рукой. – Дай-ка мне его.
– Нет. Не дам.
Рука у меня дрожит, и Кейн использует этот признак слабости, чтобы забрать у меня пистолет, но я позволяю ему.
И Кейн есть Кейн – он не оставляет его себе. Засовывает его мне в кобуру, а затем обхватывает меня за затылок, притягивая к себе.
– Можешь пристрелить меня позже.
– Но я хочу кого-нибудь пристрелить! – вырывается у меня.
– Предпочитаю, чтобы это был не я, – говорит Кейн. – И я поцеловал бы тебя прямо сейчас, но я говорил тебе, что в следующий раз, когда…
Я приподнимаюсь на цыпочки и прижимаюсь губами к его губам, и в дальнейшем поощрении он уже не нуждается. Его язык гуляет по моему языку, я испускаю стон и полностью погружаюсь в этот поцелуй. Позволяю ему поглотить меня так, как Кейн поглощает меня. Это как раз то, что мне сейчас нужно. Бегство от реальности, неспособность видеть и чувствовать хоть что-то, кроме этого момента и этого мужчины. Мне даже все равно, хорошо это или плохо. И когда Кейн отстраняется, тяжело дыша вместе со мной, я не хочу дышать. Я хочу этого ощущения, когда не можешь дышать, и снова прижимаюсь губами к его губам, моя рука пролезает ему под рубашку, скользит вверх по его телу, пока его рот опять не отрывается от моего и он не стягивает рубашку через голову. Я делаю то же самое – стаскиваю через голову эту чертову розовую шелковую блузку и отбрасываю ее, а за ней и лифчик.
Взгляд Кейна темнеет, и он бросает на меня один из тех звериных взглядов, который говорит мне, что он уже в моей власти. Что это я контролирую ситуацию, а не он, а это как раз то, что мне сейчас нужно вместе с побегом от реальности, – контроль. Кейн притягивает меня к себе, его пальцы запутываются в моих волосах, его рука у меня на груди, а его губы вновь на моих губах. Между нами нарастает что-то дикое, я могла бы даже сказать запретное, но это не так. Просто так бывает всегда, стоит нам оказаться вместе, но на сей раз во всем этом есть и нечто безрассудно отчаянное, причем не только с моей стороны.
Кейн приподнимает меня, и мои ноги обхватывают его бедра, мои пальцы зарываются ему в волосы, но когда он направляется к лестнице, ведущей в спальню, я отстраняюсь.
– Только не туда.
– Ты уж прости, красавица, но я не остановлюсь. Накажи меня, если хочешь, но подожди, пока не разденешься.
Я тяжело выдыхаю, мои пальцы впиваются в его плечи, и я очень хорошо сознаю, что Кейн пытается сделать. Он хочет затащить меня в свою постель, что, как я знаю, приравнивается у него к обладанию мной, как какой-то его личной собственностью. Но он продолжает пружинисто подниматься все выше, и я просто хочу выбраться из своей собственной головы. Звонит мой телефон, и этого достаточно, чтобы мои губы снова прижались к его губам. Из того мира, в котором живу, я хочу перебраться в тот, в котором некогда жила с Кейном. Он врывается в свою спальню, проходит по выложенному серой плиткой полу и поднимается по ступенькам, ведущим к его кровати. Я разжимаю ноги, заставляя его отпустить меня, и когда отступаю, Кейн обхватывает мои бедра.
– Хочу внести ясность, Лайла, – говорит он. – С тех пор как ты уехала, в этой постели больше никого не было.
– Так что Саманту ты трахал внизу.
Его рука внезапно оказывается у меня на затылке, и он притягивает мой рот к своему.
– Саманта…
– Была чисто для разового перепихона, – подхватываю я. – Или десяти перепихонов. Или скольких угодно. Я поняла. Прекрати болтать и просто трахни меня уже.
Я тянусь к его брюкам, и пока он целует меня, я прикасаюсь к нему всеми способами, какими, как я знаю, он хочет, чтобы к нему прикасались, – всеми теми способами, которые позволяют управлять происходящим мне, а не ему.
– Раздевайся, – приказывает Кейн, отстраняя меня.
– Сначала ты, – тем же тоном отзываюсь я, и когда мой чертов телефон опять начинает звонить, достаю его из кармана и швыряю через всю комнату. Я снова смотрю на Кейна, и вдруг нет никаких «сначала он» или «сначала я». Есть только «быстрей!». Мне нужно, чтобы мы оба избавились от одежды сию же секунду.
– Мне уже надоело ждать, – говорю я. – Давай вместе.
Он кивает, и именно это мы и делаем. Раздеваемся одновременно, и я заканчиваю первой, ожидая его, и при первой же возможности толкаю его на матрас. Но я не одерживаю над ним верх. Кейн тянет меня за собой, и когда я окончательно готова запрыгнуть на него и оседлать, он переворачивает меня и устраивается на мне сверху.
– Ну что, теперь ты по-прежнему меня ненавидишь, Лайла?
– В данный момент мне вроде как светит оргазм, так что нет. Но если ты по этой части меня обломаешь, то да, я опять тебя возненавижу.
Кейн целует меня и входит в меня, и я сразу же оказываюсь в том месте, где нет ничего, кроме него. Он убирает волосы с моего лица и шепчет:
– Я бы не хотел, чтобы ты меня возненавидела…
А затем переворачивает нас на бок, теперь уже не отбирая у меня контроль, но и не отдавая его. То, что он делает, – это все те маленькие штучки, которые, как он за все это время выяснил, меня заводят. И это то, что мне больше всего нравится в Кейне: его действительно волнует, что возбуждает меня. Он действительно знает это.
Все происходит не быстро, лишь изредка чередуясь моментами неистовства – именно так, как мне и нужно. Так мне удается как можно дольше держаться за пределами своей собственной головы, но в конце концов – и все же слишком рано – я с содроганием подкатываю к тому моменту, который всегда так чертовски идеален. Ни один из нас не двигается целую минуту, или две, или даже дольше. Я не знаю. Кейн наконец сжимает мне ягодицы и притягивает к себе.
– Теперь ты не сможешь меня возненавидеть.
На меня обрушивается целое множество причин, по которым я не могу быть с Кейном. Он преступник, а я – агент ФБР. Он похоронил труп, даже не спросив меня. И все же я по-прежнему люблю его, гада. И в такой день, как сегодня, в очередной раз убеждаюсь, что любовь ранит. Мне нужен воздух. Мне нужно пространство.
– Я не ненавижу тебя, Кейн, – говорю я, потому что это самый простой способ объяснить, что я сейчас чувствую. – Не все время.
Откатываюсь от него к краю кровати и хватаю салфетки. Едва успеваю привести себя в порядок и выбросить их, как мой телефон резко звонит опять, полностью возвращая меня в тот ад, который привел меня сюда. Мне пора выбираться отсюда. Мне нужно уходить.
И как раз это я и говорю:
– Мне нужно идти.
Но когда я пытаюсь встать, Кейн хватает меня и вдруг уже сидит рядом со мной.
– Ты же не хочешь уходить. И я не хочу, чтобы ты уходила. Кому ты пытаешься угодить, Лайла? – Он не дает мне времени ответить, добавив: – И разве ты не хочешь получить ответы, которые я могу тебе дать?
Хочу, но это будут не те ответы, которые сейчас нужны мне больше всего.
– Мне нужно поговорить с братом, Кейн, – говорю я, прижимаясь к нему.
Он непоколебим.
– Не сейчас. Только не в твоем нынешнем душевном состоянии.
– Мне нужно знать, на чьей он стороне. Мне нужно…
– Не сейчас. Подожди, пока ты не оправишься от гнева и шока.
Я снова начинаю вставать.
– Лайла, – предупреждающе произносит Кейн.
– Я не собираюсь уходить. – Я смотрю на него. – Но я хочу одеться.
Он притягивает меня к себе и целует, прежде чем отпустить.
– Я, блин, поклялась, что ты никогда больше не поцелуешь меня!
– А сейчас?
– А сейчас я просто хочу одеться.
Кейн вздыхает и отпускает меня, но я чувствую его разочарование, даже злость – как будто я просто использовала его, хотя это совсем не так. Хотелось бы мне, чтобы с Кейном все было так просто…
Наклоняюсь и целую его – мои губы задерживаются на его губах лишь на мгновение – и говорю:
– А теперь – это.
Затем отстраняюсь, встаю и подхожу к ногам кровати, чтобы начать одеваться. Кейн делает то же самое, и к тому моменту, когда я с неловкостью осознаю, что на мне значок, пистолет, брюки и ботинки, но нет ни лифчика, ни блузки, Кейн уже выходит из комнаты без рубашки и возвращается полностью одетый с моей одеждой в руках.
Забираю ее, не глядя на него, и едва заканчиваю одеваться, как опять звонит мой телефон. Кейн подбирает его с кровати, не глядя на номер, а когда передает мне, перехватывает мою руку.
– Перед тем как ответишь – кое-какие факты. Есть много чего, что я могу рассказать тебе о Сообществе и что тебе сейчас необходимо знать.
– Ты имеешь к нему какое-то отношение?
– Ни малейшего.
– Почему?
– Потому что у меня нет привычки идти у кого-то на поводу. Потому что я никому не принадлежу – точно так же, как никто не владеет тобой, и это делает нас проблемой для Сообщества. Пойдем поговорим.
Я киваю. И не спрашиваю, где он хочет поговорить. И так знаю.
Вместе мы выходим из спальни и поднимаемся по лестнице на последний этаж под самой крышей, где Кейн оборудовал мне кабинет. Здесь располагалось мое Чистилище, когда я жила у него, – что до того нападения на меня случалось довольно часто. Вхожу в комнату, смотрю на огромный серый деревянный стол, стулья в углу, белые и пробковые доски, покрывающие стены, и на меня волной накатывают воспоминания о всех тех ночах и днях, которые я провела здесь, работая, преследуя убийц. Когда я делилась с Кейном какими-то своими соображениями, он внимательно слушал, а порой и высказывал точку зрения человека, выросшего в самом центре криминальной семьи. Мне вспоминаются слова Мерфи насчет того, что Кейн – ценный ресурс. Я и сама это знаю. Я просто не понимаю, почему это знает Мерфи. Чего я не догоняю?