День семьдесят шестой
Позвонила на работу и голосом человека, которому осталось жить считанные часы, сообщила, что у меня грипп. Дабы создать эффект и убедить Пробина в том, что я на самом деле болею, нанюхалась перед этим табака по совету папы и громко чихала в трубку.
— Я — аааапчих! — приду завтра, а может, и сегодня — аааапчих! — постараюсь долго не болеть, — прогундосила я в трубку.
— Ни-ни, не смей даже являться. Заразишь всех, потом будем лежать всей студией, выздоравливай, — испугался Пробин.
— Ага — ааааапчих! — ответила я.
— Какая температура? — поинтересовался Пробин.
— Тридцать девять, — загнула я.
— У-у-у, лежи-лежи, — вздохнул он.
Бросила трубку, высморкалась и пошла писать книгу. Не прошло и часа, как зазвонил телефон.
— Тебя Мимозина, — прошептала мама.
— Алло, — простонала я в трубку.
— Умираешь? — спросила Мимозина.
— Ага.
— Не умирай, я скоро приеду тебя проведать.
— Не надо, у меня грипп, — возразила я.
— Не боись, к нам, буддистам, зараза не пристает, — заверила Мимозина.
— А когда приедешь?
— А через час, жди.
Пришлось ложиться в постель, обматывать голову шарфом и корчить страдальческую морду. Мама разложила на табуреточке рядом с диваном лекарства и поставила стакан с чаем. К приезду Мимозиной я так вжилась в роль, что даже самый профессиональный доктор не заподозрил бы меня в симулянтстве. Мимозина критически осмотрела меня, сказала, что вид у меня страшный, вручила подарок от студии: пять апельсинов и пакет сока — и села в кресло смотреть телевизор.
— Мне на работу в падлу ехать, — проговорила она.
Вскоре к Мимозиной присоединился папа, а еще через час мама. И пока я лежала и то и дело отворачивалась к стенке, чтобы понюхать табачку и почихать, Мимозина болтала с папой и пила кофе.
Уехала она только поздним вечером. Я вскочила с постели и побежала на кухню. Села за ноутбук, вспомнила Швидко и стала писать роман о себе. Да, именно о себе и своей жизни. О том, как пришла в студию, как устроилась на работу, влюбилась в Швидко. На удивление, все идет как по маслу. Не надо ничего придумывать, только вспоминай себе и пиши. За вечер накатала двадцать страниц. А могла бы и больше, если бы Мимозина не приехала.
В двенадцать часов ночи позвонил Швидко и поинтересовался, как у меня дела.
— Болею, — прошептала я.
— Что, на самом деле?
— Нет, как мы и договаривались.
— Ну ладно, я к тебе завтра заеду. Люблю, целую, обнимаю, — сказал он.
День семьдесят седьмой
Утром удалось немного поработать. К обеду приперлась Мимозина и сидела до глубокого вечера, а я опять валялась под пуховым одеялом, нюхала табак и стонала. Я, конечно, благодарна за заботу, но какого черта приезжать каждый день? Только выпроводила Мимозину — пришел Швидко. Папа подмигнул маме, мама папе, и они устроили ему самый настоящий допрос: где учился, с кем живет, какие планы на будущее. Швидко продержался два часа, чмокнул меня в щеку, пока мама с папой возились на кухне, и убежал, пообещав зайти завтра.
— Хороший парень, мне нравится, — сказала мама, когда он ушел.
— И мне, — поддакнул папа.
— А мне нет, — вздохнула я и пошла писать свой бесконечный роман.
За вечер накатала еще тридцать страниц. Позвонил братец и рассказал, что сегодня их всем отрядом водили в цирк.
— Тебе понравилось? — спросила мама.
— Нет, не понравилось. Слоны очень много гадят, убирать трудно, — ответил брат.
— Как убирать? — удивилась мама.
Как выяснилось позже, отряд солдат, который с радостью пошел в цирк посмотреть на зверушек, а заодно и прогуляться по городу и пострелять глазками, по прибытии на место дислокации был отправлен на уборку клеток слонов и других животных. И пока дрессировщики скакали по арене в блестящих костюмах, натянув на уставшие лица жалкое подобие улыбки, и, проклиная всех и вся, в остервенении хлопали хлыстами, солдаты выгребали из клеток дерьмо, драили стены, дразнили обезьян и воровали морковку и капусту, предназначенную для кормления животных.
— Вот какая у нас армия позорная, — грустно вздохнула мама.
— Да уж, — заметила я и пошла спать.
В двенадцать часов ночи в дверь позвонили. На пороге стоял Васька.
— Гостинец тебе привез, сосед! — радостно сообщил он и вручил папе бутыль с мутной жидкостью.
— Ну, проходи, — нехотя пригласил папа.
Мама с ужасом посмотрела на Ваську, еле стоявшего на ногах. Васька икнул и сказал, что зайти не может, поскольку празднует день рождения друга в соседнем доме, куда и приглашает папу. Папа ответил, что он уже собирался лечь спать.
— Ну, тогда нет вопросов, я, если что, приду к тебе потом, — улыбнулся Васька и удалился.
— Слава тебе господи, — перекрестилась мама.
День семьдесят восьмой
Сволочь Пробин, вдохновленный рассказами Мимозиной о том, как я страдаю, вызвал мне врача на дом за счет фирмы. Приехала толстая тетка в очках со здоровенными линзами, осмотрела меня и сказала, что на таких, как я, можно пахать, а чтобы мне было неповадно впредь симулировать, она влепит мне укольчик, а потом позвонит нашему директору и сообщит, что я здорова как бык.
— Посильная помощь Министерству здравоохранения может решить проблему? — поинтересовалась я.
— Еще как, — ухмыльнулась тетка и спросила: — Что пишем?
— Как что?
— Ну что писать: коклюш, свинка, еще что-нибудь?
— Грипп у меня, — шмыгнула я носом.
— Это будет стоить двадцать гривен, и две недели можете валяться в постели, напишем, что у вас редкий вирус азиатского гриппа, — ответила тетка.
Отдала двадцать гривен, тетка выписала мне больничный и уехала. Ура! У меня есть две недели — думаю, справлюсь. Села писать книгу.
Дни семьдесят девятый — девяносто второй
Пишу, пишу, пишу. Отвлекаюсь на сон, еду, прием Мимозиной и Швидко, который окончательно покорил моих родителей. Мама даже прослезилась и сказала, что таких душевных молодых людей она еще не встречала.
— Вечно тебе всякие кретины попадались, а тут, смотри, какой хороший.
Да уж, знала бы она, какой он хороший.
Позвонила Мимозиной и поинтересовалась, готова ли карта Украины для сайта Грача.
— Ага, я ее даже отослала, ты не против?
— Не против, спасибо тебе, Мимозина, — сказала я, тронутая до глубины души.
— Да не за что, заплатишь мне пятьдесят гривен за труды, — ответила она.
Майкл нагадил на мраморную плиту возле памятника маршалу Жукову. Соседка заметила это и пообещала заявить на нас в милицию.
— А зачем там столько цветов разложено? Он подумал, что это травка, вот и нагадил. Откуда ему знать, кто такой Жуков? — пожал плечами папа.
День девяносто третий
Дописала. Никогда бы не подумала, что можно в такой короткий срок накатать почти двести страниц. Перечитала написанное и ужаснулась. Кого заинтересует такая ерунда — даже не представляю. Позвонила Швидко и сказала, что я бестолочь.
— Не волнуйся, все хорошо, солнышко, меня тоже мои работы редко радуют. Ну хоть что-то из написанного тебе нравится?
— Нет, — вздохнула я.
— Совсем-совсем?
— Ну, разве что описание нашей студии.
— Уже неплохо. Ты когда выходишь на работу?
— Завтра.
— Буду ждать. Целую.
Отправила файл в издательство. Написала так:
Здравствуйте. Отправляю вам роман. Мне он не совсем нравится, но что писать дальше, я ума не приложу. Отдаю его на ваш суд.
День девяносто четвертый(последний)
Братца на несколько дней отпустили домой, он слоняется по квартире и клянчит денег:
— Ну хоть пятерочку дай, а?
— Я тебе уже давала, у меня сейчас нет, — ответила я.
— Ну, систер, ну, тебе жалко для брата?
Пришлось дать десяточку. Братец обрадовался и побежал на улицу.
Позвонила Нана и радостно сообщила:
— Я решила поступить в Институт культуры на факультет дирижеров!
— Чего? — удивилась я.
— Что слышала. Это очень даже престижная профессия.
— А почему именно туда?
— Я вчера сходила в гости к своей знакомой, она в институте работает. Там как раз стояла кучка студентов с этого факультета. Такие красивые мальчики, все как на подбор.
— И? — спросила я.
— Что «и»? Что «и»? Поучусь пару месяцев, зацеплю кого-нибудь, замуж выйду.
— Но они же все бедные студенты, — заметила я.
— Ну, не все бедные, есть и детки обеспеченных родителей. К тому же я сделала очень интересное открытие. Мужчину надо брать, пока он юн и неопытен. Зачем мне усатые дядьки с темным прошлым? — сказала Нана.
— Ну дерзай, — ответила я.
Господи, когда она наконец выйдет замуж, я торжественно обещаю поставить пятьдесят, нет, сто пятьдесят свечек.
Полетела на работу на крыльях. Как я по ним соскучилась, даже по Пробину и зануде Башковитому. Ворвалась в студию.
— Ну как? — поинтересовался Пробин.
— Выздоровела, — ответила я.
— Точно?
— Точно.
— А мы вакцинацию сделали.
— Какую вакцинацию?
— Обычную. Позвонил я врачихе, которая тебя обследовала, она сказала, что у тебя очень редкий вирус гриппа и нам всем необходимо пройти вакцинацию. Семьсот гривен отдали ей за уколы.
— Ну, здоровее будете, — улыбнулась я.
Молодец врачиха, мало того что с меня деньги содрала, так еще и на наших дуралеях семьсот гривен заработала. Интересно, что она им вколола?
Пошла проверять почту: сто писем — девяносто пять из них спам, четыре запроса на создание сайта и одно от Урсулы.
Эмили, — пишет она, — карты Таро говорят, что тебя ждет большая радость. Но это не связано с сэром Геем, с ним по-прежнему все туманно, но над головой твоей скоро засияет звезда. По поводу банок я тебе еще напишу. Кстати, про карты мы подумали и даже предложили одной парочке мазохистов засунуть их в одно место. Конечно, мы использовали не Таро, а обыкновенные. Говорят, ощущения очень необычные, но банки круче. Напиши мне, как их правильно засовывать.