Вечером повысилась температура до 39,5 градуса. Раненый жаловался на боли в тазобедренном суставе и, главное, что ему жарко. Гаврилова тотчас сообщила обо всем мне. Вместе с профессором Тафтом осмотрели подполковника. Сделали необходимые назначения. Лида каждые три часа давала ему лекарства. Дважды вводила камфару. Это было очень важно для профилактики воспаления легких.
Всю ночь мы вместе с Мироненко работали в операционной. Принесли молодого солдата в тяжелом состоянии. Он бредил. Старшая операционная сестра переливала ему кровь. Осмотрев его, мы с ведущим хирургом обдумывали: начать лечение бальзамическими повязками и новокаиновой блокадой по А. В. Вишневскому или оперировать?
Откладывать операцию на утро означало усугубить септическое состояние раненого. Мы решили оперировать.
Лунева начала наркоз. Мироненко оперировал. Я помогал ему в качестве ассистента.
После операции молодого солдата в полусядячем положении переместили в палату для раненных в грудь. Там особый уход, там работают сестры, знающие особенности ведения таких раненых и характерные симптомы различных послеоперационных осложнений. Это очень важно для принятия необходимых мер.
В операционных продолжалась своя работа…
Под утро мы вместе с Юрием Семеновичем пошли в послеоперационные палаты. Он — в палаты Кулеиной, я — в палаты Тафта.
Подошел я к М. А. Степанову. Палатная медицинская сестра Лида доложила, что ночь он провел удовлетворительно. Правда, пульс частил. Язык у него обложен. Живот мягкий — это хорошо. Боли в правом тазобедренном суставе значительно уменьшились. Велел ввести ему физиологический раствор. Оставил и вчерашние назначения.
Посмотрел еще несколько оперированных раненых. Они требовали к себе особого внимания. Каждому сделал индивидуальные назначения.
Поднялся на третий этаж. Мироненко осматривал других оперированных. Тоже тяжелые. Тоже нуждались в дополнительных назначениях.
Сестры уже измеряли температуру у раненых. Часть из них тяжелые. Одни жалуются на резкую боль в груди, особенно во время кашля. Другие страдают от недостаточного обеспечения организма кислородом, у них возникла гипоксия, посинели губы, затруднено дыхание.
У некоторых раненых частично закупорились резиновые трубки и их клапаны, через которые выходил из грудной клетки гной. Надо было заменить эти клапаны на новые. Процедура не простая. Но сестры ее делали отлично. Часть раненых дышат из кислородных подушек. Это уменьшает кислородный дефицит.
Палатные медсестры неукоснительно выполняли врачебные назначения. Они работали быстро, аккуратно, не причиняли раненым боли.
Утренняя суета в палатах продолжалась до восьми часов. Все делали свое дело: раненым перестилали постели, всех помыли, провели утренний туалет. Кому делали уколы. Кому давали порошки, таблетки. Другим подбинтовывали окровавленные повязки. Значительную часть раненых готовили для показа хирургам в перевязочных.
После восьми начался завтрак. Большую часть раненых надо было кормить с руки. Здесь нянечки работали наравне с сестрами. Только ходячие уходили в конец коридора, где старшая сестра устроила небольшую столовую.
Девять утра.
В штабе госпиталя началась конференция командного состава. Дежурный врач капитан В. И. Алексеев докладывал о жизни госпиталя за сутки: поступило 164 раненых, при сортировке направлены в специализированные отделения. Виктор Иванович по списку перечислил тяжелораненых. Доложил, кому что за ночь было сделано. Рассказал, кого оперировали, сколько было переливаний крови, кому какие были сделаны внутривенные и внутримышечные вливания, кого подготовили к эвакуации. За ночь эвакуировали на вокзал 170 раненых. В течение этих же суток отправили в запасной полк 112 выздоровевших. Уменьшилась команда выздоравливающих, которая помогала уходу за ранеными. Всем стало работать труднее, особенно это почувствовали санитары. Несмотря на эти трудности, наши медицинские сестры всю ночь работали спокойно, быстро. Просто молодцы!
Старшая операционная сестра А. П. Лунева доложила, что мало осталось консервированной крови. Нужен перевязочный материал. Проинформировала о работе всех перевязочных сестер: похвалила Лидию Тупицину, Нину Кудряшеву и старшую из них по возрасту Раису Худякову.
Обсуждались и другие вопросы, связанные с организацией хирургической помощи раненым и увеличением числа коек, особенно для тяжелораненых, размещенных в здании бывшего химического училища. Это здание было расположено напротив основного корпуса госпиталя.
Оставшись один, я стал обдумывать план организации новой операционной. Старшей сестрой туда вернее всего назначить Раису Худякову. Она знает дело операционной сестры, человек совестливый, внимательный и заботливый медик.
Через несколько дней, накануне годовщины Великого Октября, пришел ко мне Юрий Семенович со списком медиков, которых надлежит отметить приказом за отличную службу. Ни Луневой, ни Худяковой в списке не было. Не было также и ряда хирургов. «Ну ладно, — подумал я, — дело поправимое. Как-нибудь решим это с замполитом».
Меня интересовал другой вопрос: как ведущий хирург отнесется к созданию новой операционной и к назначению старшей сестрой Раисы Худяковой?
Мироненко ответил:
— Спасибо. Вижу, что и меня и хирургию вы любите…
Худякова дело поставила хорошо. Она начала с того, что установила контакты со старшей сестрой отделения Варварой Комышеловой, с палатными сестрами, от которых во многом зависит эффективное лечение.
В один из более или менее тихих дней, после обеда, Худякова провела совещание всех медицинских сестер, на котором обсуждался вопрос об организации хирургической помощи тяжелораненым в корпусе химучилища. В этом совещании участвовало 24 медицинских сестры. Все в белых халатах и в белоснежных косынках с эмблемой «Красного Креста». Она рассказывала им, как готовить тяжелораненых к операции, что делать после возвращения их в палату, как выводить из состояния наркоза и предотвращать послеоперационные осложнения. Это был своеобразный университет на войне.
Начальник отделения капитан медицинской службы Э. Н. Шургая повела сестер на обход раненых, чтобы практически показать приемы медицинской помощи раненым, особенно тяжелым.
Зашли в палату № 12. Еще не успели полностью открыть дверь, как почувствовали зловоние газовой инфекции — от разложения тканей тела под ее влиянием.
В палате слышны стоны раненых. Эльза Нестеровна рассказала о характере течения заболеваний, методах лечения и принципах организации ухода за больными.
У входа в палату она обратила внимание на лежащего справа бойца, получившего ранения три дня назад. Он находился в бессознательном состоянии. Лицо землисто-бледного цвета. Раненый беспорядочно перебирал пальцами по одеялу, точно так, как играют на рояле. Вся повязка левой ноги промокла, приобрела темно-зеленый цвет. Рядом с ним находился другой раненый, тоже в тяжелом бреду. Первый раненый, как впоследствии выяснилось, ушел на фронт после второго курса Московской консерватории. Поэтому он и перебирал пальцами, будто играя на рояле…
— Уход и лечение — две стороны одной медали — подчеркивала врач.
Сестры внимательно слушали ее. А она вглядывалась в глаза раненых, которые с надеждой смотрели на своего доктора.
С каждым больным Эльза Нестеровна поговорила немного, каждого осмотрела. А в заключение обратилась ко всем раненым:
— Терпенье, мои друзья, спокойствие и хоть чуть-чуть улыбки, она помогает не хуже лекарств. А кроме лечения вам нужно по ложечке портвейна, который будит аппетит. И к этому нужно желание поесть. Надо при всех обстоятельствах бороться за жизнь.
А сестрам и няням она после этого разъяснила за дверью, что цель операции, которую делают этим больным, заключается не столько в удалении осколков, сколько в расширении раны, где накапливается газ, притаивается коварная инфекция. Постоянный доступ кислорода в рану мешает жить этим микробам и, стало быть, способствует предотвращению прогрессирования заболевания. А хороший уход за каждым раненым дополняет успех хирургического лечения…
У каждого раненого свои резервные возможности, своя сопротивляемость к инфекции, свои особенности течения газовой гангрены, столбняка и других опасных осложнений огнестрельных ран. Эльза Нестеровна подчеркнула, что трафареты в лечении особенно опасны, нужен только индивидуальный уход. Несмотря на молодость, она уже приобрела за военную пору обширный врачебный опыт и всячески старалась вооружить им каждую медицинскую сестру.
Потом все немного постояли в коридоре, размышляя, наверное, о том, что раненые в этих палатах нуждаются в медиках, как больные дети в своих матерях.
Как бы тяжко ни приходилось некоторым раненым поначалу, они живо интересовались, что происходит на фронте и в тылу, что сообщает Совинформбюро. Политработники сообщали обо всем, рассказывали, как женщины и подростки работают на заводах и в полях, как куется оружие победы.
В помощь медикам и на радость раненым устраивались небольшие концерты — и профессиональных актеров, и шефской самодеятельности, певцов, плясунов, чтецов…
Все раненые, которые могли держать ручку или карандаш, писали домой сами. Другим помогали те же сестры, шефы, политруки. И в госпиталь шли со всех концов страны письма. Они были разные: материнские, в которых с сердечной болью и душевным трепетом высказывалось беспокойство за своих сыновей. Письма от жен и сестер, родных и близких. От боевых друзей, которые писали о подвигах на фронте, о жизни их подразделений, о том чувстве дружбы, которое они питают к своим раненым однополчанам. Все это поднимало дух бойцов и способствовало в известной мере быстрейшему выздоровлению.
Раненые, которые не могли сами писать, чаще всего были танкисты и летчики, обычно с ожогами и ранениями кистей. Они доверяли свои сокровенные тайны только сестрам, причем тем, кто за ними ухаживал. С ними делились горестями и радостями.
Раненые продолжали поступать в госпиталь. Из общего потока были отобраны самые тяжелые. Им нужна была неотложная хирургическая помощь.