И, самое главное, эти долгосидевшие заключенные готовы были абсолютно безвозмездно и с чистым сердцем помочь любому сокамернику по его уголовному делу. Они прямо навязывали свою помощь. С некоторыми строгачи подолгу шептались, что-то им советовали. Конечно, со своим опытом и знанием статей они кое в чем помогали, но вреда от многих из них было, мне кажется, гораздо больше, поскольку запуганный первоход, получая даже такую крошечную помощь, проникался доверием к строгачу, и, в итоге, мог разболтать, то, что следователю знать абсолютно не следовало. А то, что все они стучали, сомнений не вызывало. Один такой строгач вообще в открытую ходил к оперативнику. Он утверждал, что решает там дела камеры, старается помочь нам, первоходам, хорошо сидеть, и поэтому ему можно доверять.
В нашей зоне практически всех стукачей знали, ну, или, по крайней мере догадывались об их деятельности. Да они особенно и не скрывались. Нет, естественно, они не бравировали тем, что сотрудничают с администрацией, но, не стесняясь, пользовались непонятно как заработанными бонусами со стороны милиционеров, свободно ходили по кабинетам, заходя в некоторые даже без стука. И, самое главное, в зоне была максима, которая работала практически на сто процентов, и звучала примерно так: "Чем больше зек кричит о всяких воровских понятиях и о том, как нужно правильно жить, тем больше вероятность того, что он стукач".
Если честно, за весь свой срок я ни разу не видел, чтобы как-то наказывали зеков, доносящих на собратьев. Во-первых, это ещё нужно доказать, поскольку голословные обвинения в таком поступке чреваты неприятными последствиями. И даже, если все знают, что перед ними стукач, то накажут того, кто обвинил без доказательств. И, во-вторых, стукачей старались не трогать, поскольку это опасно: они же потом донесут. Конечно, мелкие драки бывали, но вот как пишут в статьях о том, что "зека потом накажут свои", такого точно не было, – все стукачи чувствовали себя и в тюрьме, и в зоне весьма недурно.
Единственный верный способ защититься от доносов – это меньше трепаться. У меня был знакомый, который ухитрился отсидеть весь срок с мобильным телефоном, личной кандейкой (кабинетом) и прекрасным отношением с администрацией. Секрет его успеха был прост: он никогда никому ничего не рассказывал. При этом зеки постоянно придумывали про него всякие небылицы, но милиция им не верила. И все у него шло хорошо, пока Виктор (назовем этого парня так) не начал «семейничать» (вести общее хозяйство) с доверчивым Евгением. В начале их сотрудничества Виктор четко проинструктировал Женю, что в «кандейку» никого ни в коем случае водить нельзя, поскольку это их закрытая территория. Евгений покивал головой и заверил товарища, что так оно и будет.
Через пару недель Витя зашел в свой «офис» и не поверил глазам: за столом сидели Женя и Саша (самая большая сволочь и стукач в зоне), и Саша разговаривал по телефону Евгения. Когда Александр ушел, и Витя спросил у товарища, что, собственно говоря, это было, тот ответил: "Не бойся, Саша – хороший парень, мы с ним дружим". «Ну-ну», – хмыкнул в ответ Виктор.
А потом "хороший парень Саша", которому показалось, что Женя плохо его угостил, получив передачу, накатал жалобу прямо в УДИН о том, что у Виктора с Евгением есть мобильные телефоны. Колонию хорошенько тряхнули сверху, и у Евгения таки нашли телефон, после чего он поехал в ШИЗО на десять суток и на год позже ушел на УДО. У Виктора же ничего не нашли, поскольку он был умным и хорошо прятал телефон.
Чем еще примечательны стукачи в зоне, так это тем, что даже если им нечего сказать о вас, они что-нибудь придумают, но, слава Богу, милиционеры – не идиоты, и очень часто отличают вымысел от правды.
Глава XXXIXОдин срок на всех
Несмотря на все свои страдания в зоне, зеки понимают, что фактически сидят не они, а их близкие, для которых тюремный срок родственника превращается в постоянные сборы передач, перевод денег и страх за любимого, усиленный фильмами и передачами о зонах.
"Ну, а что нам? Мы поели, поспали, сходили на работу, – и все, а вот наши родственники страдают: передачи собирают, ищут деньги и, самое главное, не знают как мы здесь, боятся, переживают за нас. Многим родным наше заключение дается тяжелее, чем нам", – говорил мне зек, отсидевший не один год.
Мне повезло: весь срок меня «грели» (помогали материально) родственники. На все вопросы о том, во сколько им вылилось мое «приключение», они отвечали, что «вылилось». Но по некоторым оговоркам я понял, что мое пребывание в тюрьме влетело моим родным "в копеечку". Так что, если вдруг решите ненадолго «присесть» в зону, постарайтесь заранее отложить крупную сумму денег, которая полностью уйдет на ваш "грев".
Моя мать рассказывала мне о женщине, у которой оба сына сидели за экономические преступления. Матери познакомились в тюрьме, ожидая свидания с детьми.
Старшему сыну Людмилы (назовем ее так) какие-то ушлые знакомые предложили стать директором фирмы, работавшей в сфере нефтеторговли. Естественно, сын, не имевший экономического образования, согласился (кто же не хочет в двадцать с небольшим побыть директором и красиво пожить, при этом не особо напрягаясь?). Так же естественно, что эта фирма долго не просуществовала. И не менее естественно, что из всех людей, работавших с этим предприятием, посадили лишь директора, для чего, собственно он и был нужен.
Срок Людмилин сын получил не очень большой – лет шесть, но поскольку на него еще «повесили» огромный иск, сидеть ему предстояло от звонка до звонка и выплачивать государству деньги, которых он никогда не видел. Семья начала потихоньку платить по исковым требованиям, в надежде, что появится хоть какой-то шанс на досрочное освобождение. И тут младший ребенок решил спасти ситуацию: сказал, что заработает денег, чтобы помочь брату, влез в какое-то сомнительное дело и тоже сел по экономической статье.
У отца случился инфаркт, после которого он медленно отходил, а мать ездила по тюрьмам на свидания к сыновьям.
Так, из достаточно обеспеченной семьи они стали еле сводящими концы с концами стариками: все деньги уходили на передачи детям и исковые выплаты.
Мама, приезжая на свидания, удивленно рассказывала, что на рынке, когда она собирала мне передачу, многие продавщицы сами спрашивали, не в зону ли она покупает продукты. Когда мать говорила, что именно туда, продавцы ей советовали купить другую колбасу, которая будет получше для зоны, или другой чай.
Похожая история произошла, когда она села с сумкой в такси.
"В тюрьму везете? " – участливо спросил таксист.
"В тюрьму", – подтвердила мать.
Тогда таксист ей посочувствовал и рассказал, что кто-то из его дальних родственников сейчас тоже сидит, и ему "всем миром" собирают передачи.
"Складывается впечатление, будто у нас, если кто-то и не сидел, то его знакомые или родные обязательно находятся за решеткой", – однажды заметила моя мать.
Условно зеков можно разделить на две категории: тех, кто постоянно что-то просит у своих родных, и тех, кто экономит семейный бюджет, пытаясь максимально себя в зоне обеспечить сам.
На одном из свиданий в СИЗО мать рассказывала, как в очереди познакомилась с женщиной, у которой сидел сын, бывший коммерсант. Так вот, та женщина все время плакала: сын постоянно рассказывал ей о том, как тяжело сидеть в СИЗО, как плохо кормят, и как ему всего не хватает. Женщина из последних сил старалась помочь своему отпрыску.
Таких зеков сидело немало. Они постоянно требовали от родственников помощи, причем, с таким видом, будто те им были должны, и родные, в основном, престарелые родители, везли в колонию сумки наполненные дорогими сигаретами, колбасами и сладким.
Кроме тех, кто хотел просто красиво жить и вкусно кушать, в зоне находились заядлые игроки, так называемые «шпилевые» (от слова «шпилить» – играть). Чаще всего, они проигрывались профессиональным «кидалам» и просили у родственников денежные переводы и дорогие сигареты, иногда на несколько сотен долларов в месяц, чтобы отдать долги.
Еще зеки делились на тех, кто спокойно сидел, никуда не лез и старался досрочно освободиться: они обычно не тревожили родных лишними проблемами и единственным «запретом», который им приносили родственники, были каши (в зоне разрешены только хлопья быстрого приготовления). Но были и те, кто жить не мог без мобильников, и вот они уже тянули из близких либо телефоны с симками, либо сотни долларов на покупку (с огромной наценкой) гаджетов в зоне. Стоит отметить, что телефонами пользовались, чтобы общаться, в основном, с женщинами…
Единственной возможностью передать заключенным что-то запрещенное было длительное свидание, когда родные несколько суток живут вместе в специальном здании гостиничного типа. И вот уже к этому мероприятию зеки готовились со всей ответственностью, поскольку нужно было придумать, как вынести «запрет» из КДС (комнаты длительных свиданий) через шмон (обыск) в жилую часть зоны. Как зеки выносят запрещенные вещи со свиданий, – это отдельная тема.
А вот как приносят мобильники и сим-карты зекам родственники, в частности, жены, некоторые заключенные мне рассказывали. Хотя и так, думаю, понятно, что эти «запреты» дамы прячут «в себе». Поэтому периодические и довольно унизительные раздевания приезжих на свидание девушек (этим занимаются только сотрудники женского пола, тут все строго), происходят не из любви к искусству, а, вполне вероятно, потому что сам зек кому-то ляпнул, что ему должны привезти телефон, а те люди донесли оперу.