Потом прежний начальник «химии», получив звание подполковника, ушел на пенсию, и комендатуру начали постепенно заселять. «Заселять» немного не то слово, – в неё начали «трамбовать» людей. За год число живущих в ИУОТ зеков выросло с восьмидесяти человек до ста шестидесяти, при этом количество комнат увеличилось всего на две (освободили склады), и в них смогли разместить человек около сорока. Остальных заселяли в спальни, сдвигая нары плотнее и ставя новые. Милиционеры сами говорили, что «химия» уже «трещит по швам». На собраниях по выходным часть зеков не помещалась в актовом зале и вынуждена была топтаться в коридоре.
Когда я освобождался, «химиков» было уже около двухсот и, как утверждали некоторые представители администрации, – это был не предел, поскольку официально комендатура была рассчитана на триста человек. Откуда взялась эта цифра, когда и двести заключенных некуда было расселять? Как рассказывали некоторые милиционеры в частных беседах, прежний начальник «химии», чтобы уйти на пенсию подполковником, при подаче документов в ДИН о том, на какое количество мест рассчитано ИУОТ, вписал в фонд жилых помещений все комнаты, в том числе, и кабинеты администрации. По метражу вышло, что поместится триста человек. Начальник ушёл на пенсию, а на «химию» повезли зеков. Не знаю, насколько это было правдой, но помня старого начальника, я готов был в это поверить.
Второй причиной перенаселённости было то, что с нашей «химии» практически невозможно было освободиться досрочно. Раньше положенного срока уходили единицы. Чтобы уйти на УДО (условное досрочное освобождение) или «домашнюю химию» (более мягкое наказание, чем обычная «химия») нужно было пройти комиссию в ИУОТ, а потом – суд, который утверждал либо браковал результат комиссии. Окончательное решение принимал председатель районного суда, к которому относилась наша комендатура. Так вот, судя по рассказам милиционеров, именно эта председатель назвала перечень уголовных статей, по которым «химия» могла даже не предоставлять заключённых к рассмотрению на УДО. И так вышло, что по этим статьям у нас сидело процентов восемьдесят человек, и им пришлось досиживать срок до конца. Из остальных двадцати процентов уйти раньше времени могли тоже не все.
И получилось, что завозить начали намного больше людей, чем отпускать. Перенаселение, в свою очередь, вызвало постоянные очереди на кухне, в туалете и вообще везде, что тоже не способствовало желанию зеков расставаться с кровно заработанными копейками в счёт погашения задолженностей за жильё.
Но, несмотря ни на что, никто из зеков не хотел возвращаться в лагерь, хотя многие любили говорить о том, что лучше бы остались в колонии – была такая дурная привычка: ходить и ныть, что все не так. Однако жаловаться, в принципе, было практически не на что, потому что самое главное для заключенного – психологический комфорт, который во многом даёт отношение администрации. А милиция, несмотря на то, что мы были для неё наполовину зеками, каким-то краем ума понимала, что мы уже почти люди.
Глава XLVIIIПредпоследний шаг к свободе
Основной вопрос, встающий перед «химиком», – это работа! На втором месте по важности идет отпуск. Об условно-досрочном освобождении я не говорю, поскольку эту проблему многим решить невозможно.
В колониях зеки находятся на полном соцобеспечении: их кормят, поят, одевают, моют и стригут. На качестве предоставляемых услуг акцентировать внимания не будем – главное, что они есть. На «химии» же (ИУОТ, исправительном учреждении открытого типа) ничего подобного нет – полное самообслуживание. От «химиков» иногда требуют даже то, чем они, по идее, не должны заниматься.
В ИУОТ приезжают зеки, отсидевшие разные сроки. Некоторые получили лет пять-шесть и меньше, а кое-кто «отдыхал» в лагере довольно долго. За десять и более лет, проведенных в колонии, заключенные полностью теряют связи на свободе. Везёт тем, у кого есть родители или семья, поскольку о друзьях за столь продолжительное время можно забыть. Конечно, бывают верные товарищи, дожидающиеся зека, но это исключение. Чаще всего, заключенные именно на «химии» понемногу восстанавливают потерянные знакомства.
Освобождаясь, зеки полностью дезориентированы в обществе. В себя они более-менее приходят только месяца через два. Но, если уходя на свободу “подчистую”, они вольны распоряжаться своей жизнью, как хотят, то на “химии” у них есть масса запретов. Один из них – выход в город только с разрешения, и не более трех часов. Это ограничение очень мешает найти нормальную работу, поскольку за столь маленький промежуток времени много потенциальных работодателей не объедешь. А ездить нужно, поскольку те вакансии, которые предлагает милиция (если она хоть что-нибудь предлагает), как правило, низкооплачиваемые.
Я приехал на “химию” в так называемые “сытые времена”: работы кругом хватало, кое-где даже хорошо платили – некоторые зеки умудрялись получать по тысяче долларов. Но такие прибыльные места находили сами заключенные, поскольку милиция предлагала не самые завидные варианты. На “химии” я увидел ярко выраженное разделение на тех, кто зарабатывал хорошие деньги, и тех, кто трудился там, куда устроила милиция. Во втором случае не только платили копейки (средняя зарплата в 13–14 годах была полтора-два миллиона), но еще и задерживали зарплату. Доходило до того, что зеки слегка колотили работодателей, те вызывали наших милиционеров, которые забирали стремящихся к справедливости “химиков”, «вешали» на них нарушения и сажали в штрафной изолятор. Понять заключённых можно: мало того, что они работали по несколько месяцев без зарплаты, так еще и начальство предъявляло высокие требования, будто платило огромные деньги.
Глядя на то, какие рабочие места им предлагают, многие “химики” начинали сомневаться: уж не получают ли милиционеры за это бонусы, поскольку администрация не нашла ни одного предприятия, где бы хорошо или вовремя платили. Везде заключённые работали на рабских условиях. Поэтому те, у кого была такая возможность, старались устроиться самостоятельно. Если им это удавалось, милиционеры сразу же пытались пристроить туда побольше заключённых.
Потом неожиданно, как снег в декабре, грянул кризис, и с работой вообще все стало очень грустно.
На «химии» появился специальный офицер, молодой парень, отвечающий за трудоустройство. Честно говоря, я не видел ни одного нового предприятия, куда бы он определил заключенных. Зато во время каждого дежурства он играл с зеками в настольный футбол, стоявший в холле, и у тех, кто каким-то образом нашёл работу, клянчил, чтобы они взяли с собой еще «химиков».
Один раз дошло до абсурда. Приехал парень из зоны и устроился к своему не очень близкому родственнику. Город, где находится «химия, небольшой, и поэтому все милиционеры знали, у кого работает этот зек. Администрация немного повозмущалась, но людей устраивать надо, а работы нет, и поэтому все успокоилось. А через пару месяцев этого парня вызывает к себе офицер, отвечающий за трудоустройство, и ненавязчиво предлагает взять на работу к родственнику еще «химиков». Работодатель, естественно, отказывается: во-первых, фирма у него небольшая, а, во-вторых, он не хочет лишний раз связываться ни с зеками, ни с милицией. После отказа администрация вдруг «вспомнила», у кого работает парень, и заставила его уволиться, не предложив взамен нормальной работы.
Со мной в ИУОТ сидел уже взрослый дядька, у которого действительно были «золотые руки». Он разбирался во всех механизмах и имел соответствующие разряды, образование и прочее. До нашей богадельни он отбывал наказание на «химии» в другом городе, где работал автослесарем. Когда его начали готовить на этап в нашу комендатуру, директор СТО лично ездил просить, чтобы такого ценного работника никуда не увозили. Естественно, «ценного работника» увезли.
В нашем городе он так и не смог найти нормальную работу. Его готовы были принять везде, куда бы он ни приходил на собеседование, но как только узнавали, что он «химик» энтузиазм сразу же пропадал.
Естественно, у некоторых были предрассудки против заключённых, вполне вероятно, что где-то и «химики» успели набедокурить, но многие просто не хотели связываться с постоянными проблемами, которые устраивали милиционеры.
Принимая «химика», работодатель сталкивается с огромным количеством трудностей. Ему постоянно нужно заполнять кучу бумаг, составлять на месяц вперёд графики работы, каждый день отмечать табели, указывая время прихода и ухода зека. Кроме того на «химии» периодически случаются «усиления», когда никого из заключённых не выпускают ни в город, ни на работу. И то, что в графике этот день отмечен как рабочий, и начальство рассчитывает на твой выход – милиционеров абсолютно не… интересует.
Чтобы «химик» вышел на работу в выходной, нужно писать дополнительный приказ, и еще неизвестно, подпишет ли его начальник. Кроме того, примерно раз в полтора-два месяца зека оставляют дневальным по комендатуре, откуда он тоже не может никуда отлучиться. Но и это еще не все: если на работе «химика» куда-то посылают с поручением или оставляют трудиться сверхурочно, то обязаны предупредить милиционеров, поскольку заключённому даётся определённое время на то, чтобы добраться с предприятия до комендатуры.
И вот что удивительно: администрация, не имея возможности нормально трудоустроить зеков, вела себя так, будто работы кругом было много, причем, разнообразной и высокооплачиваемой. Милиционеры утверждали, что главное, – это соблюдать распорядок комендатуры, и навстречу просьбам работодателей шли крайне неохотно.
Вот и оставалось «химикам» работать за копейки там, куда неохотно шли обычные граждане.