– Девушка просит прощения, – сообщил мне водитель, бросив в зеркало заднего вида сочувствующий взгляд.
– Видишь? – Лили откинулась на спинку сидения. – Я просто…
Я усиленно пытался отвлечься, чтобы не слышать поток ее извинений. Смотрел на прохожих и проезжающие мимо машины. Говорил таксисту, где повернуть, хотя он и сам наверняка прекрасно знал маршрут. Я все еще пытался не слышать Лили, когда такси подъехало к нужному дому, когда я оплачивал проезд (хотя это вызвало новую волну извинений), когда помог ей выбраться из машины и подняться по ступенькам. Было физически непросто не дать ей удариться головой о дверцу и взобраться с ней на крыльцо, не выронив кроссовку, которую я держал в руке.
Входная дверь открылась, прежде чем я позвонил в звонок. Бабушке Лили хватило лишь одного взгляда на внучку.
– О боже, – вздохнула она.
Поток извинений тут же принял новое направление и обрушился на пожилую женщину. Если бы я не держал Лили, то воспользовался бы моментом и распрощался.
– Иди за мной, – велела мне бабушка Лили. Она проводила нас в спальню в задней части дома и помогла мне усадить Лили на кровать. Та уже чуть не плакала.
– Все должно было сложиться иначе, – твердила она. – Иначе.
– Все хорошо, – повторял я ей. – Все хорошо.
– Лили, – сказала ее бабушка, – твоя пижама лежит во втором ящике комода. Переодевайся, а я пока провожу Дэша. Потом я позвоню твоему деду, чтобы он не беспокоился за тебя. Скажу, что ты у меня. Утром мы придумаем тебе алиби, когда ты будешь в состоянии его запомнить.
Я совершил ошибку: перед уходом повернулся в последний раз взглянуть на Лили. Сердце сжалось. Она оцепенело сидела на постели. Ошеломленная, потрясенная. Словно очнулась после долгого сна в незнакомом месте, вот только понимала, что вовсе не спала, и это место – ее собственная жизнь.
– Все хорошо, правда, – в который уже раз повторил я.
Вынул из кармана записную и положил на комод.
– Я не заслуживаю ее! – воскликнула Лили.
– Конечно, заслуживаешь, – мягко возразил я. – Без тебя нашей переписки бы не было.
Наблюдавшая за мной из коридора бабушка Лили призывно махнула рукой. Удалившись от спальни, она заметила:
– Такое поведение ей не свойственно.
– Глупо как-то вышло, – отозвался я. – Пожалуйста, скажите Лили, что ей совершенно не за что извиняться. Никто из нас ни в чем не виноват. Я – не парень ее мечты. Она – не девушка моей мечты. И в этом нет ничего плохого. Просто так вышло.
– Почему бы тебе самому не сказать ей это?
– Потому что не хочу. Не из-за того, в каком она сейчас состоянии – я знаю, это не похоже на Лили. Просто в реальной жизни будет далеко не так просто, как в записной книжке. Сейчас я это понял.
Я направился к двери.
– Приятно было познакомиться с вами. И спасибо за чай, которым вы меня так и не угостили.
– Взаимно, – ответила бабушка Лили. – Приходи еще.
Я не знал, что на это сказать. Наверное, мы оба понимали: я сюда не вернусь.
На улице мне захотелось с кем-нибудь поговорить. Но с кем? В моменты, как этот, когда тебе очень нужен кто-то рядом, мир оказывается маловат. Бумер никогда в жизни не поймет, что я сейчас переживаю в душе. Джонни и Дов могли бы понять, но они настолько увлечены друг другом, что не видят никого, кроме себя самих. Прия, расскажи я ей о своих чувствах и мыслях, просто уставится на меня странным взглядом. И этот ее взгляд я почувствую, даже если мы будем говорить по мобильному. А у Софии нет телефона. Больше нет. Во всяком случае, в Америке.
Поговорить об этом с мамой или отцом?
Какая нелепость.
Я пошел домой.
Зазвонил мобильный.
Я посмотрел на экран: Тибо.
Несмотря на глубокую неприязнь, ответил на звонок.
– Дэш! – закричал Тибо. – Вы где?
– Я отвез Лили домой.
– Она в порядке?
– Уверен, она оценит твою заботу о ней.
– Да я лишь отвлекся на секунду, а вас уже нет.
– Даже не знаю, что тебе на это ответить.
– О чем ты?
Я вздохнул.
– О том, что не понимаю, как девчонки мирятся с таким наплевательским отношением.
– Ты несправедлив ко мне, Дэш, – обиженно ответил Тибо. – Я правда волновался за Лили. Потому и позвонил тебе. Потому что волнуюсь.
– Да, но, видишь ли, ты позволяешь себе такую роскошь, как выбор, когда тебе волноваться, а когда – нет. И когда ты не находишь нужным волноваться, достается остальным.
– Ты слишком много думаешь, дружище.
– Ты прав. Зато ты не думаешь вообще. И то, и другое делает нас обоих глупцами.
– Она расстроилась?
– Тебе не все равно?
– Не все равно! Она сильно повзрослела, Дэш. Стала классная. По крайней мере, я так думал, пока она не отрубилась. Нельзя же мутить с девчонкой, когда она в таком состоянии.
– Да ты у нас джентльмен!
– Ну что ты бесишься? Вы что, встречаетесь? Она о тебе ни разу не упомянула. Если бы я знал, что вы вместе, никогда бы к ней не подкатил.
– Говорю же, джентльмен! Да что уж там – рыцарь!
Тибо вздохнул.
– Слушай, я просто хотел удостовериться, что с ней все в порядке. Вот и все. Передай, что я ей потом позвоню. И что, надеюсь, утром у нее не будет бодуна. Пусть пьет много воды.
– Сам ей это скажи, Тибо.
– Она не взяла трубку.
– Ну а я уже не с ней. Я ушел, Тибо. Ушел.
– У тебя грустный голос, Дэш.
– Усталость часто по телефону принимают за грусть. Но спасибо за беспокойство.
– Мы еще не разошлись. Возвращайся, если хочешь.
– Говорят: «Пути назад нет». Так что я пойду вперед.
Я нажал отбой. Устал и не хотел больше говорить. Во всяком случае, с Тибо. И, да, я чувствовал грусть. И злость. И растерянность. И разочарование. И все это страшно выматывало.
Я продолжил путь. Для двадцать седьмого декабря было довольно тепло, и улицы заполонили гости, приехавшие на Рождество. Мне вспомнилось, где остановилась семья Софии – в гостинице «Бельведер» на Сорок восьмой улице, – и я пошел в том направлении. Сияние огней Таймс-сквер виднелось издалека, и я двигался к его манящему свету. На улицах по-прежнему толклись туристы, но Рождество прошло, и меня они не раздражали. Таймс-сквер всех приводила в восторг, и люди запрокидывали головы, завороженные неоновой красотой. Даже моя усталая душа, видя эту пронзительную радость, оттаивала. А мне бы хотелось иметь черствое сердце. Человеческий сосуд крайне слаб.
Дойдя до гостиницы, я нашел внутренний телефон и попросил соединить меня с номером Софии. После шести гудков включился автоответчик. Я опустил трубку на рычаг и уселся на диванчике в холле. Не для того чтобы ждать – я просто не знал, куда идти. В холле стояли шум и толкотня: одни оживленно делились впечатлениями о городе, другие готовились снова нырнуть в городскую жизнь. Родители тащили за собой уставших детей. Одни парочки обсуждали в укромных уголках, что успели сделать и чего еще не успели, другие держались за руки словно подростки, хотя перестали ими быть лет так пятьдесят назад. Больше не играла рождественская музыка, а значит, с рождественской добротой покончено – да здравствует истинная доброта! А может, все это в моей душе? Все, что я вижу?
Мне захотелось это записать. Захотелось поделиться этим с Лили, даже если Лили была лишь созданным мною образом, моей идеей о том, какой должна быть Лили. Я пошел в гостиничный магазинчик подарков, купил шесть открыток и ручку, а потом снова устроился на диване и излил на бумагу свои мысли и чувства. Не обращаясь ни к Лили, ни к кому-то другому. Просто дав волю словам, которые текли из меня будто вода. Или кровь.
Открытка № 1: Привет из Нью-Йорка!
Я здесь вырос и порой задумываюсь о том, каким бы увидел этот город, будучи гостем. Разочаровался бы в нем? Мне всегда казалось, что Нью-Йорк оправдывает свою репутацию. Его здания такие же высокие, какими всем представляются. Огни такие же яркие. И каждый городской уголок славится какой-то историей. И все же здесь можно испытать настоящий шок. От осознания того, что ты – такая же ходячая история, бродящая среди миллионов других. Что тебе темно, хотя вокруг полно огней. Что душу манят не высоченные здания, а звезды.
Открытка № 2: Я – малышка с Бродвея!
Почему нам намного легче говорить с незнакомцем? Почему, чтобы почувствовать близость, нужно быть чужими друг другу? Если бы я написал вверху открытки «дорогая София», или «дорогой Бумер», или «дорогая бабушка Лили», разве это не изменило бы смысла последующих слов? Разумеется, изменило бы. Меня мучает вот какой вопрос. Когда я обращаюсь к Лили, не обращаюсь ли я к самому себе? Нет, я знаю, что все не так просто. Но в то же время не так уж и сложно.
Открытка № 3: Статуя Свободы
«О тебе я пою»[26]. Какая красивая фраза.
– Дэш?
Я поднял взгляд и увидел Софию с программкой к спектаклю «Гедда Габлер».
– Привет, София. Как тесен мир!
– Дэш.
– Я хотел сказать, что был бы счастлив, если бы мы сейчас остались в этом мире вдвоем. Без всяких намеков. В чисто разговорном смысле.
– Всегда ценила твою честность.
Я оглядел холл в поисках родителей Софии.
– Ты одна?
– Мама с папой пошли выпить. Мне захотелось вернуться.
– Хорошо.
– Хорошо.
Я не встал. Она не присела рядом. Мы просто смотрели друг на друга и видели только друг друга. Секунду, две, три. Было понятно, что случится дальше. И не было никаких сомнений. Все было ясно без слов.
Глава 14Лили
Причудливый (прил.)
1. Необычный, замысловатый, затейливый
2. Чудной, со странными прихотями, фантазиями
По словам миссис Бэзил, именно это прилагательное по душе Буке – то есть Дэшу. Это объясняет, почему он откликнулся в «Стрэнде» на зов моей записной книжки и подыгрывал мне, пока не обнаружил, что настоящая Лили, в отличие от воображаемой, окажется не причудливой, а скорее