– Знаю. И, поверь, теперь меня всю жизнь будут винить в случившемся.
– Спасибо за то, что так плохо приглядываешь за мной, братец. Я классно повеселилась. – Меня не оставляла в покое одна мысль по поводу записной книжки. – Лэнгстон?
– Да, Звездный Медвежонок Лили? О! Звездвежонок! Я придумал тебе новое прозвище.
Я проигнорировала его слова.
– Что, если на самом деле ему нравишься ты, а не я?
– Кому? О чем ты вообще?
– Дэшу. Который нашел записную книжку. Это ведь была твоя идея. Я сама записала первое послание-задание, но слова и идея были твоими. Может, приглашая меня на свидание в новогоднюю ночь, Дэш держал в уме придуманный тобой образ?
– И что с того? Ты вела переписку. Ты продолжала это приключение. И посмотри, как все обернулось! Пока я, кашляя в своей спальне, расставался со своим бойфрендом, ты благодаря записной книжке творила свою собственную судьбу!
Он ничего не понял.
– Лэнгстон… Что, если совсем не я нравлюсь Дэшу? А мой образ, придуманный им?
– И что с того?
Я думала, брат бросится на мою защиту и станет уверять меня, что Дэшу, конечно же, нравлюсь я сама.
– Как это? – обиделась я.
– Что с того, если ты не понравишься Дэшу, когда он узнает тебя получше?
– Не уверена, что хочу рисковать. – Быть отвергнутой. Раненой в самое сердце. Как когда-то Лэнгстон.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Ты же не можешь вечно прятаться под защитным колпаком деда. По-моему, ты уже достаточно выросла. Отъезд мамы с папой, переписка в молескине – все это лишь помогло тебе повзрослеть. Теперь пора выяснить, есть ли место Дэшу в картине твоего мира. И как тебе самой обустроиться в этом мире. Рискни.
Мне очень хотелось рискнуть, но страх был не менее велик, чем это желание.
– А если все это было мечтой? Если мы лишь попусту тратим время друг друга?
– Как ты узнаешь это, не попробовав? – И брат процитировал поэта, в честь которого его назвали – Лэнгстона Хьюза: «Мечта отложенная – мечта несбывшаяся».
– Ты разлюбил его? – спросила я.
Мы оба знали, что я говорю не о Бенни, а том парне, который жестоко разбил сердце брата – его первой любви.
– В каком-то смысле я всегда буду его любить, – ответил Лэнгстон.
– Мне не нравится твой ответ.
– Потому что ты неправильно его интерпретируешь. Это не какое-то там печальное и трагичное заявление. Я говорю о том, что любовь, которую я испытывал к нему, была настоящей и сильной, пусть и болезненной. Она навсегда изменила меня. Точно так же меня меняет то, что происходит с тобой, моей сестрой. Важные и близкие люди оставляют отпечаток в нашей жизни. С тобой ли они или оставили тебя – они всегда в твоем сердце, поскольку именно они меняют и наполняют его. Их нельзя просто взять и вычеркнуть.
Мое сердце без всякого сомнения желало наполниться Дэшем. Даже если это грозит тем, что его потом растопчут. А значит, стоит рискнуть.
Борис под столом принялся лизать мне лодыжки.
– Борис останется с нами, он запечатлен в моем сердце, и маме с папой придется с этим жить.
– Смешно, Звездвежонок. Твоим рождественским подарком от родителей как раз должно было стать разрешение завести своего собственного питомца.
– Правда? А если мы переедем на Фиджи?
– Родители что-нибудь придумают. Если они все-таки решат туда ехать, то эта квартира никуда не денется. Я буду тут жить. Да и мама с папой, скорее всего, планируют жить на Фиджи не круглый год, а только в учебное время. Я позабочусь о Борисе в твое отсутствие, если ты все-таки поедешь с ними и Бориса не пропустит таможня. Как тебе такой рождественский подарок от меня?
– Ты так увлекся Бенни, что забыл купить мне подарок?
– Ага. Ты не против, если твоим подарком мне станет не кофта, которую ты, несомненно, уже связала, и не море печенья, которое ты, несомненно, напекла? Попроси, пожалуйста, деда, чтобы он не винил меня во всех твоих выходках и перестал меня этим изводить.
– Хорошо, – согласилась я. – Пусть правила устанавливают женщины. Как оно и должно быть.
– Кстати, о правилах…Что собираешься делать в новогоднюю ночь? Тебя же к тому времени выпустят из-под замка? Месье Дэшил прогуляется с тобой по нашему чудному городу?
Вздохнув, я покачала головой. Чего скрывать правду?
– Он не звонил и не писал мне после того, как мы расстались у полицейского участка.
Я резко поднялась, чтобы вернуться в свою комнату и там втихомолку пожалеть себя, обильно заедая грусть шоколадом.
Наверное, я сама могла бы послать Дэшу сообщение или письмо (даже позвонить ему – ни за что!!!), но я не хотела навязываться ему после всего, через что мы прошли. После переписки в записной книжке. Дэш из тех, кто ценит личное пространство и наслаждается одиночеством. Мне следует уважать это.
Он сам должен связаться со мной.
Верно?
Но он этого не сделал, и что это может означать?
Что, скорее всего, я ему не нравлюсь так сильно, как мне начал нравиться он. Что я никогда не стану такой же видной и интересной, как та девушка София, в то время как красивое лицо Дэша будет являться теперь мне во сне.
Мое чувство к нему безответно.
Несправедливо, что я в какой-то мере уже скучаю по нему. Не по его присутствию – я едва его знаю, – а по нашей с ним связи через записную книжку. По приятным мыслям: он где-то там, думает или делает что-то, удивительным образом связанное со мной.
Я лежала на постели, мечтая о Дэше. Опустила руку, чтобы Борис ее успокаивающе лизнул, но его рядом не оказалось. Убежал куда-то по своим собачьим делам.
Громко прозвенел дверной звонок. Я вскочила и выбежала в коридор.
– Кто там? – спросила, не открывая дверь.
– Твоя любимая бабушка. Оставила у вас ключи от своего дома, когда пришла выгулять Бориса.
Борис!
Я успела испереживаться за те двадцать минут, что его не было со мной. Борис никогда не игнорировал меня, в отличие от Дэша.
Я открыла дверь, чтобы впустить миссис Бэзил и пса.
Борис настырно касался лапой моих ног, привлекая внимание. Я опустила на него взгляд.
Он держал что-то в зубах. И не косточку или клок чьей-то одежды, а обслюнявленную записную книжку, перевязанную красной лентой.
Глава 19Дэш
После полицейского участка мы всей компанией пошли в квартиру моей мамы. Бегущий по венам адреналин творил чудеса: мы то летели как на крыльях, то скакали вприпрыжку. Когда мы улизнули из участка, охватившее нас возбуждение словно превратило весь мир в гигантский трамплин.
Дома Джонни с Довом первым делом кинулись к холодильнику. Найденное их не впечатлило.
– Макаронная запеканка? – проворчал Джонни.
– Мама приготовила. Всегда оставляю ее напоследок.
Прия пошла в туалет, Бумер залез в мобильный проверить почту. София зашла в мою комнату. Не с неприличными мыслями, а просто посмотреть.
– Тут почти ничего не изменилось, – огляделась она, остановив долгий взгляд на вырезках с цитатами, которые я кнопками пришпилил к стенам.
– Почти. На стене есть новые цитаты. На полках – новые книги. Потерялось несколько ластиков с карандашей. Да и постельное белье я каждую неделю меняю.
– То есть, хоть и кажется, что ничего не изменилось…
– Все постоянно меняется, просто незаметно, по мелочам. Жизнь идет, как говорится.
София кивнула:
– Забавное выражение: «жизнь идет».
– «Жизнь продолжается» звучит еще страннее.
– А бывает, она показывает нам наше будущее. И это будущее, к примеру, ловит ребенка.
Я всмотрелся в ее лицо, ища в нем сарказм или злость. И грусть… еще я искал в нем грусть или сожаление. Но нашел лишь радостное удивление.
Сев на постель, я обхватил голову руками. Затем, осознав, как драматично выгляжу, посмотрел на Софию.
– Вот честно, я ничего не понимаю, – признался я.
Она продолжала стоять, глядя мне в глаза.
– Я не могу тебе с этим помочь, прости. Не могу.
Понятно. Давным-давно, как говорится в сказках, встречаясь с ней, я притворялся, что смогу полюбить ее, всего лишь симпатизируя ей. А теперь, когда у меня нет ни малейшего желания притворяться в том, что мы когда-то любили друг друга, она мне безумно нравится.
– Может, на этот раз попробуем сохранить разумные отношения на долгое время? Морально поддерживать друг друга, советоваться?
София рассмеялась:
– Делиться неудачами, учиться на ошибках и извлекать уроки из опыта?
– Да. Это было бы здорово.
Мне хотелось закрепить наше новое соглашение. Поцелуй исключался. Объятие тоже ни к чему. Поэтому я протянул Софии руку. И она ее пожала. А потом мы присоединились к нашим друзьям.
Меня никак не оставляли мысли о Лили. Чем она занята? Как себя чувствует? Что она чувствует? Меня охватывало смятение, но это чувство не было неприятным. Никогда еще я не жаждал увидеть ее так сильно, как сейчас.
Записная книжка у меня. Только нужно подобрать правильные слова.
Позвонила мама, узнать, как у меня дела. В ее спа-курорте нет доступа в Интернет, и телевизор она вне дома не смотрит, поэтому мне не пришлось ей ничего объяснять. Сказал, что ко мне пришли друзья, но мы ведем себя прилично.
Отец обычно каждые пять минут смотрит новости на мобильном. Наверное, он видел и заголовки на сайте «Пост», и фотографии. Просто не узнал сына.
Позже этим вечером, после киномарафона фильмов Джона Хьюза, я собрал Бумера, Софию, Прию, Джонни и Дова в гостиной, притащив из маминого кабинета маркерную доску.
– Прежде чем вы уйдете, – сказал я, – мне хотелось бы устроить короткий симпозиум на тему любви.
Я взял красный маркер – почему бы и нет? – и написал на доске слово «любовь».
– Вот она. «Любовь». – Для пущего эффекта я заключил его в рамку в форме сердца. Не анатомического, конечно. – В своем первозданном виде, со своими идеями и представлениями. Но потом… приходят слова.