Я всю доску исписал словом «слова» – даже поверх слова «любовь».
– И чувства.
Я покрыл доску словом «чувства», поверх всего уже написанного.
– И ожидания. И история. И мысли. Помоги мне, Бумер.
Мы с ним раз двадцать написали каждое из этих трех слов.
Каков результат?
Полная белиберда. Невозможно прочитать не только слово «любовь», но и все остальное.
– Вот, – поднял я доску, – с чем мы имеем дело.
Прия выглядела недовольной – скорее мной, чем тем, что я говорил. София – изумленно-радостной. Джонни с Довом придвинулись друг к дружке. Бумер, все еще с маркером в руке, о чем-то задумался.
Он поднял руку.
– Да, Бумер? – спросил я.
– Ты хочешь сказать, что: либо ты влюблен, либо нет? И если влюблен, то у тебя в душе такая неразбериха?
– Мысль примерно такая, да.
– Но что, если в этом вопросе нельзя делить все на черное и белое, на «да» или «нет».
– Не понимаю, о чем ты.
– Что, если с любовью так нельзя: влюблен или не влюблен, и точка. Любовь бывает разной, и у нее разные оттенки. И может, все это – слова, ожидания и остальное – вовсе не накладывается на любовь, а имеет свои собственные места, как на карте. И если посмотреть на эту карту сверху, то… вау… обалдеешь!
Я взглянул на доску.
– Если сделать из этого карту, то все будет куда как чище и разборчивее, – признал я. – Но разве не именно так будет смотреться столкновение двух подходящих друг другу людей в подходящее время? Хаосом.
София тихонько рассмеялась.
– Что?
– Подходящий человек в подходящее время – неверная концепция, Дэш, – объяснила она.
– Точно, – согласился Бумер.
– О чем это она? – поинтересовался я у него.
– Я о том, что «подходящий человек в неподходящее время» или «неподходящий человек в подходящее время» – это просто отговорка. Говоря так, люди думают, что судьба с ними играет. Что все мы – участники какого-то романтического реалити-шоу, которое смотрит Бог. Но вселенная не решает, кто подходит тебе, а кто – нет. Ты сам это решаешь. Да, ты можешь до посинения рассуждать о том, сложились бы у тебя отношения с этим человеком в другое время или с другим человеком в это время. Но знаешь, чего добьешься этими рассуждениями?
– Посинения?
– Ага.
– Записная книжка ведь у тебя? – вклинился Дов.
– Надеюсь, ты ее не потерял? – присоединился к нему Джонни.
– У меня. Разумеется, нет.
– Тогда чего ты ждешь? – спросила София.
– Когда вы все уйдете? – предположил я.
– Тогда мы пошли! Тебе есть что написать. И не забывай: все зависит от тебя, а не от судьбы.
Я все еще не знал, что писать. Так и заснул, с записной книжкой под боком, глазея в потолок.
На следующее утро за завтраком мне в голову пришла великолепная идея.
Я немедленно позвонил Бумеру:
– Мне нужна услуга.
– Какая? – спросил он.
– Твоя тетя в городе?
– Моя тетя?
Я выложил ему мою идею.
– Ты хочешь пойти на свидание с моей тетей?
Пришлось снова все повторить.
– Оу. Скорее всего, я это устрою.
Мне не хотелось выдавать в записной книжке слишком много. И я лишь написал Лили время и место встречи. Дождавшись более приличного часа для визита, я направился к миссис Бэзил и наткнулся на нее на улице – она выгуливала Бориса.
– Родители не наказали тебя, раз ты свободно разгуливаешь по городу? – спросила она.
– Сами видите, – ответил я и протянул ей записную книжку. – Думаю, она готова к следующему приключению.
– Говорят, обыденность придает жизни остроту. По-моему, лучше использовать другие специи. – Бабушка Лили протянула за книжкой руку, но Борис ее опередил. – Плохая девочка! – побранила она пса.
– Я уверен на сто процентов, что Борис – кобель, – заметил я.
– О, я это знаю, – уверила она меня. – Мне нравится сбивать его с толку.
И они с Борисом ушли, прихватив мое будущее.
Когда Лили пришла к пяти часам, видно было, что она слегка разочарована.
– Смотри, сколько здесь народу катается, – оглядела она ледовый каток в Рокфеллер-центре. – Миллион. И, судя по свитерам, со всех пятидесяти штатов.
Я был как на иголках. Очень нервничал. Мы с Лили впервые встретились при нормальных обстоятельствах, без всяких собак и чокнутых мамашек, и вели обычный, нормальный разговор. А я не очень-то хорош в обычных, нормальных разговорах. Мне лучше удаются письменные беседы или рассуждения, вызванные приливом адреналина в сюрреалистические мгновения. Мне хотелось понравиться Лили и хотелось, чтобы она понравилась мне. Так страстно мне давно уже ничего не хотелось.
«Все зависит от тебя, а не от судьбы».
Так и есть. Правда, все зависит не только от меня, но и от Лили.
И в этом главная сложность.
Я сделал обиженный вид, вроде как задетый ее безрадостной реакцией на выбранное мною для свидания банальное место.
– Не хочешь кататься на коньках? – надулся я. – Мне казалось, это будет так романтично. Как в кино. С наблюдающим за нами Прометеем[36]. Ведь Прометею самое место на ледовом катке, как думаешь? Он, наверное, затем и украл для нас огонь, чтобы мы могли делать ледовые катки. Кстати, накатавшись в этой пробке из конькобежцев, мы обязательно сходим на Таймс-сквер, чтобы следующие несколько часов провести среди двух миллионов людей, где нет ни одного туалета. Идем же, я знаю, ты этого хочешь.
Забавно. Лили явно не знала, как нарядиться на свидание, поэтому оделась как обычно, по-Лилиному. Меня это приводило в восторг. Как и нескрываемое отвращение, которое она испытала при мысли оказаться не наедине со мной, а в толпе.
– Или… – начал я, – мы воспользуемся планом Б.
– Да! – мгновенно воскликнула она.
– Сказать, куда идем? Что тебе нравится больше: сюрпризы или предвкушение?
– Сюрпризы.
Мы пошли прочь от статуи Прометея и ледового катка. Шага через три Лили остановилась.
– Знаешь, я солгала. Мне больше нравится предвкушение.
И я рассказал ей, куда мы идем.
– Ну да, конечно, – хлопнула она меня по руке, не поверив.
– Ну да.
– Не верю ни единому слову, но… повтори-ка.
И я повторил. Только в этот раз вынул из кармана ключ и покачал им перед ее лицом.
Тетя Бумера – знаменитость. Не буду называть ее имя, но это имя известно всем. У нее свой собственный журнал. И кабельный канал. И линия хозтоваров в крупнейшей сети магазинов. Ее кухню-студию знают во всем мире. И в моей руке лежал ключ от этой кухни.
Я включил везде свет. Мы стояли в центре самой гламурной кухни Нью-Йорка, практически в королевстве выпечки.
– Что хочешь приготовить? – спросил я Лили.
– Шутишь? Тут можно все потрогать?
– Это тебе не экскурсия по Эн-би-си, – уверил я ее. – Смотри. Трогай. Ты – ас по части выпечки, бери и пеки что хочешь.
Тут были кастрюли и сковородки всевозможных размеров. Сладкие, соленые, кислые и любые другие ингредиенты, какие только можно найти в США.
Лили сияла от восторга. Пару минут поколебавшись, она начала заглядывать в разные ящики, изучая их содержимое.
– Там – секретная кладовка, – показал я на незаметную дверь.
Лили сразу же открыла ее.
– Ух ты! – изумилась она.
В детстве для нас с Бумером это было самое волшебное место. Сейчас я снова ощущал себя восьмилетним, видимо, как и Лили. И мы оба стояли, восхищенно глазея на представшие нашим глазам сокровища.
– Никогда не видела так много коробок с рисовыми хлопьями, – сказала Лили.
– А как тебе горы зефира и всяких добавок? Тут все виды зефира и все виды добавок.
Вот так-то. В честь тети Бумера давали винные туры и делали цветочные композиции, и при этом ее любимой едой были рисовые хлопья, а целью в жизни – их вкусовое усовершенствование.
Я рассказал об этом Лили.
– Вот ими и займемся, – ответила она.
Рисовые хлопья можно есть сразу, не готовя – никакой тебе муки, просеивания, выпекания.
И все же мы с Лили умудрились устроить ужасный бардак.
Частично из-за того, что открывали коробки и банки с разными добавками: от арахисового масла до сухих вишен, ухитрившись даже опрометчиво взяться за картофельные чипсы. Я позволил Лили верховодить, а она взяла да и выпустила на волю своего внутреннего пекаря-маньяка. Не успел я опомниться, как все было завалено тающим зефиром и коробками, а рисовые хлопья оказалась в наших волосах, ботинках и – я почти не сомневаюсь в этом – в нижнем белье.
Но все это ерунда.
Я думал, Лили методичный и кропотливый пекарь. Но, к моему невероятному удивлению – и восторгу, – она оказалась совершенно другой: импульсивной, порывистой, смешивающей ингредиенты чисто интуитивно и по желанию. В ее хлопотах чувствовалась и серьезность – она хотела, чтобы у нее все получилось, – и некая игривость. Поскольку, в конце концов, это и была игра.
– Хрум! – скормила она мне хрустящую рисовую печеньку.
– Ам! – скормил я ей пирожное с банановым кремом.
– Ням! – сказали мы в унисон, скормив друг другу с противня прикольные сливово-сырные печенья.
Лили поймала на себе мой взгляд.
– Что?
– Твоя легкость обезоруживает, – признался я.
– Ну… такой комплимент заслуживает угощения.
Я обвел взглядом кучу противней с выпечкой.
– У нас тут столько угощений, что хватит на все твое семейство. А это о многом говорит.
Она покачала головой:
– Нет. Я о другом угощении. О пище для ума. Не только ты умеешь строить тайные планы.
– Ого!
– Итак, что тебе нравится больше: сюрпризы или предвкушение?
– Предвкушение, – ответил я. Но только Лили открыла рот, как я передумал: – Нет, нет, нет. Пусть это будет сюрприз.
– Как пожелаешь, – озорно улыбнулась она. – Давай упакуем сладости, уберемся в кухне и продолжим шоу в другом месте.