Открыть чрезмерность в умеренности.
Апрель 1938 г.
Сколько гнусности и ничтожества в существовании работающего человека и в цивилизации, базирующейся на людях работающих.
Но тут все дело в том, чтобы устоять и не сдаваться. Естественная реакция – в нерабочее время всегда разбрасываться, искать легкого успеха, публику, предлог для малодушия и паясничанья (по большей части люди для того и живут вместе). Другая неизбежная реакция заключается в том, чтобы разглагольствовать. Впрочем, одно не исключает другого, особенно если учесть плотскую распущенность, отсутствие физической культуры и слабоволие.
Все дело в том, чтобы молчать – упразднить публику и научиться судить себя. Сочетать в равной мере заботу о своем теле с заботой об осознанном существовании. Отбросить всякие претензии и отдаться двойной работе по освобождению от власти денег и от собственного тщеславия и малодушия. Жить упорядоченно. Не жалко потратить два года на размышления над одним-единственным вопросом. Надо покончить со всеми прежними занятиями и постараться ничего не забыть, а потом приняться терпеливо запоминать.
Поступив так, вы имеете один шанс из десяти избежать самого гнусного и ничтожного из существований – существования человека работающего.
Апрель
Отправить два эссе. «Калигула». Ни малейшей значительности. Недостаточно зрело. Издать в Алжире.
Продолжить занятия: философия и культура. Ради этого все бросить: диссертация.
Или биология + экзамен на право преподавания в институте, или Индокитай.
Каждый день делать записи в этой тетради: через два года написать книгу.
Апрель 1938 г.
Мелвилл ищет приключений и кончает жизнь конторским служащим. Он умирает в бедности и безвестности. Если человек живет одиноко и обособленно (это не одно и то же), даже завистники и клеветники в конце концов унимаются и оставляют его в покое. Но надо ежесекундно пресекать зависть и клевету в себе.
Май
Ницше. Осуждение Реформации, освобождающей христианство от принципов жизни и любви, которые прививал ему Цезарь Борджиа. Борджиа, ставший папой, оправдал наконец христианство.
В любой идее меня привлекает прежде всего ее острота и оригинальность – новизна и внешний блеск. Надо честно признаться.
С. строит из себя обольстителя, он раздает направо и налево обещания, которые никогда не держит. Он испытывает потребность покорять, завоевывать любовь и дружбу, сам не будучи способен ни на то ни на другое. Прекрасный персонаж для романа и безотрадный пример друга.
Сцена: муж, жена и зрители.
Муж не лишен достоинств и любит блеснуть в обществе. Жена молчит, но короткими сухими репликами разрушает все потуги обожаемого супруга. Таким образом она постоянно выказывает свое превосходство. Он сдерживает себя, но страдает от унижения – так рождается ненависть.
Напр.: С улыбкой: «Не выставляйте себя большим глупцом, чем вы есть, друг мой».
Зрители мнутся и смущенно улыбаются. Муж краснеет, подходит к жене, с улыбкой целует ей руку: «Вы правы, дорогая».
Приличия соблюдены, а ненависть растет.
Я до сих пор не могу забыть приступ отчаяния, который охватил меня, когда мать объявила мне, что «я уже вырос и буду теперь получать к Новому году полезные подарки». Меня до сих пор коробит, когда мне дарят подарки такого рода. Конечно, я прекрасно знал, что ее устами говорит любовь, но почему любовь избирает порой столь жалкий язык?
Об одной и той же вещи утром мы думаем одно, вечером – другое. Но где истина – в ночных думах или в дневных размышлениях? Два ответа, два типа людей.
Май
В богадельне умирает старая женщина. Подруга ее, с которой она познакомилась три года назад, плачет, «потому что у нее никого не осталось». Сторож маленького морга – парижанин, живет здесь вместе с женой. «Кто бы мог подумать, что в семьдесят четыре года придется доживать свой век в богадельне в Маренго!» Сын его – человек с положением. Старики приехали из Парижа. Невестка их невзлюбила. Скандалы. Старик не выдержал и «поднял на нее руку». Вот сын и отправил их в богадельню. Могильщик дружил с покойной. По вечерам они иногда ходили в деревню. Маленький старичок обязательно хотел проводить гроб в церковь и на кладбище (два километра). Он калека, ему трудно поспеть за катафалком, и он идет метрах в двадцати позади всех. Но он знает местность и идет самым коротким путем, поэтому два или три раза он нагоняет процессию и идет вместе со всеми, покуда снова не отстанет.
У сиделки-мавританки, которая заколачивает гроб, язва на носу, поэтому она никогда не снимает повязки.
Друзья покойной: маленькие старички-мифотворцы. Как славно жилось в доброе старое время! Старичок – старушке: «Ваша дочь вам не писала?» – «Нет». – «Могла бы вспомнить, что у нее есть мать».
Смерть одного обитателя богадельни – сигнал и предупреждение для всех остальных.
Июнь
Для «Счастливой смерти»: несколько прощальных писем. Старая песня: хочу порвать, потому что слишком сильно тебя люблю.
И последнее письмо: шедевр трезвости. Но и тут не обошлось без притворства.
Конец. Мерсо пьет.
«Ну! – говорит Селест, вытирая стойку. – Ты стареешь, Мерсо».
Мерсо вздрогнул и поставил стакан. Он поглядел на себя в зеркало позади стойки. Так и есть.
Лето в Алжире.
По чью душу эта стая черных птиц в зеленом небе? Постепенно наступает слепое и глухое лето и проясняет, что стоит за призывами стрижей и криками разносчиков газет.
Июнь
На лето:
1) Закончить Флоренцию и Алжир.
2) Калигула.
3) Летний экспромт.
4) Эссе о театре.
5) Эссе о покаянных молитвах.
6) Переписать Роман.
7) Абсурд.
Для летнего экспромта:
– Зритель!
– Ну!
– Зритель!
– Ну!
– Ты редкость, зритель.
– Как редкость? (Оборачивается.)
– Конечно, редкость! Таких, как ты, немного. Такие, как ты, наперечет.
– Уж какой есть.
– Конечно. Ты нам подходишь.
Роман.
– Что греха таить, есть у меня серьезные недостатки, – говорит Бернар. – Например, я лжец.
– ?
– О! Я это прекрасно знаю. Одни недостатки люди тщательно скрывают. Другие с легкостью за собой признают. Разумеется, с притворным смирением! «Да, я вспыльчив, да, я люблю поесть». В каком-то смысле это им льстит. Но лживость, тщеславие, зависть – в этом не признаются. Этим грешит кто угодно, только не мы. К тому же признание в своей вспыльчивости помогает избежать разговора обо всем прочем. Вы ведь не станете искать в человеке, который сам повинился в своих грехах, еще каких-то недостатков?
У меня нет заслуг. Я принимаю себя таким как есть. Поэтому все так просто.
Калигула: «Вы никак не поймете, что я человек простой».
Эссе о покаянных молитвах.
У нас в семье: работа по десять часов в день. Сон. Воскресенье – понедельник. – Безработица: человек плачет. Вся беда человека в том, что ему приходится плакать и молить о том, что его унижает (помощь).
Нынче много говорят о достоинствах труда, о его необходимости. Г-н Жинью, в частности, имеет весьма определенное мнение на этот счет.
Но это обман. Достойным может быть только добровольный труд. Одна праздность имеет нравственную ценность, ибо она позволяет судить о людях. Она пагубна лишь для посредственностей. В этом ее урок и ее величие. Труд, наоборот, одинаково губителен для всех. Он не развивает способность суждения. Он пускает в ход метафизику унижения. Лучшие люди не способны нести бремя этого рабского труда, навязываемого им обществом благонамеренных людей.
Я предлагаю перевернуть классическую формулу и сделать труд плодом праздности. Достойный труд заключается в игре в «бочонок» по выходным. Здесь труд смыкается с игрой, а игра, подчиненная технике, поднимается до произведения искусства и творчества в самом широком смысле слова…
Одних это приводит в восторг, других – в негодование.
Что ж такого! Мои работники зарабатывают по сорок франков в день…
В конце месяца мать с ободряющей улыбкой говорит: «Сегодня вечером будем пить кофе с молоком. День на день не приходится…»
Но по крайней мере они смогут там заниматься любовью…
Единственное возможное в наше время братство, единственное, какое нам предлагают и позволяют, – это гнусное и сомнительное солдатское братство перед лицом смерти.
Июнь
В кино молоденькая жительница Орана плачет горючими слезами, глядя на несчастья героя. Муж умоляет ее перестать. Она говорит сквозь слезы: «Дай же мне, в конце концов, всласть поплакать».
«Счастливая смерть»:
В поезде Загрей сидит напротив него. Только вместо черного шейного платка, который он обычно носил, на нем очень светлый летний галстук. (После убийства возвращается в свою квартиру. Ничего в ней не меняет. Только вешает новое зеркало.)
Искушение, одолевающее все умы: цинизм.
Ничтожество и величие этого мира: в нем совсем нет истин, только любовь.
Царство Абсурда, спасение от которого – в любви.
Романы-фельетоны не грешат против психологии. Но психология здесь великодушна. Она не считается с деталями. Она строится на доверии. И тем самым грешит против истины.