– Нам пора уходить, господин Амброзино.
– Уже! Но когда же я вас снова увижу?
– Завтра.
– Ах! Ведь у меня всего полчаса, и я пришел, чтобы немного помузицировать.
Мы уходим. На дороге чудесно сверкают красные герани. Сумасшедший достал из коробки тростинку с продольной прорезью, затянутой тонкой резиной. Он извлекает из нее странную музыку, жалобную и задушевную: «Дорога под дождем…» Мы слышим музыку, идя мимо гераней, мимо больших клумб, покрытых маргаритками, вдоль моря, улыбающегося своей невозмутимой улыбкой.
Я открыл письмо. В нем были рекламные объявления, вырезанные и аккуратно пронумерованные карандашом.
М. – Каждый вечер он клал это оружие на стол. Закончив работу, он убирал бумаги, брался за револьвер и приставлял его ко лбу, он терся об него висками, прижимался к холодному металлу горящими щеками. Он долго сидел так, водя пальцами по гашетке, ощупывая стопорный вырез, пока все вокруг не затихало и он не задремывал, ощущая только одно – холодный солоноватый металл, несущий смерть.
Тот, кто не убивает себя, должен молчать о жизни. И, просыпаясь с горькой слюной во рту, он лизал ствол револьвера, всовывал в него язык и, хрипя от бездонного счастья, с восхищением повторял: «Радость моя безбрежна».
М. – 2-я часть.
Цепь катастроф – его мужество – жизнь его соткана из несчастий. Он обживает это скорбное существование, он весь день ждет, когда же наступит вечер и он вернется наконец домой, к своему одиночеству, недоверию, отвращению. Его считают твердым и стойким. Если присмотреться, дела идут как нельзя лучше. Однажды случается пустяк: приятель невнимательно слушает его и отвечает рассеянно. Он возвращается домой. Он кончает с собой.
31 марта
У меня такое чувство, будто я постепенно поднимаюсь со дна.
Нежная и сдержанная дружба женщин.
Социальный вопрос решен. Равновесие восстановлено. Через две недели я поставлю точку. Ни на секунду не забывать о книге. Не откладывая, начать работу прямо с воскресенья.
После долгого периода беспокойства и отчаяния переделать все заново. Наконец-то вышло солнце, и тело мое оживает. Молчать – верить самому себе.
Апрель
Первые жаркие дни. Духота. Все живое в полном изнеможении. Когда день клонится к закату, над городом какой-то странный воздух. Звуки поднимаются и исчезают в вышине, как воздушные шары. Деревья и люди неподвижны. Мавританки болтают на террасах, ожидая, когда наступит вечер. В воздухе стоит запах жареного кофе. Нежная и безнадежная пора. Не к чему прижаться губами. Не перед кем броситься на колени в порыве благодарности.
Жара на набережных – страшная, изнуряющая, от нее перехватывает дыхание. Тяжелый запах гудрона дерет горло. Упадок сил и желание смерти. Вот подлинная атмосфера трагедии, а вовсе не ночь, как принято считать.
Чувства и мир. Желания смешиваются. Сжимать в объятиях тело женщины – то же, что вбирать в себя странную радость, которая с неба нисходит к морю.
Солнце и смерть. Грузчик со сломанной ногой. Капли крови, тянущиеся по пылающим камням набережной. Похрустывание камешков. В кафе он рассказывает мне свою жизнь. Все разошлись, на столе остались шесть стаканов. Домик в пригороде. Жил один, возвращался к себе только под вечер, чтобы приготовить еду. Собака, кот, кошка, шестеро котят. У кошки нет молока. Котята умирают один за другим. Каждый вечер окоченевший дохлый котенок и нечистоты. А также смесь двух запахов: мочи и мертвечины. Вчера вечером (он потихоньку вытягивает руки, медленно отодвигая стаканы на край стола) подох последний котенок. Но мать сожрала половину. Значит, полкотенка! И как всегда нечистоты. Возле дома воет ветер. Где-то очень далеко играют на рояле. Он сидит среди развалин и нищеты. И весь смысл существования вдруг комом подступает к горлу. (Стаканы падают один за другим, а он все продолжает раздвигать руки.) Сидит так несколько часов, сотрясаясь от бешеной ярости, без слов, с мокрыми от мочи руками и думает о том, что пора варить обед.
Все стаканы разбиты. А он улыбается. «Ничего, – успокаивает он хозяина, – мы за все заплатим».
Сломанная нога грузчика. В углу молодой мужчина молча улыбается.
«Это пустяки. Больше всего зла мне всегда причиняли общие идеи». Погоня за грузовиком, скорость, пыль, скрежет. Безумный ритм лебедок и механизмов, танец мачт на горизонте, бортовая качка судов. На грузовике: тряска по булыжникам набережной. Гигантская и фантастическая декорация порта, солнце и кровь, белая меловая пыль, а в ней – двое молодых людей удаляются на полной скорости и хохочут как безумные.
Май
Не отгораживаться от мира. Когда живешь на виду, нет опасности, что жизнь сложится неудачно. В любой ситуации, в несчастье, в разочарованиях я прежде всего стараюсь восстановить контакты. И даже в печали своей я полон желания любить и испытываю упоение при одном только виде холма в вечерней дымке.
Контакты с истиной, прежде всего с природой, потом с искусством посвященных, и мое собственное искусство, если я способен его создавать. В противном случае ничто не коснется меня: ни свет, ни вода, ни упоение, ни влажные от желания губы.
Улыбка отчаяния. Безысходного, но тщетно пытающегося подчинить меня себе. Главное: не потерять себя и не потерять то сокровенное, что дремлет в мире.
Май
Все контакты – культ моего «я»? Нет.
Культ «я» предполагает любительство или оптимизм. И то и другое вздор. Не выбирать свою жизнь, но расширять ее.
Внимание: Кьеркегор, источник наших бед – это сравнение.
Отрезать себе путь к отступлению. Затем в равной мере принять и «да», и «нет».
Май
Как красивы женщины в Алжире на склоне дня.
Май
На пределе. И сверх того: игра. Я говорю «нет», я труслив и слаб, а поступаю так, как если бы я говорил «да», как если бы я был силен и смел. Вопрос воли = доводить абсурд до конца = я способен на…
Следовательно, воспринимать ход игры трагически, а ее результат (который, пожалуй, безразличен) комически.
Но не терять на это времени. Искать высший опыт в одиночестве. Совершенствовать игру завоеванием самого себя – зная, что это абсурдно.
Примирение мудрого индуса и западного героя.
«Больше всего зла мне всегда причиняли общие идеи».
От этого высшего опыта всегда следует отказываться во имя дружбы. Чтобы затем продолжить. Рука дружбы – редкость.
Бог – Средиземное море: постройки – ничего природного.
Природа = равновесие.
Против нового промаха и слабости: усилие – внимание.
Демон: культура – тело
воля – труд (фил.)
Но с другой стороны: заступники —
каждый день
мое произведение
(эмоции)
высший опыт.
Философское произведение: абсурд.
Литературное произведение: сила, любовь и смерть под знаком завоевания.
И там, и тут смешивать оба жанра, сохраняя особое звучание. Написать однажды книгу, которая даст разъяснение.
И об этом умственном напряжении: бесстрастие – презирать сравнение.
Эссе о смерти и философии – Мальро. Индия.
Эссе о химии.
Май
То, что жизнь сильнее всего, – истина, но она лежит в основе всех подлостей. Нужно открыто утверждать противоположное.
И вот они уже вопят: я имморалист.
Смысл: я должен прочесть себе мораль. Признай же это, глупец. Я тоже.
Другой неудачник: надо быть простым, надо быть самим собой, долой литературу – надо принимать жизнь и отдаваться ей. Да ведь мы только это и делаем.
Если вы закоренели в своем отчаянии, поступайте так, как если бы вы не утратили надежды, – или убейте себя. Страдание не дает никаких прав.
Интеллектуал? Да. И никогда не отступаться. Интеллектуал – тот, кто раздваивается. Это мне по душе. Мне приятно, что во мне два человека. «Могут ли они слиться воедино?» Практический вопрос. Надо попробовать. «Я презираю интеллигентность» на самом деле означает: «Я не в силах выносить свои сомнения».
Я предпочитаю ни на что не закрывать глаза.
Ноябрь
Повидать Грецию. Дух и чувство, любовь к выражению как доказательства упадка. Греческая скульптура приходит в упадок, когда появляются улыбка и взгляд. Итальянская живопись тоже, включая XVI век «колористов».
Парадокс – судьба грека, ставшего великим художником поневоле. Дорические Аполлоны восхитительны, потому что лишены выражения. Только живопись (к сожалению) привнесла выражение. – Но живопись «проходит», а шедевр остается.
Национальности возникают как знак распада. Едва нарушилось религиозное единство Священной Римской империи – национальности.
Восток хранит цельность. Интернационализм пытается вернуть Западу его истинное значение и призвание. Но основа уже не христианская – греческая.
Нынешний гуманизм: он лишь усугубляет пропасть между Востоком и Западом (вспомним Мальро). Но он восстанавливает силу.
Протестантизм. Нюанс. В теории позиции, достойные восхищения:
Лютер, Кьеркегор. А на практике?
Январь
Калигула, или Смысл смерти. 4 действия.
I а) Приход к власти. Радость. Добродетельная речь (ср. Светония).
б) Зеркало.
II а) Его сестры и Друзилла.
б) Презрение к великим.