Пьеса о любви.
Ваша мораль – не моя мораль. Ваше сознание – больше не мое сознание.
В. «Если сегодня нашли бы лекарство от смерти, я не согласилась бы его принять. Моя боль (смерть его отца и матери), мое счастье (его любовь) имеют смысл, только если я тоже должна буду уйти».
Эмерсон. «Может случиться, что сторонник этой доктрины (согласно которой у человека есть душа) обратится в бегство при виде дневника, написанного в ночи каким-то неизвестным негодяем, который и не ведал, что творил, обмакивая перо в грязь и тьму».
Там же. «Что нам еще остается, кроме того, чтобы считать достоверным следующее: избегая лжи и гнева, мы завоюем человеческий голос и язык».
Там же. «Человек станет великим вовсе не благодаря свой совестливости. Величие происходит от воли Бога, как хорошая погода».
Роман. Оккупация, поезд Сент-Этьен – Дюньер, зимний вечер. Поезд переполнен, два купе отведены для германской армии. Незадолго до станции Фирмини один немецкий солдат обнаруживает, что у него украли штык, когда он отлучался в туалет. Крики бешенства. Тут же были схвачены двое рабочих, торопившихся к выходу, чтобы вернуться домой после трудового дня, – их задержали в коридоре, и поезд уже стал отъезжать от станции. Протестовали они слабо, но было ясно, что они не виновны. На следующей станции солдаты высадили их. Они удалялись в ледяном тумане, смирившись с худшим.
Из поезда вышел очевидец произошедшего, он чувствовал себя несчастным. Он не мог следовать за ними. Он не знал, как их освободить. Он провел ночь в зале ожидания, думая о них. Не оставалось ничего другого – только продолжать борьбу, чтобы такое не повторилось. А этих людей будут избивать и, возможно, они умрут.
Торо. «Пока человек остается верен самому себе, ему подчиняется все – правительство, общество и даже солнце, луна и звезды».
Там же. Эмерсон. «Почитание человеком своего гения – лучшая религия».
Ницше – сестре, о проблеме с Лу: «Нет, я не создан для вражды и ненависти… До сих пор я никого не мог ненавидеть. И только теперь я чувствую себя униженным».
Необходимость, по его мнению, тех, кто устраивал заговор «против Александра», – они «завяжут новый гордиев узел греческой цивилизации после того, как он был разрублен».
То что я сказал – я говорил ради блага всех людей и той части меня самого, что принадлежит повседневности. Но другая часть меня знает тайну, которая никогда не должна быть раскрыта, и с ней мне суждено умереть.
«Лабиринтный человек ищет не истину, но всегда и исключительно Ариадну».
В Йенской клинике Ницше подолгу и в ясном сознании беседует с Овербеком обо всем, кроме своих произведений.
Гений – это здоровье, высокий стиль, прекрасное настроение на вершине разрыва.
Творчество. Чем больше оно дарит, тем больше получает. Растрачивать себя и тем самым обогащаться.
Бессмертен лишь тот, для кого все кругом бессмертно (Э.).
По мнению Эмерсона, американцы – чудесные механики, потому что боятся усталости и усилий: благодаря лени.
Каждый писатель, большой или малый, ощущает потребность сказать или написать, что гений обязательно бывает освистан современниками. Естественно, это неправда, так происходит случайно и редко. Но такая потребность многое объясняет.
Эмерсон, 1848. «Как у нас получилось, что развитие механизации послужило на пользу всем, кроме рабочего. Прогресс нанес ему смертельную рану».
Там же. «Всякий человек имеет право на то, чтобы его отличали и судили о нем по тому лучшему, что было в его влиянии на других людей».
Древние и классики представляли природу женственной. В природе растворялись. А наши художники делают ее мужественной. Она сама врезается в наши глаза и раздирает их.
«Никакой психологии в искусстве». «Ибо вам самому ее не хватает». «Может быть, но таков закон творчества: создавать из того, что есть. Потом вы должны будете судить не о том, что у меня есть, но о том, что я сделал».
Чтобы остаться в современном мире человеком, нужны не только неослабевающая энергия и постоянное напряжение, но еще и просто немного везения.
Роман. «Вопрос о любви отменился не сегодня. Вопроса о любви вообще никогда и не было. Я взывал к тебе из самых глубин своего сердца – многие годы после твоей любви. И взывал еще – после твоего внимания. Я не добился ни любви, ни внимания».
Пьеса. Д. Высокомерный, презрительный, отчаявшийся, категоричный.
Г [57]. прекращает писать роман из-за сцены, которую устроила жена. Он приезжает работать в Париж, но продолжение романа не получается. На самом деле он и не хочет отыскивать нить повествования, чтобы сохранить мысль и оставить нетронутой всю свою злобу.
Он казнил их собственными руками: «Надо, – говорил он, – расплачиваться собой».
Тем немногим людям, которые открыли мне возможность восхищаться, я отдаю высочайший в моей жизни долг признания.
Благодаря сексуальной свободе мы можем теперь хотя бы осознать ценность целомудрия и превосходства воли. Опыт – какой угодно, женщины – сдержанные или свободные, пылкие или мечтательные, и ты сам – разнузданный или осмотрительный, торжествующий или вовсе не способный на желание. Круг замкнулся. Больше нет ни тайны, ни вытеснения. Свобода духа стала почти полной, мастерство – почти всегда возможным.
Проект. Возобновляемый словарь («для Хроник» [58]). Написать «Каприччо» (в духе Гойи).
В глубине моей души царит испанское одиночество. Выйти из него человек может лишь на «мгновения», но дальше он снова возвращается на свой остров. Потом (начиная с 1939 г.) я снова попытался быть вместе с людьми, заново пережил все этапы эпохи. Но тяжелым шагом, на крыльях воплей, под кнутом войн и революций. Сегодня я на пределе – и мое одиночество переполнено тенями и творениями, принадлежащими мне одному.
Игуапи. Мужчина на носу парома. Город, процессия. Мужчина, камень падают на землю. Гость берет камень, но проходит мимо церкви и идет к реке. Он загружает камень в длинную лодку и поднимается по реке к девственному лесу, где исчезает [59].
У меня будут оспаривать даже смерть. И все-таки мое самое глубокое желание сегодня – тихая смерть, которая оставила бы в покое тех, кого я люблю.
Однажды вечером, рассеянно листая восхитительную книгу, я прочитал без запинки: «Как у многих страстных душ, пришел момент, когда ослабела вера в жизнь». Через секунду эта фраза снова зазвучала во мне, и я разрыдался.
Одна моя половина безмерно презирала эту эпоху. Даже когда я впадал в худшие свои заблуждения, честь всегда оставалась для меня высшей ценностью. И я зачастую приходил в отчаяние при виде чрезмерного упадка, охватившего наш век. Но другая моя половина готова была взять на себя и упадок, и общую борьбу…
Комедия о прессе.
– Нюансировать? Если я найду в вашем словаре еще одно подобное слово, то выставлю вас за дверь.
(Театральному критику.) Здесь у этого автора нет друзей. Значит, вы скажете, что дело в идеях. Сегодня во Франции достаточно одного только подозрения в наличии ума, чтобы потопить человека. А вы будете на каждом шагу писать, что мы самый умный народ на земле. Публика допускает ум только внутри идиотских фраз.
Конец. На следующий день он напишет разоблачительную статью.
У публики нет памяти. – Ее память – мы.
Сцена с читателем.
Обзор газет: тот, кто выставляет Христа напоказ на первой странице газеты для сытых. Прогрессист – друг лагерей и т. д.
III действие – у него дома. Аскетизм.
Секретарю идеалистической редакции.
– Вашей газеты не заметно.
– Но ее читают.
– Газета создана для того, чтобы ее читали, но на расстоянии. Надо иметь возможность читать ее у соседа в метро.
– Тот, кто читает у соседа, не будет ее покупать.
– Нет, но он будет о ней говорить.
28 февраля 1952 г. Открытие Бразилии, Вилла-Лобос – здесь к музыке возвращается величие. Шедевр – величия достиг только де Фалла.
Если мне суждено умереть сегодня вечером, я буду умирать с ужасным чувством, неведомым мне прежде, но сегодня причиняющим боль. Это ощущение того, что я приходил на помощь, и притом многим людям, но никто не придет на помощь ко мне… Мне нечем гордиться.
«Медея», сыгранная труппой театра «Антик». Не могу без рыданий слушать этот язык, мне кажется, что я наконец возвращаюсь на свою родину. Это мои слова, мои чувства, моя вера.
«Какое несчастье быть человеком, лишенным города». «О, сделайте так, чтобы я не остался лишенным города», – говорит Хор. Я – человек без города.