н решает исполнить свой обет, вопреки всему на свете; и за этим существом, которое он прижимает к себе, остается только пустота, и он сжимает ее все сильнее и сильнее, растворяясь в ней, раскрывая ее и почти раздирая на части, чтобы наконец спрятаться в ней и навечно жить в ней – в наконец-то обретенной любви, там, где чувства сами распускаются пышным цветом и очищаются в негасимом пламени, там, где фонтан наслаждения увенчан безграничной наградой. Это час, когда исчезают телесные пределы и в полной обнаженности сокровенного дара рождается наконец единое существо.
13 августа
Отсутствие, болезненная фрустрация. Но сердце мое живет, сердце мое наконец живет. Значит, неправда, что победило равнодушие. Благодарность, сильнейшая признательность Ми. Да, ревность – выступает в пользу духа. Ревность – это страдание от того, что видишь, как другой низводится до уровня объекта, и желание, чтобы все и всё признали бы в нем человека. Невозможно ревновать к Богу.
На долину спускался вечер, старые стены, бойницы, спокойные дома. Шуршание травы под моими ногами.
Сентябрь
И. Прентан [164] просыпается в 11 часов, лежит в постели, обедает в постели около 13 или 14 часов и потом еще остается в постели до конца дня в окружении «Франс диманш», «Матч», «Нуар и Блан», «Синемонд» [165] и т. д. и т. п., которые она поглощает.
Полушутя-полусерьезно я рассказываю Ми о глубокой старости, когда уже не будет ни восторга перед сущим, ни чувственных радостей, и т. д., и она начинает рыдать: «Я так люблю любовь!»
Прежде чем начать писать роман, мне нужно на несколько лет исчезнуть. Ежедневная концентрация, интеллектуальная аскеза и предельное самосознание.
Виновность одного народа? (Франция, как и Германия – Иуда – те, кто спит, и т. д.)
Как поживает Ваша дорогая матушка? Я имел несчастье ее потерять 3 месяца назад. О, я не знал этой подробности.
Сто сорок тысяч умирающих в день; девяносто семь в минуту; пятьдесят семь миллионов в год.
Левые, с которыми я был вместе, несмотря на себя, несмотря на них.
Во Христе кончается смерть, начавшаяся в Адаме.
Самым опустошающим в моей жизни усилием было укротить свою натуру, чтобы поставить ее на службу самым большим замыслам. Мне удавалось это изредка, только очень изредка.
Зрелому человеку продлить молодость может только счастливая любовь. Все иные ее разновидности ввергают в старость.
Большое несчастье, если не сможешь утратить чувствительности, достигнув тех лет, когда ты вынужден за все отвечать. Ведь именно благодаря этой утрате и получаешь свободу по отношению к ответственности, когда можно лишний раз не оглядываться на других людей.
Г-н Матье [166], преподаватель литературы, вышел на пенсию. Чтобы встретить смерть лицом к лицу, есть только рецепты классического гуманизма.
В каменных городах, где только ветер и дождь приносят воспоминания о лугах и небе.
Физическая любовь всегда была связана для меня с неотразимым чувством невинности и радости. Я не смог бы любить в слезах, я всегда люблю в экзальтации.
Море, божество.
На первобытной земле много веков без перерыва шли дожди.
Жизнь зародилась в море, и в течение долгих незапамятных времен, пока первая живая клетка превращалась в организованное морское существо, континент, еще не освоенный животной и растительной жизнью, был пространством камней, заполненным лишь шумом дождя и ветра среди великого и неподвижного безмолвия, через которое проносилась разве только быстрая тень больших облаков и вод, бегущих в океанские просторы.
После миллиардов лет первое живое существо вышло из моря и встало на твердую землю. Оно походило на скорпиона. Это было триста пятьдесят миллионов лет тому назад.
Летающие рыбы гнездятся в морских безднах, чтобы отложить в них свою икру.
В Саргассовом море два миллиона тонн водорослей.
Большая красная медуза рождается величиной с наперсток и вырастает к весне до размеров зонта. Она перемещается толчками, оставляя на свободе длинные щупальца и давая кров под своим зонтиком целым стайкам молодой трески, сопровождающим ее повсюду.
Рыба поднимается все выше и выше в своем ареале, она проходит через невидимую границу, взлетает и падает на поверхность.
В отличие от кальмаров, обитающих на поверхности и выбрасывающих чернила, кальмары морских глубин извергают из себя светящееся облако. Они скрываются в свете.
Твердая земля, в конце концов, – это лишь тонкая плита в море. В один прекрасный день будет царствовать океан.
Есть волны, которые доходят до нас с мыса Горн, пройдя путь в десять тысяч километров. В 358 году в восточной части Средиземного моря поднялась огромная волна и затопила все острова и низкие берега, забросив корабли на крыши Александрии.
Я – писатель. Не я, но мое перо вспоминает или совершает открытия.
Я не могу подолгу жить с людьми. Мне нужно немного одиночества – частицы вечности.
В окрестностях Люберона сбежала домашняя лошадь – она живет на свободе и в одиночестве в течение нескольких лет. Новелла? Один человек, который слышал о ней, пошел ее искать. Он обратился в свободную жизнь.
Для Немезиды (Лурмарен, декабрь 1959 г.).
Конь черный, конь белый – человек одной рукой удерживает обе стихии. Веселый бег сломя голову. Истина лжет, прямота скрывает. Скройся в лучах света.
Тебя наполняет мир, и ты – пуст: такова полнота.
Тихий шепот пены на утреннем пляже; он может заполнить мир, как грохот славы. Ведь и то и другое происходит из молчания.
Отказывающийся – выбирает себя, алчущий – предпочитает себя. Не просит, не отказывается. Принимает, чтобы отказаться.
Дни увенчаны пламенем льдов; спи в неподвижном пожаре.
Равномерно твердый, равномерно мягкий склон – склон дня. А наверху? Единственная вершина.
Ночь – сжигает, солнце – погружает во мрак. О, земля, которой хватает на всех. Если ты свободен от всего, ты в рабстве у самого себя. Если – раб других, ты ни от чего не свободен. Выбирай свое рабство.
За крестом – демон. Оставь их вместе. Твой пустой алтарь – где-то в другом месте.
Потоки наслаждения и морские воды одинаково солены. Даже когда штормит.
На троне – изгнанник, властитель – на коленях. В пустыне – конец одиночеству.
По морю без передышки – через порты и острова, над водяными пропастями – бежит в лучах света радость – долгая радость, словно длинная-длинная жизнь.
Ты скрываешься под маской, а они обнажены.
В тот краткий день, что подарен тебе, согревай и освещай, не отклоняясь от курса.
Для отдохновенья твоего взойдут миллионы иных солнц.
Под могильной плитой веселья первый сон.
Ветром сеянный, ветром скошенный, но при этом творец, – вот человек на все века, гордящийся своей мгновенной жизнью.
«Тщеславие человека возводит эти величественные жилища лишь для того, чтобы принять в них неминуемую гостью – Смерть – со всеми церемониями суеверного страха» (Конрад, «Ожидание»).
Святой Игнасий (духовный дневник) был «оскорблен»: он не получил от неба подтверждения того, что он был избран Святой Троицей. Но он желает «скорее умереть с Иисусом, чем жить с другим». В аду он чувствовал бы себя несчастным из-за хулы, которой там предают имя Бога, а вовсе не из-за физических страданий.
Там же. Он говорит дьяволу-искусителю: «На место!» И еще: Бог – неизменный, а дьявол – неподвижный и меняющийся.
Для «Дона Фауста». Дон Жуанов больше нет, теперь любовь вообще свободна. Просто некоторые мужчины нравятся сильнее, чем другие. Но больше нет ни греха, ни героизма.
Дон Жуан Лопе де Вега: «Исполненное обещание» (перевести, и еще Зорилью). Роман Филиппа IV с монахиней Маргаритой де ла Круа (см. «Знаменитые судебные процессы в Испании»), см. также (с. 189 и след.) Дон Жуана и еще Дон Жуана, описанного Грегорио Мараньоном.
В «Притче» [167] (с. 388) приговоренный к смерти сначала утверждал, что невиновен, потом признал свою вину и смирился. Над ним петля, а он увидел, как к ветке подлетела птичка, села на нее и начала петь, и он схватился за петлю и закричал, что невиновен.
Итак, я выбрал тебя, и это поможет мне пройти трудный период, не страдая больше по поводу деталей того, что я признаю в принципе справедливым и законным…
Что еще мне помогало – справедливость – трудное принятие себя и других – это и есть творчество. Но с тех пор как я впал в кризис и бессилие, я стал лучше понимать то подлое желание владеть, которое всегда меня шокировало в других людях. Победить другого хочешь тогда, когда не можешь победить самого себя. И действительно, именно в этот момент мне необходимо чувство принадлежности, которое ты мне подарила. Поэтому мне больно не только от твоего исчезновения, но и от твоей лжи. Но это пройдет. Еще чуть-чуть пессимизма, и несчастье засияет во всем своем блеске: я снова стану самим собой.