не сожжем Варшавы их. И вестимо, потому что после нам пришлось же бы застроить ее. Вы так уже сбились с пахвей[50] в своем патриотическом восторге, что не знаете, на что решится, то у вас Варшава неприятельский город, то наш посад.
6 декабря 1837
Будочники ходили сегодня по домам и приказывали, чтобы по две свечи стояли на окнах до часа пополуночи.
Сегодня же обедал я у директора в шитом мундире по приглашению его. Матушка-Россия не берет насильно, а всё добровольно, наступая на горло.
«Люди ума и люди совести могут сказать в России: “Вы хотите, чтобы была оппозиция? Вы ее получите”».
Книжка 9 (1832—1833)
ПЕРЕВОДЫ С ФРАНЦУЗСКОГО
С.-Петербург, май 1832 Жестокость русских. Генерал Давыдов, Вольтер русских степей, знаменитый русский патриот 1812 года, обнаружив несколько ружей в доме господина Чарнолусского в Волыни, приказал расстрелять без суда этого злосчастного дворянина и затем повесить его тело на дереве на растерзание хищным птицам. Приговор же составлен задним числом. А грубые издевательства над женщинами, включая беременных?.. Нет такого преступления, которого он не разрешил бы своим солдатам. («Le Messager Polonais», № 34.)
20 мая
В газете «Le Temps» от 11 мая 1832 есть перевод письма Марата, писанного к Уильяму Дейли. Марат занимался тогда медициной и хирургией. «Будьте уверены: искусство и известность в хирургии можно приобрести только частными упражнениями над живыми объектами. Мертвые тела я получаю по дешевке из госпиталей. Еще я договорился с одним мясником насчет овец, телят, свиней и даже быков. Я тоже не люблю видеть страдания бедных тварей, но не понять тайн человеческого тела, не изучая природу в ее работе на ходу. Надо причинить немного зла, чтобы сделать много добра, – только тогда станешь благодетелем рода человеческого…
Если бы я был законодателем, я предложил бы – для блага своей страны и целого мира, – чтобы приговоренные к смерти могли отдавать себя для операции, которая может привести к смерти. Если же операция завершается удачно, то преступнику казнь заменяют тюрьмой или ссылкой».
Странно видеть эти прелюдии Марата, который после разыгрывал свою тему в таком оркестре.
В той же газете есть письма Бомарше о герцоге де Лораге, который носил жену свою на пальце. По смерти ее, говорил он, «я обратился к химику Вендебергу; тот сжег мою умершую жену и посредством некоего химического соединения превратил прах в синее стекловидное существо. Вот оно, господа, оправленное в золотое кольцо; это сама сущность моей обожаемой жены».
15 июня 1833
Греч во весь обед у Дмитриева в Москве рассказывал анекдоты о Булгарине, не весьма выгодные для чести его, и после каждого прибавлял: «Да не подумайте, что он подлец, совсем нет, а урод, сумасброд – да не подумайте, что он злой человек, напротив, предобрая душа, а урод».
Книжка 10 (1834—1835)
18 октября 1834
Выехали из Ганау после обеда, приехали в девятом часу ночевать в Ашаффенбург. Строго требовали паспорт и едва согласились дать нам доехать до трактира и там получить его. По дороге от Ашаффенбурга видели в лесах снег.
19 октября
Приехали в Вюрцбург в первом часу ночи. Всё с горы на гору. Живописно для глаз, но не живоходно с немецкими лошадьми. Здесь сторона бесплоднее, города и селения не так теснятся по дороге, как по ту сторону. Городской замок на Майне…
Вюрцбург – прекрасный город. Сад, площадь, замок, церковь близ замка полна народом и нарядными красавицами. От праздничного утра большое движение на улицах, все из церкви или в церковь, и в полчаса времени увидел я, может быть, половину городского населения. Крепость на высоте.
21 октября
Приехали ночевать в Нердлинген. Дорога всё гористая, но менее, особенно последняя половина. Города очень хороши. Народ везде приветливый. Огромные прически у женщин…
23 октября
Всю ночь протащились и приехали в Мюнхен в 5 часов утра.
Вдовствующая курфюрстина Баварская разбогатела поставками и откупами. После Ганауского сражения поскакала она в армию и начала свои обороты. Сказывают, сама о том говорит охотно.
У короля собрание портретов современных и полюбившихся ему красавиц. Кто бы ни понравился ему, он выпросит позволение велеть списать портрет и внесет в свой тайный музей. Доныне их шестнадцать. В потомстве он таким образом прослывет Соломоном, если по портретам будут судить о подлинниках. Сказывают, один прусский кронпринц видел этот платонико-созерцательный сераль.
Принц Карл женат на актрисе.
2 ноября
Приехали в Инсбрук. С горы на гору. Везде шумят ключи и потоки. Царство сосны. На равнинах снег. Австрийская граница. Приставы очень вежливы.
3 ноября
На первой станции до Шенберга увидели мы горную красавицу (перевал Бреннер) во всем блеске. Снежные горы, которые торчат в небесах под облаками, удивительное зрелище. Дорога над пропастью. Хаос в первые дни Создания. Солнце и лед. Тьма и свет. Необузданные потоки и громады камней. Рука человечества еще не раздвинула горы.
Когда мы совершили свое облачное путешествие, Наденька сказала: «Четвертинские, может быть, видят нас теперь, если смотрят на небо».
В Штейнахе довольно хороший трактир. Церковь, расписанная доморощенным живописцем, здесь рожденным и жившим в Милане. В церкви есть памятник ему.
Инсбрук – хорошо обстроенный городок. Улица с гостиницей «Золотое Солнце», в которой мы остановились, – широкая, с широкими гранитными тротуарами. Все дома расписаны снаружи: Рафаэлевы ложи на медные деньги.
В Штейнахе рабочий народ в трактире после ужина молился в чулане на коленях, громко произнося молитвы. Везде католическая набожность уже несколько итальянская. И другая примера итальянского соседства: в трактирной избе большая плита мраморная, вставленная в стол.
Все путешественники рассказывают про тирольские песни, коими оглашена горная атмосфера; я ни одной еще не слыхал. Может быть, оттого что ноябрь на дворе или на горе, оттого нет и красивости нарядов, о коих также много говорят. Заметил я только у женщин огромные турнюры, которые за пояс заткнули бы турнюры наших петербургских щеголих.
После обеда заходящее солнце задергивало золотым прозрачным покровом ущелья гор и отсвечивалось на посеребренных вершинах сосен, слегка осыпанных снегом. Слияние золотого пара с серебряным паром.
4 ноября
Проехали весь день и всю ночь обнадеженные и прельщенные светлой и теплой итальянской ночью. За Бреннером нашли мы солнце и что-то весеннее в воздухе, точно весеннее, ибо вышли мы из зимы.
5 ноября
Приехали в Триент. Италия! То есть холодные комнаты, дымящиеся камины и кислый хлеб.
Верона. Амфитеатр: сильнейшее впечатление всего путешествия. Посреди амфитеатра – Подновинский балаган. В Италии постыдное пренебрежение памятниками, коими между тем она живет и показывает прохожим, как нищие – увечья свои, чтобы вымолить грош.
Флоренция, 10—25 ноября
Концерт полуартистов-полуаматеров. Есть еще отголоски старины, но уже не то. Бал у английского священника. Познакомился тут с английским майором, тюремщиком Наполеона при Хадсоне Лоу.
Бал у князя Монфора. Графиня Липона[51]. Вероятно, издаст со временем свои записки или бумаги, чтобы оправдать короля, козла отпущения этой эпохи. В одной книге говорится, что она хотела отравить брата и надеть императорский венец на мужа. Говорила о привязанности и благодарности русским.
25 ноября
Выехали из Флоренции. У заставы нас задержали около двух часов. Нет нам удачи в дороге, всё какая-нибудь закорючка.
Из Флоренции до Рима дорога всё вниз и вверх. Много сельских домов по сторонам. В первый раз слышу громкие песни на улицах вечером. Вообще итальянский народ замолк. «Стал счастлив – замолчал». Сказывают, напротив.
26 ноября
Выехали около 6 часов утра, т.е. ночью. Предрассудок, что надобно рано выезжать и засветло останавливаться, как будто не всё равно – тьма утренней ночи или вечерней.
На высотах Радикофани поднялся холодный и сильный ветер, а день был самый теплый, даже и не на солнце. Ужасная сторона и ужасная дорога. Всё в гору и с горы, и дорога извивается змеей. И это называется bella Italia. Мертвая природа – кладбище с нагими остовами гор. Можно ли сравнить берега Рейна? В Италии, то есть в известной мне Италии, есть несколько замечательных городов с замечательными памятниками, но живописной природы нет. Апеннины только что раздражают нервы, а поэзии нет: Италия – прекрасный музей, а не прекрасная земля.
11 февраля 1835
Зажег сигарку огнем Везувия в 12 часов утра.
10 апреля
Выехал из Рима в 5 часов за полдень. Как мог я решиться ехать один; я, в котором нет ни твердости, ни бодрости, ни покорности? Переваливаю мысли свои как камни с одной на другую…
11 апреля
Погода совершенно осенняя: холод, пасмурно. В сердце хуже осени. Судороги тоски. Что-то чинят в коляске.
13 апреля
Всю ночь проспал в коляске. Проспал кривую башню Пизы. Город, кажется, прекрасный.
22 апреля
Обедал в Клагенфурте. Край очень живописный. Дождь оставил меня на границе Италии, а солнце встретило в Германии.
24 апреля
В девятом часу утра приехал в Вену. Сдал депеши Горчакову и поехал в трактир. После обеда, в Пратере, весь город в колясках и верхом. Общество, которое ежедневно собирается в один час и в одно место, должно быть пустое общество. Странный вид гулянья в траурных платьях и