Духовенство монастыря Св. Лазаря (который, по воскресении своем, жил и умер на Кипре), подало мне записку об исходатайствовании дозволения звонить в колокол. При входе моем в монастырь в колокол звонили, но просили меня на всякий случай, если турецкое начальство будет взыскивать за это нарушение общего постановления, сказать, что я привез этот колокол в дар монастырю.
Кипр – одно из самых жарких мест. В последних числах апреля местами жатва была уже окончена, а местами еще продолжалась, но климат, сказывают, нездоровый. Яффа окружена апельсиновыми садами.
Иерусалимский паша сказывал мне сегодня, 4 мая, что жителей в Иерусалиме около 30 тысяч, а на Пасху пришло в нынешнем году до 30 тысяч паломников христиан и мусульман. Мусульмане в то же время приходят на поклонение мнимой Моисеевой гробнице вблизи Иерусалима. Это мусульманское богомольство учреждено, кажется, с недавнего времени, чтобы на время необыкновенного стечения христиан в Иерусалим усилить мусульманское народонаселение: турки всё боятся, что поклонники христианства когда-нибудь овладеют Иерусалимом.
Гефсимания. Латины показывают одно место, где молился и страдал Спаситель, а греки – другое. Вообще главная местность хорошо обозначена евангелистами, но жаль, что хотят в точности определить самую точку, где происходило такое-то и такое-то событие. Тут определенность не удовлетворяет, а напротив, рождает сомнение.
Гефсиманский сад ныне заключается в небольшом участке земли, обведенном каменной оградой. Тут растут восемь весьма древних масленичных деревьев, которые за несколько лет перед сим были куплены латинами. Разделяется он на два уступа: на верхнем растут четыре маслины и на нижнем – четыре. Перед входом в ограду, слева, образован огороженный камнями закоулок. Тут, по преданию, молился и страдал Спаситель. Перед этим местом показывают в скале камни, на которых уснули апостолы. У латинов место моления и страдания Христа отстоит от сада гораздо далее и ниже, в пещере (в Евангелии о пещере не упоминается). Но, вероятно, Гефсиманский сад расположен был на пространстве более обширном, нежели то, которое он ныне занимает, и тогда всё объясняется и согласуется, особенно если принять в соображение другие наименования, данные евангелистами этой местности. Очевидцы не смогли с математической точностью определить место события, а мы по преданиям хотим всё привести в математическую точность и размерить по вершкам.
Места Голгофы и Гроба Спасителя также могут быть спорными пунктами. Во многом рождает сомнение малое расстояние, отделяющее Голгофу от сада, в котором погребен был Христос. Но все эти спорные пункты должны быть поглощены общей истиной местности и не могут поколебать веры в то, что рассказ Евангелия не подлежит сомнению и в главных частях своих сообразуется с местностью, которую видим и ныне. Саженью ближе или далее – не в том дело, а потому и желал бы я менее топографической определенности.
По мне, так же жаль, что место казни и погребения застроены храмом. В своем первобытном, в природном виде были бы они величественнее и поразительнее, но и то правда, по замечанию одного латинского монаха, с которым встретился я за стенами Иерусалима, что если бы эти места не были бы защищены зданием, то от них не осталось бы следа под влиянием непогод и набожных похищений паломников.
Признаюсь откровенно и каюсь: никакие святые чувства не волновали меня при въезде в Иерусалим. Плоть победила дух. Кроме усталости от двенадцатичасовой езды верхом по трудной дороге и от зноя я не чувствовал ничего, кроме потребности лечь и отдохнуть. Шум и вой нескольких тысяч паломников, который раздавался под окнами, только умножали мое волнение, и нервы мои всё более приходили в раздраженное и болезненное состояние. Однако всё обошлось благополучно.
Я пошел в храм, а наместник повел меня к Гробу Господню и на Голгофу. Я помолился, возвратился в свою келью, лег на кровать и проспал часа два или три. Затем проснулся, встал и пошел к заутрене.
Увы, не имею в черепе своем шишки распорядительности. У меня только одни те шишки, которые валятся на бедного Макара. А шишка распорядительности есть великое дело в жизни, особенно в путешествии. Я не умею распоряжаться часами, чтениями, прогулками, etc. Всё это не приводится мною в стройный порядок, а мутно и блудно расточается. Основа поминутно рвется.
Другой важный недостаток для путешественника – близорукость. В зрении моем ничего ясно не отражается. Многое вижу я кое-как, а многому верю на слово.
Третий недостаток – отсутствие топографического чувства. Не умею глазом хорошенько обнять и понять какую бы ни было местность. План дома, план города – тарабарская грамота для меня. Не знаю ни в Москве, ни в Петербурге, что лежит к северу, что к югу; а тем паче в городе новом, с которым я не успел еще ознакомиться. Вообще, в моей организации есть какая-то неполнота, недоделка, частью, вероятно, природные, а частью и злоприобретенные худыми навыками и пагубной беспечностью[57].
В долине близ водоема Силоам много растительности, земля обработана. С Елеонской горы[58] весь Иерусалим расстилается панорамой. Наверху, под зданием, показывают на камне скалы след левой стопы Спасителя. След правой стопы будто хранится в мечети Омара.
После физических и человеческих переворотов, испытанных Иерусалимом, от древнего города осталось разве несколько камней, и те, может быть, с прежнего места перенесены на другое. Пока не очистятся наносные груды камней, пепла и земли и не изроют почвы вокруг Иерусалима для отыскания следов древних стен и зданий, ничего не только положительного, но и приблизительного об объеме древнего города знать нельзя. Но входит ли эта реставрация в виды Промысла Божия? Это другой вопрос.
Недаром Господь признавал Иудею своей землей, а Иерусалим – своим городом отдельно и преимущественно пред другими краями земли, которые также суть дело рук Его. Нельзя сомневаться, что и ныне и до скончания веков город этот будет особенно избранным местом для проявления воли Его и судеб. Как изъяснить иначе владычество неверных в Святых местах, равнодушие к тому христианских правительств, которые спорят о Голштинии, когда Гроб Спасителя нашего в руках турок? Видимо, того хочет Бог – до времени, а пред ним «един день яко тысяща лет, и тысяща лет яко день един».
К тому же посетившему здешние места является истиной, хотя и грустной, но неоспоримой, что при нынешнем разделении церквей и при человеческих страстях и раздорах владычество турок здесь нужно и спасительно. Турки сохраняют здесь по крайней мере видимый, внешний мир церквей, которые без них были бы в беспрерывной борьбе и разорили бы друг друга. Здешний паша в случае столкновений становится примирителем. Именем и силой Магомета сохраняется если не любовь, то по крайней мере согласие и взаимная терпимость между чадами Христа.
Освобождение Гроба Спасителя из рук неверных – прекрасная, благочестивая мечта, но на месте убеждаешься, что она не только несбыточна, но и нежелательна – разумеется, также до поры и до времени, а эта пора – тайна Бога. Сюда также относится, хотя и косвенно, вопрос о владычестве турок в Царьграде; и изгнанию их из Царьграда пора еще не наступила. Насильственное, преждевременное изгнание их было бы событием бесплодным и более пагубным, нежели благотворным.
Одна только и есть довольно широкая и чистая улица в Иерусалиме: та, которая окружает Армянский монастырь у Сионских ворот. В монастыре я еще не был, но, сказывают, и он содержится в большом порядке и очень богат. По ту сторону улицы расположен сад и довольно большое место, обсаженное маслинами. Надобно отдать справедливость армянам: и в грязной Пере армянская церковь и большой двор, окружающий ее и вымощенный каменной плитой, отличаются чистотой.
9 мая
Вчера были мы в латинском храме у вечерни, праздновали Пятидесятницу и возвращение папы в Рим. Латинский монах читал проповедь на арабском языке перед сорока или пятьюдесятью арабами и торжественно радовался с ними, или, вернее, за них, вступлению папы в свой город и в свои права. Что о том думали арабы, известно одному Богу.
Монастырь очень богат церковной утварью. Много золота, серебра и драгоценных камней и много изящности в отделке. Служба совершалась с большим благочинием, и арабы, столь шумные и дикие в православии, здесь тихи и слушают службу в молчании и с благоговением. Показали нам на двух молодых оксфордских англичан, кажется, из духовного звания, которые обратились нынешней весной здесь в римское вероисповедание. Православие здесь расширяется мало. Греческое духовенство жалуется на происки латинов и протестантов, но, Господи, прости мое согрешение, кажется, должно бы оно более на себя жаловаться. Здесь нужно непременно основать русский монастырь с приличным службе нашей благолепием, с певчими и проч.
Все иностранцы вопиют о происках наших на Востоке, о властолюбии, духе господства, а мы и мизинцем не упираемся на Востоке. Вся забота – о маленьких, дипломатических победах, которые остаются в архивах и на бумаге, а на народонаселение не изливаются. У всех держав здесь имеются церкви, училища, больницы, странноприимные дома, монастыри, а у нас ничего этого нет. Не мешало бы и нам иметь в надлежащих мерах, без притязания на первенство, христианский голос на земле, отколе пришло к нам христианское учение.
11 мая
Вчера ездил я в монастырь Св. Иоанна в горнем граде Иудове прекрасный и великолепный монастырь. Стены сверху донизу обвешаны малиновым штофом. Должно отдать справедливость, латиняне содержат монастыри и церкви в большой чистоте и отличном порядке. Это дом Божий в полном смысле слова. Монахи входят в него тихо и с благоговением и говорят вполголоса; францисканцы, которых мне случалось здесь видеть, – люди всё более или менее образованные, добродушные и приветливые, духом ясные и веселые, но веселость их не сбивается на пошлость и буффонство, а более служит знамением здоровья и спокойствия души и тела.