Реплика эмоциональная, отражающая внутреннюю борьбу. Есть у нее и практическая цель — получить санкцию со стороны (на съеденный шоколад).
У Липецкой в этом разговоре своя подводная тема: она прекрасно знает, где как кормят, потому что в этих местах ее кормят и ценят.
— И ничего не сказал?
П. В. (Липецкой): — Чудно! Что это?
Липецкая: — Аметист.
3.: — Я люблю аметисты.
П. В.: — И главное не сиреневый, а такой...
3.: — Я люблю аметисты.
Входит писатель Розен в военной форме: — Здравствуйте. Саша, можно вас на минутку. Вы были правы. Это слово не было перенесено.
— Я не мог быть не прав. Нашли передачу?
— Нашла. Очень странно...
— Да, вообще при министерских сменах найти рассказ очень сложно. Поправка та, что Ив. Мих. говорил, — чтоб не герой открывал эту самую дорогу. (Липецкой.) Какое роскошное платье.
— На дворе тепло, Ал. Ив., вот хорошо, что вам четырнадцатого числа надо быть на месте. Удельная...
— Вместе поедем? Удельная. Проспект Энгельса. Госпиталь...
— Можно вместе. Я там уже была. Там очень приятно. Вместе поедем. Я уже знаю.
— То же самое пойдет?
— То же самое.
— А что, переносится на шестнадцатое? - — Переносится.
— Вы не знаете, из-за чего?
— Зам просил. Он хочет ознакомиться. Сговорились с горлитом.
— У вас сейчас читка?
Две секретарши (выполняя задание по разгрузке микрофонной библиотеки). Одна — профессиональная секретарша. Другая — в прошлом эрмитажный работник. Она устанавливает свое превосходство над выполняемыми обязанностями ироническим словоупотреблением, цитатами и проч.
— Тут есть просто очень симпатичные папки.
— Только они очень распухшие.
— Вот в библиотеке сжигали вещи, очень нужные. А это все осталось.
— Смотрите, вот пустые папки, и все с завязками.
— Все очень пыльное. Наши с вами кофточки...
— Все равно, белое — это на один день.
— Да, я сегодня уже с грустью смотрела результаты вчерашнего дня.
— Прямо грузчики настоящие.
— Я проверенный товарищ в этой области. Весь Эрмитаж перетащила на своих плечах. Мы же всю прошлую осень тащили все вещи, всю мебель, вазы...
— Передача на эстонском языке. Почему это — непонятно.
— И всюду надписи вокруг На непонятном языке.
— А знаете, у нас все не поместится. Какое богатство скрепок.
— (С папками в руках.) Увре ля порт. Как бы я хотела, чтобы кто-нибудь откликнулся на этот призыв.
Писатель (по телефону): — Либо просто выкинуть это самое, либо переставить в конец.
Давайте выкинем.
А насчет этого «свежа вспаханная земля» — черт его знает.
Но вас же опять не застанешь на месте. Главное, у меня телефона-то под рукой нет.
Может быть, тут такой смысл сделать: А может быть, мы с тобой ей споем.
— Да, я об этом уже сама вчера подумала.
— Да, это просто группа такая.
— Да, это просто подразделение.
— Вот я и говорю — какое-то другое подразделение просто дать.
— Нет, тут нужно наименование рода.
— Конечно, вот идут — так нужно кто.
Профессиональный писательский разговор под обстрелом. Такова здесь модель.
— Алло! Сейчас. В. М.!
— Да. Я. Да.
Ну что такое? Почему? Ну!
На какое совещание? Что? Почему? Кто пошел к себе? Он у себя сейчас? Как ему звонить?
Ну, ладно, ладно. Будем продолжать эту веселую игру. (Вешает трубку.) Ладно. Опять отменили... Секретарша: — Нет, нет, уже не воск, уже грамзапись. П. В. (актеру, предлагающему ей хлеб и котлету): — Нет, серьезно, Николай Павлович, я не хочу. Честное слово, не хочу.
— Ладно. Режьте себе.
— Не нужно.
Он придвигает котлету.
— Я не люблю прежде всего кушать в одиночестве. Пожалуйста, начинайте. Это для демонстрации, очевидно. Ну, ладно. Боже, все просыпала! Дайте нож сюда. Это же редакционный стол. Режьте себе.
— Я не хочу сейчас.
— Нет, нет. Обязательно сейчас.
Секретарша Ольга Николаевна: — А «Звезды» не попадались? Нет. Вы тогда заберите и «Звезды» тоже. А в понедельник я у вас возьму.
П. В. (доедая котлету): — Какого она происхождения?
— Нет, я не спрашиваю, где вы ее взяли...
— А, она баранья, кажется. Разные голоса:
— Вот бы еще салат...
— С картошечкой молодой...
— В понедельник я дам конферанс к ней.
— А музыкальные номера?
— Музыкальные номера сделаны.
— Конферанс что, еще пишется?
— Пишется. Он где-то застрял на машинке. Надо спросить у Ольги Николаевны.
— За вами там еще есть. Ну, очередной Симонов.
— Это самое простое.
— Проще простого. А «По страницам...»?
— Тогда снимется. В субботу должны дать хотя бы мне. Вам заменят. В «Боевую доблесть» нужен тонфильм.
— П. В. только что котлету съела.
— Отбивную? От кого отбили?
— Нет, не отбивную. Но ничего котлетка. Секретарша: — В понедельник идет «Доблесть».
— Оба — она.
— Оба она делает.
— Константин Константиныч, вы не испытываете потребности со мной поговорить?
— Что ж говорить? Вот если б вы мне материал вовремя сдавали.
— И сдаю.
— Где же сдаете...
— Простите, факты упрямая вещь. «Гвардейцы» — сданы? Сданы. «Последний из Удэге» сдано? Сдано. «Отец» сдано? Сдано. «По страницам газет» не сдано. Новые стихи не сданы. В общем, не так плохо.
— Да, не так плохо. Но и не хорошо.
— Но это отпечатано.
— Пока дадут отбой, он сразу начнет...
— Обязательно. Он и выжидает отбоя.
— Алло. Только что она из Союза звонила, что в силу известных причин не может прибыть.
— Да, ей никак не прорваться.
Актер, угощавший котлетой, Миронову: — Вы мне могли бы полчаса уделить? Помочь. Я в первый раз читаю Пушкина. Я не читал Пушкина.
— Пойдемте. Там свободно?
П. В.: — Что, он всерьез волнуется?
— Конечно, всерьез.
— Что он читает?
— «Медного всадника». Вступление.
— А, можно волноваться...
— Нет, я просто не думала, что такой актер... Борин: — Вообще, я могу пойти в грамзапись. Потому что, в сущности, это функция режиссера, а не редактора.
— Разделим труд пополам. Слышите, как мы на вас работаем? П. В.: — Арсений, ведь я уже говорила, это ваша передача.
— Нет, ваша.
— Что за передача?
— «Балтийцы в боях» — литературно-вокально-музыкальная. Должен сказать, что я вздохнул с большим облегчением, выходя из студии.
— Исходя из того, что все хорошо, что кончается?
— Вот именно. Имейте в виду, пока что имеется в плане двадцать передач. Но это норма повешенного, а я мечтаю, что мне дадут норму полузадушенного.
— Десять передач.
— Какие же передачи?
— Например: «Я не хотел бы быть на вашем месте...»
— Это как — из нормы повешенного или полузадушенного? (Борин долго хохочет.)
— Как же мы договоримся?
— Утречком у нас так жизнь складывается. В десять репетиция Ходзы, потом опять репетиция Ходзы. В двенадцать у меня репетиция с Петровым. Потом с Зонне.
— В двенадцать — я как из пушки.
— Я сейчас сосчитаю. Я с первого числа двадцать одно письмо написала.
— Зачем же так много?
— Нужно. Десять писем хотелось написать. А остальные все нужно.
Борин: — С копиркой надо. Жива-здорова. Будьте здоровы. Целую.
— Ну жива-здорова — этим они не интересуются.
— Чем же они интересуются? Зачем же им писать, если они даже этими элементарными вопросами не интересуются? (Входит секретарша.)
— Вы как прошли? Пропускают?
— Не очень-то. В Союзе сейчас было весело из окон смотреть.
— Что — в Союзе?..
— Нет, по ту сторону попадало.
— В воду?
— В воду и не в воду. Я вот сегодня на Кировском мосту была, когда там случилось...
— Что такое?
— Милиционера убило. И вообще каша. Я не видела. Я сразу ушла. А Теребилова и Валя — они в это время в трамвае ехали с другой стороны. Они все видели.
Борин (к девушке из грамзаписи): — Нам для тематической передачи нужен древний кавалерийский марш. Понимаете, чтобы так от него и веяло древностью. Трам-там-та-та-там...
Секретарша (Покровскому): — Нет, это у вас не пойдет.
— Почему?
— У вас же все передачи похоронные. Как ваша передача, так похороны.
— Я мечтаю о веселой передаче.
— До веселия ли...
— Какой может быть смех во время войны... Борин: — В крайнем случае, я согласен даже и на это. Как она называется?
— «Кавалерийская рысь». Обработка Чернецкого.
— Чернецкий — это явно духовой.
— Опять похоронный.
— Отчего — на рысях. Марш гвардии гусарского полка.
— Дурацкий марш. Хотя они императорские, но они дохлые какие-то.
— Это что?
— Марш с фанфарами.
— Вот старина.
— Это приемлемо.
— Ничего. Я тоже считаю. Марш с фанфарами называется.
— Самойлов совсем не подходит.
— Не подходит бас. Я, например, думал — П. Но не подходит бас.
— Не подходит. А тут нужен исполнитель, который дифференцировал бы.
— Единственный человек, который подходит...
— Я знаю — С. Я думал. Надо решить — может ли женщина читать.
— Нет, тут хотелось бы отношение автора. У автора более мужское отношение.
— Значит, женщина исключается.
(Все это деловой разговор с оттенком удовлетворения, которое испытывают люди от сознания своей проф