– Не буду говорить?
– Ты с ним гуляла четыре раза. Не думаешь, что рано или поздно это начнет обижать его?
– Ну, я знаю, Лоретта, что ты не поверишь. – Арлин выплеснула кофе и вновь уселась, придвинулась к подруге и по-девичьи заговорщицки произнесла: – Тут не за мной остановка-то.
– Ты права. Я тебе не верю. Скажи… Только не пойми вопрос неправильно. Я его задавать пока не решалась. Ты вообще-то на кой с этим парнем встречаешься? Даешь Рики отворот?
– Нет, конечно!
– Тогда зачем?
– А по-твоему, зачем? Ты-то как можешь даже думать об этом?! Лоретта, уже больше года прошло. У меня что, по-твоему, потребностей нет? А потом, будет и Рики добрый урок, когда он вернется, а я с другим. Вот что он получит.
Лоретта откинулась на спинку стула, куда более театрально, чем надо было.
– О-хо-хо.
– Что «о-хо-хо»?
– Да то, подруга, что гаже причины встречаться с парнем я не слыхивала.
– Как это? Я ни про какую причину ничего не говорила.
– Потому как «будет Рики добрый урок».
– Это теоретически.
– Стало быть, этот парень всего лишь для секса на пересменок?
– Ага, я понимаю, какое для парней это тошнилово.
– Для некоторых парней, может, и тошнилово.
– Ни для единого, с кем я встречалась.
Арлин подняла взгляд и вдруг увидела стоявшего в двери Тревора.
– Тревор, и давно ты стоишь там?
– Я только проснулся.
– Не смей ни за кем так подглядывать.
– Я просто завтракать пришел.
– Поди поиграй, ладно?
– Я еще не завтракал.
– А-а. Хорошо. Садись, сейчас я что-нибудь соображу.
Явно недоумевающий Тревор сел за стол, упершись подбородком в сведенные руки.
– Ну, как бы то ни было, – продолжила Лоретта. – Нельзя держать парня для того, чего от него не получишь.
Тревор навострил уши.
– Вы о ком говорите?
– Тревор, тебя это не касается. Лоретта, у детишек длинные ушки, если улавливаешь, о чем я.
Лоретта пожала плечами и подставила под кофеварку чашку, вновь наполнив ее.
– Как бы то ни было. По мне, тут, похоже, проблема личная. Я б на твоем месте поговорила с Бонни.
– Лоретта, говорить не о чем. Брось это.
Арлин положила перед сыном два поджаренных в вафельнице хлебца, потом выбежала в коридор и по телефону из спальни позвонила Бонни. Подсоединился автоответчик, и она оставила сообщение, что у нее личная проблема, которую хотелось бы обсудить.
В передвижном домике Бонни Арлин пробиралась через все безделушки и рукоделия, острые иголки и перья, выдувное стекло и фарфоровых клоунов. Бонни любила вещи и в большом количестве держала их по всему дому, так, чтобы никогда и ни в чем не было недостатка. Арлин удобно устроилась на мягком диване в гнездышке из покрытых вышивками подушек.
– Итак, – сказала Бонни. – Ты наконец-то бросила эту паршивую «Лэйзер Лаундж».
– Ага. Тут пришел один и купил у меня двигатель за восемьсот долларов, так что мне на два месяца вперед хватит расплатиться со всем.
– А через два месяца? Тогда что?
– Я по мосту пойду, когда до него дойду. По крайности, отосплюсь вволю, а уж потом волноваться стану. Я не об этом пришла поговорить.
– Откуда у тебя могут взяться проблемы в отношениях? Помнится, мы говорили: никаких новых отношений в первый год.
Арлин вздохнула и принялась разглядывать потолок.
– Ну-у, извини, Бонни, но это один-единственный раз, когда я не сделала того, что ты велела.
– Один раз?! – Резкий голос Бонни сиреной разрезал воздух. Будь во дворе собаки, они бы, представила Арлин, тот еще вой подняли, но на стоянке передвижного дома Бонни никаким собакам появляться не позволялось. – Деточка моя, ты где считать училась? Ты ни разочка не сделала так, как я тебе говорила. Что о Рики слышно?
– Ты видела его где-то поблизости?
– Нет, но если мы его увидим?
– Опять-таки: и через этот мост пойдем, когда до него дойдем.
– Другими словами, просто продолжаем транжирить, веселясь, и, волнуясь, дожидаться, пока счета придут.
– Этого я не говорила.
– Это то, что услышала. Так в чем проблема-то?
– Ну-у. Я с этим парнем на свидание ходила. Четыре раза. Он даже дотронуться до меня не пытался. Он просто как… полный… джентльмен.
– Ах ты бедняжка! Мужики такие скоты.
– Но ведь четыре раза, Бонни! Тебе не кажется это ненормальным?
– Тебе никогда не приходилось узнавать парня получше, прежде чем с ним в постель прыгать?
«В общем-то, – подумала Арлин, – нет», – но произнести не решилась.
– У него только на то смелости и хватало, чтоб меня за руку взять. Как тебе такое?
– Такое впечатление, что у парня голова лучше твоей варит, пусть это и не самая трудная на свете возможность отличиться. Никаких обид. Послушай. И шестидесяти дней нет, как трезвой ходишь. Совсем не время ко всем насущным неприятностям еще и секс навешивать, но уж коли ты все равно собираешься это сделать, а я знаю, что собираешься, так, бога ради, не спеши торопиться.
– Наверное.
– Девочка моя, ты хоть слово слышала из того, что я сказала?
– Бонни, я сыта по горло и, елки-палки, устала спать одна. До чертиков устала. И знаю, что он – тоже. Так что ж тут ужасного? Я хочу сказать, что с ним?
– Ты меня спрашиваешь?
– Ну да. Затем и тащилась в такую даль. Я тебя спрашиваю.
– Тебе не приходит в голову, что это странно как-то? Спрашивать меня.
– Ты моя крестная.
– А потому я должна знать, о чем думает парень, которого я в глаза не видела.
– Ты хочешь сказать… его спросить?
Бонни издала громкий нечленораздельный звук и вскинула руки, будто признавая поражение.
– И она еще думает, что готова роман завести! Господи, помоги нам всем. – После этого пошла провожать Арлин до двери, потому как Арлин и без того к выходу направилась, с проводами или без. – Эй! Это тот парень, о каком ты мне рассказывала? Со шрамами?
– Ну да.
– А ты уверена, что он знает, чего ты хочешь от него?
– Ну, наверняка. Должен, я хочу сказать. С чего бы я к нему на свидания бегала, если бы его не хотела?
– Тебе лучше убедиться, что так оно и есть. Никому не говори, что я это сказала. Сначала следует год в трезвости продержаться.
– Ага, но ты ж знаешь, что я не выдержу.
Бонни закатила глаза и с силой захлопнула дверь.
Оттого, что приходилось зажимать его в угол возле собственной входной двери, Арлин чувствовала себя девчонкой, которую дома поджидают родители.
Рубен всякий раз оплачивал приходящую няню, в том-то и была загвоздка. Ну, не загвоздка, было очень мило, но и в этом было и затруднение, потому как, если Арлин после свидания приглашала его зайти, то няня у них сидела, а машины у нее не было, так что Рубену приходилось отвозить работницу домой.
Арлин так и не смогла до конца придумать, как обойти эту напасть. И, когда они подошли к двери (а он как джентльмен всегда провожал ее до двери), она прильнула к нему и обвила руками его шею.
– Сегодня для меня был по-настоящему славный вечер, – тихонько проговорила она ему в правое ухо. Чувствовалось, как напряглись мышцы на шее и плечах. Она ждала, что он ответит тем же. Или хоть что-то скажет, или обмякнет, или обнимет ее, но его руки висели по бокам, и он совсем ничего не сказал. – Ты отчего это так напряжен?
– Я кажусь напряженным?
– Я тебе на нервы действую? Хочешь, чтоб я перестала?
– У меня на этот счет смешанные чувства.
Как ни разочарована была Арлин, а все же решила, что смешанные чувства лучше, чем никаких чувств вообще, и, стало быть, есть откуда начать танцевать. Она сделала два шажка, придвигаясь поближе, но Рубен отступил и оказался прижатым спиной к двери. Деваться было некуда, и она поцеловала его. Так с кем хочешь можно целоваться: разницы не чувствовалось.
Поцелуй вышел ласковым. Почему, она сама не поняла: ведь в этом танце вела она, – прежде ей не доводилось ощущать ласковые поцелуи. И от этого всколыхнулись все нежные чувства, что копились внутри, словно бы воздух мягкими толчками устремился наружу, только трепета больше.
Правду сказать, она и не ожидала, что ей настолько понравится.
Она подалась назад, чтобы видеть его, считая, что пришло время так или иначе выяснить, так ли уж это непереносимо. Но Рубен немного повернул голову, и ей только и оставалось, что смотреть, в основном, на правую сторону лица, которая была и красива, и приятна, – она так всегда считала.
– Ты сегодня-то, наконец, останешься? – Задать такой вопрос было тяжко, потому как Арлин уже успела убедить себя, что и в эту ночь ей спать одной, пусть даже и понимала, что может ошибиться, и, если ошибается, то предпочитала пока этого не знать.
– Мне надо няню отвезти.
– Мог бы и обратно вернуться.
– Ведь Тревор же дома.
Пока все это говорилось, она по-прежнему льнула к нему, обняв руками за шею, вслушиваясь, не меняется ли его голос, и видя, как уходят мимо все возможности на ответный порыв.
– Этот ребенок спит мертвым сном. Его не разбудишь, даже если захочешь. Однажды, когда мы жили на Пасо-Роблз, соседний с нами дом сгорел дотла. Сирены посреди ночи, люди кричат. Мне пришлось выносить его на улицу, как пожарные носят, на плече, так он висел на мне и спал. Ты из-за Тревора не тревожься. Я слишком много болтаю, да? – Он улыбнулся, это подбодрило, и Арлин опять поцеловала. – Значит, ты вернешься. Так?
– Арлин, я не уверен…
Она приложила палец к его губам, еще не выяснив, в чем он не был уверен.
– Ты не устал спать один?
– Разумеется, устал.
– Разве ты не чувствуешь, что и я тоже?
Рубен выскользнул из ее рук и направился к лестнице, говоря:
– О, боже! Так ты об этом думала?
Значит, он все же чувствовал то же самое, но ему понадобилось подальше от нее отойти, чтобы в том признаться.
– Ты вроде святого, верно, так и имя-то свое получил. Святой Рубен!