– Милый, я понимаю, что сделала ошибку.
– Так исправь ее.
– По-моему, ты не понимаешь, Тревор. – На глаза навернулись слезы, горячие, жгучие. Она представляла себе все и вся, что ему не понять, в том числе и кое-что, чего сама не понимала. Вроде того, почему она не готова выгнать Рики при всем том, что дела шли из рук вон худо. Арлин предпочла настаивать на той причине, которая лежала совершенно вне пределов ее досягаемости, на том, что ей было не изменить, если бы она и попыталась.
– Рубен по-настоящему расстроен, милый. Ему причинили боль. Что бы я ни сказала, он теперь не примет меня. Ни за что. Ты не видел его нынешним утром, милый. Он по-настоящему расстроен. Меня он никогда и не подумает простить.
– Ты же не знаешь, что не простит.
– Знаю.
– Не узнаешь, пока не спросишь.
– Я и сейчас знаю.
– Ты должна спросить.
– Не могу, Тревор.
– Почему?
– Он возьмет и скажет «нет».
– И что? Спросить-то можно.
– Пойми, милый. Ты не понимаешь. Как я и говорила. Это дело взрослое.
Она глянула через плечо в сторону выхода из комнаты. Тревор смотрел вниз, нервно комкая простыню.
– Может, потому я и не хочу быть взрослым.
– Знаешь, милый, по правде, никто не хочет. Бог свидетель, на меня это свалилось против моей воли.
Она тихо закрыла за собой дверь.
Когда добралась до гостиной, телевизор все еще гремел, но Рики не было. Его гоночной возле дома не было. Грязная посуда и одежда все так же оставались, где и были.
Арлин уже наполовину закончила мыть посуду, когда услышала стук в кухонную дверь. Когда открыла, в дверь товарным поездом вкатила Бонни. Запросто могла и переехать хозяйку, не успей та отскочить в сторону.
– Детка, ты что, действительно стараешься быть самой большой дурочкой на планете или это просто как-то случайно получилось? Боже мой, деточка. У тебя появился честный, порядочный мужчина, который полюбил тебя и хотел жениться. В чем дело, перетрухала, что можешь стать счастливой?
– Бонни, это уже столько месяцев тянется, с чего ты сейчас на меня напустилась?
– Только сейчас об этом услышала. Ты удобненько забыла со мной поделиться. Так уж получилось, что ты крестной с самого октября не звонила. Какое совпадение! У меня для тебя новость, детка. Еще разок не позвонишь крестной четыре месяца – считай, что нет у тебя крестной.
Арлин сделала глубокий вдох, сохраняя остатки спокойствия. В последнее время у нее запрыгало давление. Она налила две чашки кофе и поставила на кухонный стол.
– Чего тогда какая-то фря завалилась ко мне в кухню и орет на меня?
– Не желаешь видеть меня, так я б могла и уйти – легко.
– Я хочу тебя видеть, Бонни. – Арлин села перед своей чашкой и закрыла лицо ладонями. Жизнь требовала чересчур многого. Она готова иссякнуть в любую минуту. Чувствовала это. – Просто хочу, чтоб ты сказала мне, что ты по-прежнему моя крестная. – Полились слезы: нашли время вернуться. Наверное, она чересчур устала: сил нет их остановить.
Бонни села за свой кофе.
– Если у тебя есть хоть половинка интереса следовать моему совету.
– Подскажи, как мне избавиться от ошибок, какие я наделала.
– Вот это хорошее начало. Ладушки. Номер раз. Уложи его барахло и выставь за дверь.
– Но, Бонни, он ведь старается. На самом деле. Он трезвый и ходит на собрания[40]. Чтоб измениться, нужно время, ты ж знаешь.
– Детка. В отличие от тебя я хожу на все собрания, которые проводятся в нашем городе, каждый день. Если б он ходил на собрания, неужто ты думаешь, я бы не знала?
– Он говорит, что ходит.
– А ты до того глупа, что веришь? Хочешь знать, где он ошивается?
Что-то в том, как Бонни спросила, подсказало Арлин, что у крестной припасена какая-то карта. Видеть эту карту раскрытой Арлин не желала. Она пыталась дать ответ, но ничего у нее не получилось.
– Он из «Стэнлиз» не вылезает.
– Откуда?
– Очнись, детонька. «Стэнлиз», бар. На Камино.
– И пьет?
– С бывшей женушкой. Шерил, как ее там по фамилии.
– Ты это придумываешь. – В ушах пошел гул, как от легкого потрясения, тело немело. Пропасть вранья в маленьком городке: вот и еще одно, только и всего. – Откуда тебе, черти веселые, знать, скажи на милость? Ты никогда в бары не ходишь.
– Нам с Лореттой приходится обходы делать, в качестве помощи «анонимным алкоголикам». Я-то его от Адама не отличила бы, раз не видела ни на одном собрании или еще где. Это Лоретта сказала мне, кто он. Тебе она говорить не хотела. Ну так как, готова выставить барахло дурака на газон у крыльца?
Арлин перевела дыхание и попробовала разобраться в том, что чувствует. Понимала: теперь она должна быть готова. Ударили здорово ниже пояса.
– Если это правда.
– Если бы не была правда, разве б я тебе сказала?
– Я его прямо в глаза об этом спрошу.
– А-а, точно. И он тебе все честно расскажет.
– Я посмотрю, что он скажет.
– А если он наплетет одно, а я говорю другое? Кому ты поверишь?
Арлин сложила руки на столе и ткнулась головой в эту темную колыбельку. Та никакого покоя не набаюкала.
– Не думала я, что он такое мне устроит, Бонни.
– А что такого? Он все время раньше такое устраивал. И ты знаешь, что я все время твержу…
– Ну да, ну да, конечно, Бонни. Если ничто не меняется, ничто не изменится. Если всегда делать то, что всегда делал, то всегда и получишь то, что всегда получал. Безумие делать раз за разом одно и то же и всякий раз ожидать, что результат будет другим. Я по горло сыта пустячными речевками, Бонни. Мне от них никакой пользы. Я и в самом деле все профукала, ведь так?
Молчание, потом Арлин почувствовала руку Бонни на спине.
– Я сейчас уйду, чтоб эта здравая мысль подержалась в тебе подольше.
Арлин слышала, как закрылась кухонная дверь. Она и не подумала поднять голову.
В тот же самый вечер Арлин с Тревором, сидя на диване, смотрели телевизор. Смотрели передачу «Обзор новостей за неделю», которая никогда ее особо не занимала, мысли же Арлин витали где-то далеко.
Она очень хорошо представляла себе, что скажет Рики, когда она упомянет имя Шерил Уилкокс. Заявит, что Арлин не оставила ему выбора. Мол, хотела б, чтоб он дома оставался, так малость побольше давала б ему того, ради чего оставаться.
Думала, что стоило бы поговорить с Бонни про секс. Попробовать объяснить, что теперь у нее никак с ним не получается. Секс, конечно, есть, они им занимаются, но, если по правде, ничего он ей не дает. Что-то в этом появилось.
Что-то… бездушное, может быть. Ну да. Может, именно то слово.
А Бонни бы сказала: «Ну так что ж, все меняется». Только тут дело не в том, что что-то поменялось. Все было так, как всегда у них было. Если что и изменилось, так она.
Впрочем, теперь это не имеет значения.
Арлин переключила внимание на телепередачу.
– Это, – сказал Тревор, – может, интересно будет.
– Что будет? Я прослушала, что он сказал.
– Следующей будет история про то, как насилие в бандах, возможно, станет явлением прошлого. Потому как вроде один человек подал идею, как все изменить.
– Прости. Я отвлеклась.
– Это похоже на то, что я сделать старался. Только не с бандами. Просто, понимаешь. Один человек меняет все. – В это время передача уступила место рекламе.
Она услышала громкий, незаглушаемый рев двигателя гоночной машины Рики. Сердце дрогнуло.
Арлин дотянулась до пульта и выключила телевизор.
– Иди к себе в комнату, милый.
– Я хотел посмотреть передачу.
– Прости, милый. Это важно. Я должна поговорить с твоим отцом с глазу на глаз.
Тревор ушел, как было велено.
Когда Рики настежь распахнул дверь, Арлин поняла: пил. И пытался это скрыть. Может, как раз поэтому она и поняла. Слишком уж усердно он старался.
– Нам надо поговорить, Рики.
– Только не сейчас, дорогуша. Хочу принять горячий душ.
– Это полезно. Иди прими.
Пока Рики мылся, Арлин собрала все его принадлежности, которых, правду сказать, было совсем немного, и отнесла в гоночную. Оставила одни джинсы, рубашку и одну пару носков, которые положила на раковину в ванной.
– Они мне не нужны, дорогуша. Я сразу в постель.
– Прекрасно. Я звоню Шерил и предупреждаю, что ты прямо к ней заявишься. Я попрошу ее постель расстелить. – И Арлин позвонила.
Рики оделся и ушел, не проронив ни слова и, что примечательно, без всякого баламутства.
Глава 23Крис
Номер с «восемьсот» провели прямо ему домой. И телефон звонил и звонил. Звонил с перерывами посреди ночи, лишая его сна. Звонившие, казалось, были удивлены, во всяком случае, удивлены не меньше Криса. Они бормотали, что ожидали попасть на автоответчик, или голосовую почту, или еще что в этом роде. Большинство желало узнать побольше про то, о чем говорилось в телепередаче, которую они видели накануне вечером. Сведений, похоже, не было ни у кого. Все желали получить их.
В шесть утра Крис сдался, выпил целый чайник кофе и бдительно следил за телефоном. Тот молчал несколько часов. Крис налил себе рюмочку бренди, чувствуя, что заслужил ее как вознаграждение за утраченный сон. И покой: он желал покоя. Бренди давал притворный покой. Но ему требовалась еще порция покоя, и он снова налил рюмочку. В десять минут одиннадцатого телефон опять зазвонил.
– Хочу поговорить с тем, – сказал человек, – кто несет ответственность за вчерашнюю глупую передачу в новостях.
– Чего проще, – ответил Крис. – Вы уже с ним говорите. – Он вслушивался в повисшее на линии молчание.
– А-а. Уже говорю?
– Да. Говорите. Меня зовут Крис Чандлер, и это я написал, срежиссировал, провел расследование и сделал все прочее, чтобы свести историю воедино.
– Так вот, получился кусок дерьма, чел.
– У нас каждый – критик. – Крис сделал приличный глоток бренди. Это помогало чувствовать себя раскованнее.