– Поверить не могу, что вы купились на такое дерьмо от такого гада. Сидни Г. Чел! Он же такой засранец. Полный врун.
– На самом деле, я не купился.
– Нет?
– Нет.
– Вы не поверили, что он все придумал?
– Не поверил.
– Зачем же тогда состряпали эту глупую историю?
– Тут такое дело. Я знаю, что Сидни врун, но какая польза оповещать об этом? Мне-то больше опереться не на что. Я, правду сказать, не знаю. Надеялся, что кто-нибудь, кому действительно что-то известно, поможет мне заклеймить лжеца.
Крис даже не подумал, что именно такой человек сейчас говорит с ним, он вообще сомневался, что такой когда-нибудь объявится.
– Ну так я кое-что знаю, и я говорю: он врун.
– Вы знаете, откуда у него эта идея?
– Ну да. Он ее от меня узнал.
«А-а, точняк, малыш. Понимаю. Идея эта вовсе не Сидни Г. Он просто врущий засранец. Придумал все ты. Тебе по заслугам и вся слава».
– О’кей. Значит настоящий герой – это вы, и я должен о вас передачу сделать?
– Нет, придумал не я. Я только «заплатил другому». Просто наткнулся на этого засранца, когда его избивали до смерти возле бара в Атаскадеро, и спас его задницу. Я рассказал ему про Движение.
Крис ощутил легкое покалывание за ушами. Атаскадеро. Стелла с Сидни, когда слишком припекало, отсиживались в Атаскадеро. Только об этом он в передаче не упоминал, и сделал это нарочно: не хотел, чтоб Сидни узнал, что он со Стеллой говорил.
– Э-э, знаете что, э-э… как вас зовут?
– Мэтт.
– Мэтт. Прошу прощения, Мэтт, если я немного груб с вами. Всю ночь не спал, выслушивал россказни людей, которые обо всем этом знают еще меньше моего. Так, послушайте, вы, случаем, не знаете, как это началось, а?
– Только, что все не началось с засранца Сидни Г.
– И вам неизвестно, кто именно «заплатил» вам?
– Ну, знаю, конечно, знаю. Ее звали Ида Гринберг.
– Погодите. Секундучку подождите, о’кей, Мэтт? Я ручку возьму. Я должен записать все сведения, прежде чем вы дадите отбой. Не вешайте трубку, о’кей?
Крис присел, изнемогая от солнца, на обочине.
Атаскадеро встретил жарой, немыслимой жарой. Малый, который сдал в аренду «Форд», уверял, что зной стоит не по сезону, как будто это чем-то могло помочь. В аэропорту Сан-Луис-Обиспо Крис взял «Фермонт». Машина казалась угловатой и странной, как что-то, на чем еще его отец ездил. И в ней не было кондиционера.
Крис вновь сверился с адресом, который дала соседка миссис Гринберг. Предположительно адрес сына, единственного оставшегося в живых наследника. Выключив мотор, он пошел к двери дома.
Постучал. Пождал. Опять постучал.
Услышал звук работавшего на высоких оборотах небольшого движка, что-то вроде травокосилки. Трудно было понять, доносился ли звук с заднего двора этого дома или от дома по соседству.
Крис обошел вокруг и заглянул за древний деревянный забор. Мужчина (лет за сорок на вид) стриг траву. Одет он был в майку-безрукавку и тесные джинсы, отчего жировые складки противно выпирали по бокам и на животе. В вырезах майки на плечах и на груди торчали темные волосы.
Крису он как-то сразу не понравился.
Мужчина не был похож на человека, одержимо поддерживавшего порядок в садике, но именно такой идеальный садик и был у Криса перед глазами. Клумбы укрыты щепой, розы подстрижены и перевязаны. На газоне ни травинки сорняков. Походило на то, что этот малый обихаживал садик, но не себя самого.
Крис несколько раз крикнул, здороваясь, но не смог перекричать рева косилки. Навалившись на забор, он ждал, чувствуя, как на затылке собирается пот и крупными каплями скатывается по спине.
Когда мужчина наконец-то заметил Криса краем глаза и поднял голову, Крис помахал руками. Мужчина остановился, выключил движок, после чего на слуху Криса осталось жужжащее эхо и благостная тишина.
– Я разыскиваю Ричарда Гринберга. Вы случайно не он?
Мужчина отер лоб тыльной стороной ладони и неспешно пошел к забору. Казалось, он ничуть не торопится.
– Мое имя Ричард Грин.
– Оп-а. Возможно, у меня неверные сведения. Я ищу сына Иды Гринберг, Ричарда.
– Ну да. О’кей. Нашли. Что надо?
– Просто хотел задать несколько вопросов.
– О чем?
– О вашей покойной матери.
Ричард фыркнул:
– Не очень-то любимая мной тема.
– Почему это?
– Есть причины.
– Из-за того, что она вам ничего не оставила?
– Что, черт возьми, вы знаете про это? Кстати, а кто вы такой? Из всяких там ее друзей будете? Ну да, все верно. Она, когда умерла, оставила меня ни с чем. Вы только это знаете. Отписала мне один доллар. Всю остальную страховку оставила людям, которых вряд ли знала. Вот такой вот восхитительной дамой была моя мать. Какого черта вы хотите вызнать и зачем?
– Об этом я и желал бы поговорить. Ее завещание. Что с домом? Она владела им?
– Она и банк. Она меня на бобах оставила, скажу я вам. Один вшивый, гребаный доллар. Теперь мне приходится жить в гараже у этого парня и ухаживать за садиком, чтоб он дал скидку на аренду. Как-то забавно даже. Ведь, по-моему, причина, по которой она меня оставила ни с чем, в том, что она взбесилась, потому что я за ее садом не ухаживал. Считаю это чем-то вроде, скажем, мести Иды. Вы-то с какого бока во всем этом, черт возьми?
– Я всего лишь журналист, изучающий тему. Похоже на то, что ваша мать рассылала что-то вроде… как бы это вам объяснить. Вроде письма по цепочке, только вместо писем – дела и поступки.
– Об этом я ничего не знаю. Никакого понятия, зачем ей это делать. – Ричард быстро повернулся и направился обратно к косилке.
Крис полез в карман и выхватил ксерокопию, которую Мэтт сделал и вручил при встрече. Письмо.
– Я расскажу вам, почему, как она сама сказала, она это сделала.
Ричард обернулся.
– Кому сказала?
– Одному из тех, кому оставила деньги. В этом письме.
Ричард опять подошел поближе.
– Той безумной кошатнице?
– Нет. Юноше из магазина.
– Ах, верно. Роскошный жест. Такая пощечина! Я был ее сыном больше сорока лет. А эти два сопливых подростка укладывали ей покупки – и получили мои деньги.
Он вырвал ксерокопию из руки Криса. Несколько секунд Крис молча следил, как Ричард читал письмо.
– Не верю, что он ими правильно распорядится. А вот это здорово. Господи. Я бы их в хорошую еду вложил. А это такая ложь! Она извелась вся из-за садика. – Ричард швырнул письмо в воздух. Листочки порхнули на еще не скошенную траву. – Я ж сказал, что займусь им. В конце концов она заплатила какому-то мальчишке. Уверяла, что не платила ему, что он бесплатно работал. Ну да, верно. Мальчишки обожают это делать. Она была помешана на этом садике. Меня она никогда так не любила. Мне надо здесь закончить. – Ричард снова пошел прочь от забора.
– Простите! Можно мне письмо обратно?
Ричард пропустил просьбу мимо ушей, рванул за шнур косилки, шумливый движок вновь вернулся к жизни. Крис не без труда перевалился через забор и подхватил письмо как раз перед тем, как Ричард собирался пропустить бумагу через крутящиеся ножи.
– Вы говорили с леди из «Кошкиного дома»?
– Да-а. Она и впрямь совсем не знала миссис Гринберг.
– Я тоже, если по правде, не знала. Просто подносила купленные товары к сканеру. – Терри стояла в проулке за продовольственным магазином, прикуривая уже выкуренную до половины сигарету от одноразовой зажигалки. – Я знаю. Мне не стоит курить. Стараюсь бросить. Правда-правда. Потому и курю только по половинке.
Крис уселся на корточки, опершись спиной о кирпичную стену здания, закрыв глаза от жары и слепящего света. Долетал легкий бриз, но даже ветер казался горячим.
Он слегка пожал плечами:
– Я и слова не сказал.
– Не сказали. Знаю, что нет. Я не знаю. Жаль, что не могу вам помочь.
– Вы вообще не разговаривали, когда она приходила?
– Едва-едва. Обычно она жаловалась на артрит. Впрочем, славная была. Меня послушать, так не была. А она была. Никто не любит слушать чужие жалобы на немощи да боли. Только, я соображаю, ей надо было с кем-то поделиться. Понимаете? Ей было одиноко. Муж умер. Вот я слушала. Теперь рада этому. За восемь-то тысяч долларов, я хочу сказать, она могла бы мне рассказывать про любую немощь, какая у нее только была.
– Помните, когда видели ее в последний раз?
– Вроде того. Она была в хорошем настроении.
– Что она сказала?
Терри запрокинула голову и прикрыла глаза. Выпустила струйку дыма в гнетущую жару. И покачала головой.
– Это так давно было. Понимаете?
– О’кей. Я понимаю. Послушайте, я остановился в мотеле «Шесть». Пробуду здесь еще день, может, два. Не знаю. Может, я зря время теряю и надо бы возвращаться домой. Но если вы что-то вспомните. Если что-то всплывет у вас в памяти. Позвоните мне, о’кей?
– Обязательно, ладно.
– А если попозже о чем-нибудь вспомните… – Крис вручил девушке свою визитку.
Она прочла написанное на ней, сунула в кармашек рубашки, бросила окурок и раздавила мыском туфли.
– Думается, перерыв у меня закончился. Извините, что мало чем сумела помочь.
– Вы помогли столько же, сколько и остальные, – сказал Крис и зашагал к взятой в аренду «печке на колесах».
Он разыскал дом. Это было легко. Сложнее было объяснить самому себе, зачем стоило заморачиваться. Дом умершей женщины вряд ли много расскажет.
Солнце пошло под уклон, полуденная жара спала, но – чуть-чуть. Крис стоял перед небольшим серо-голубым домом и любовался садиком. Идеально ухожен. Кто-то новый, должно быть, поселился здесь теперь.
Он постучал в дверь. Никто не ответил.
Крис опустился на верхнюю ступеньку крыльца и почувствовал, что застрял. Все побудительные причины рвать когти куда-то улетучились. Можно было пойти пообедать, только есть не хотелось. Зачем возвращаться в мотель, коли все равно не уснуть?