На улице показался мальчишка, кативший на старом тяжелом велосипеде: развозил дневные выпуски газет. К дому миссис Гринберг не бросил ни одной. Может, домиком все еще владеет банк?
Только ведь банки не поддерживают порядок во дворе. Разве не так?
Крис достал из нагрудного кармана рубашки банковскую карточку «Мастеркард» и уставился на нее. Постучал по колену. С этой карточки он снял все, затем перевел остаток на «Визу», где процент был выше. И поклялся поделить пополам, чтобы не удваивать долг. Но пополам не поделил. С карточки заплатил за билет на самолет, за мотель и аренду машины. И ради чего?
Из дома напротив вышла женщина подобрать газету. Крис вскочил на ноги.
– Простите, – вскричал он и бегом помчался на противоположную сторону. Похоже, женщину это насторожило. – Простите, могу я вам задать вопрос об этом доме через дорогу?
– Доме старой миссис Гринберг?
– Верно. Вы ее хорошо знали?
– Не очень. – Женщина скрестила руки, развела их, нервно одернула домашнее платье. – Муж считал, что не следует слишком уж по-дружески сближаться с соседями.
– Сейчас в доме кто-нибудь живет?
– Нет, его еще не продали. Он принадлежит банку.
– Кто ж его так прекрасно содержит?
– Я и не скажу, если честно. Прошу меня извинить.
Она вернулась обратно в дом и быстро закрыла за собой дверь. Крис глубоко вздохнул и отправился к крыльцу миссис Гринберг. Стоя, заглянул в выходившие на улицу окна. Простыни укрывали мебель. Все, казалось, было покрыто тонким слоем пыли. Журналист снова рухнул на ступени.
Надо было просто отправиться домой. Сейчас он это понимал. Интервью у покойной не возьмешь, да и, если б можно было, чем бы это помогло? Кто-то «заплатил» ей. Возможно, имя этого лица было старушке неизвестно. Возможно, она была частью двенадцатой волны, а то и сто двенадцатой. Да и будь он самым лучшим журналистом-исследователем на всей этой богом проклятой планете (а он им не был), он ни за что не проследил бы всю систему до самых корней. Во всяком случае, без хоть какого-то письменного свидетельства.
Мальчишка, развозивший газеты, вернулся и бросил велосипед на идеальный газон миссис Гринберг. Пошел по дорожке к Крису. Крис ждал, полагая, что мальчик направляется к нему или хочет сказать что-то, но тот двинул во двор. Когда он проходил мимо, Крис заметил в руках парня пакет с сухим кормом для кошек.
Когда мальчик вернулся, в руках он держал большие садовые ножницы.
– Привет, – сказал Крис, когда мальчишка проходил мимо.
– Привет. – Мальчик принялся подравнивать живую изгородь, которая отделяла соседскую собственность. Изгородь, прямо скажем, отнюдь не выглядела запущенной.
Когда мальчик за работой подошел поближе, Крис сказал:
– Так это ты наводишь здесь порядок, да?
– Ага.
– Кто тебе платит за это?
– Никто.
– Зачем же ты тогда это делаешь?
– Не знаю. Просто делаю. – Мальчишка нахмурился и на какое-то время всецело отдался работе. Потом поднял взгляд и произнес: – Думаю, ей бы не понравилось увидеть, как садик опять стал весь неопрятный. Я не знаю, может ли она увидеть. Вы как думаете?
– О чем?
– Вы как считаете, когда люди умирают, они все равно запросто вниз смотрят?
Крис поломал голову над вопросом, потом отрицательно повел ею. Вообще-то он никогда и не раздумывал о том, во что он верит в этом отношении.
– Думается, нет. Но я не уверен.
– Вот-вот, я тоже не уверен. Я подумал, что так будет лучше, на всякий случай.
– Так, значит, ты знал миссис Гринберг?
– Ага.
– Хорошо знал?
Мальчик прервал работу, опустил ножницы концами вниз и почесал нос.
– По правде, не очень хорошо, мне думается. Мы разговаривали.
– О чем?
– А-а, я не знаю. Про всякое. Про футбол. Про задание, которое я получил в школе. Она собиралась помочь мне с затеей по этому заданию. Но потом она умерла.
Крис поднялся, собираясь уходить. Он мог бы болтать с каждой живой душой в этом городе, да так и не наткнуться на того, кто и в самом деле был с ней хорошо знаком. Но он должен сделать еще одну попытку, потому как знал: утром улетит домой.
– А тебе, случаем, ничего не известно про ее последнюю волю?
– Про ее – что?
– Ее завещание. Почему она оставила деньги определенным людям.
– А-а, вы вот про какую волю. Нет. Я даже не знал, что у нее было завещание.
– Ну да. Я бы удивился, если б ты знал. Что ж, прощай.
– Покедова.
Несколько минут Крис сидел в машине, наблюдая за работой мальчишки. Размышляя над тем, до чего ж это странно для ребенка такого возраста продолжать работу, имея такой идеальный повод бросить ее, как смерть.
Потом подумал: а ну как миссис Гринберг и впрямь смотрит сверху?
«Если смотрите, – мысленно произнес он, – так, может, намекнете? Может, устроите так, чтоб и я хоть что-то здесь увидел?»
Но видел он только одно: мальчика, стригущего живую изгородь.
Крис запустил двигатель и уехал.
Я все равно думаю, что никто-никто не «заплатит другому».
Глупая была идея, по-моему.
Только, думаю, миссис Гринберг заплатила бы. Она могла.
И Рубен тоже хочет. Я знаю, что хочет. Только никак не может придумать что-нибудь такое же большое.
Вот тут-то и есть то, чего, похоже, никто не усек. Вовсе не надо, чтоб это было такое уж большое. Не обязательно, я хочу сказать. Это может просто выглядеть большим. Зависит от того, для кого это делаешь.
Глава 24Рубен
Рубен приехал из школы домой в четыре пятнадцать.
Тревор постучался к нему в дверь в половине пятого.
– Где Мисс Лайза?
– Ест на кухне. Я как раз кормлю ее. Ты за этим заехал, Тревор? Проведать кошку? Или ты хотел что-то обсудить?
– Это, второе. – Рубен отступил, широко распахнув дверь. Тревор вошел и угнездился на диване. – Если вы не против.
Разумеется, он против, учитывая, о чем, по-видимому, пойдет речь.
– Разумеется, нет, Тревор. Ты же знаешь, ты здесь всегда желанный гость.
Мисс Лайза бегом примчалась из кухни и прыгнула к Тревору на колени.
– Е! Должно быть, голос мой услышала. А?
– Можешь гордиться, Тревор. Ты для нее важнее еды.
Разговаривая, Рубен унимал гнетущее чувство в груди, знакомое, но заявлявшее о себе острее обычного. Он-то думал, что Тревор все равно будет рядом, всегда можно будет дружить с Тревором, но получилось не совсем так. Общение с мальчиком вызывало боль, и, похоже, Тревор уловил это. Его когда-то ежедневные наезды в дом Рубена сделались более редкими. В последний раз он заявил, что приехал только кошку проведать, и долго не задержался.
– Так что у тебя в мыслях, Тревор?
– Просто я все думал, собираетесь ли вы еще «платить дальше». Думается мне, особой нужды в том у вас нет. От того, как оно все получилось. Просто я думал, а вдруг мысли такие были.
Рубен глубоко вздохнул и поглубже уселся в кресле. Иногда, когда возникало желание заплакать (а такое случалось), ему казалось, что слезы подступают к глазам, словно по следам старинной памяти.
– Я думал над этим, Тревор. Полагаю, я бы все равно заплатил, если бы смог. Просто я пока не знаю, чем мог бы помочь кому-то. Мне это просто покоя не дает.
– Я знаю кое-кого, кто нуждается.
– Это кто-то, кого я знаю?
– Ага. Мама.
– Уверен, твой отец сумеет ей помочь в чем угодно.
– Она прогнала его. Кроме того, в этом он был не помощник. Это такое, чего никто другой не сделает, кроме вас.
В груди у Рубена огнем пылало. Она его прогнала. Лучше от этого стало или хуже?
– Послушай, Тревор. Я действительно уважительно отношусь к работе, которую ты проделал над заданием. И намерен исполнить свою долю, чтобы поддержать тебя. В свое время. С кем-нибудь. Но то, что стоит между твоей матерью и мной…
– Ну да, так она и сказала. Сказала, что вы расстроены. Только я подумал, что как раз это и делает поступок по правде добром, понимаете? Потому что считается чем-то большим. Вы понимаете? Большая помощь. А если вы помогаете кому-то, кому и впрямь хотите помочь, тогда не очень-то и велика важность. Понимаете? Зато уж если вы весь из себя беситесь на маму – и помогли бы ей. Вот это было бы великое дело.
Пальцы мальчика почесывали сразу за обоими ушами Мисс Лайзы, кошка прильнула к нему теснее и мурлыкала, полуприкрыв глаза.
Рубен встал и подошел к окну, ощущая потребность быть как можно ближе к какому-то другому месту. У него звенело в здоровом ухе, и он никак не мог понять, почему. Словно бы через длинный туннель он услышал самого себя:
– Прости, Тревор. Не уверен, что я достаточно велик, чтобы совершить нечто подобное.
Лицо Тревора сморщилось от огорчения. Кошка спрыгнула с колен и побежала обратно на кухню.
– Вы даже не хотите знать, что ей нужно?
«Побольше вкуса в выборе мужчин», – подумал Рубен, но, разумеется, не произнес этого.
– Будет, вероятно, лучше, если мы поговорим о чем-то другом.
Тревор пожал плечами.
– Я больше ни о чем говорить не собирался.
– Расскажи мне подробнее про то, что ты раньше сказал. Ты сказал, она прогнала его.
Мальчик опять пожал плечами.
– А чего тут говорить-то. Они все время собачились. Пару дней назад она велела ему убираться. Он и убрался. Думается, мне пора.
– Я тебя отвезу.
– Не-а. У меня там велик.
– Никаких забот. Поставим его на верхний багажник.
– Годится. Мне нужно попрощаться с Мисс Лайзой.
До дома Арлин ехали молча.
Почему он предложил подвезти мальчика? Этот вопрос Рубен задавал себе на всем пути. Если он и в самом деле не желал ее видеть (а он в самом деле не желал), почему не дал Тревору крутить педали до дома, как тот все время делал?
Хотелось спросить Тревора, дома ли мать или на работе, просто, чтобы быть готовым, но не смог заставить себя произнести эти слова.