– Как я заметил, у тебя не было нужды произносить их, пока не пришел конец отношениям с ним. – Рука легла на край двери, внушив ей благое желание высказаться побыстрее, пока он не захлопнул дверь.
– Не потому, Рубен. Знаю, что похоже на то, но это не так. Знаешь, почему? Это все из-за того раза, когда ты привез Тревора домой. И, когда проезжал мимо дома, притормозил. Едва не остановился. До того я думала, что ты наотрез не станешь говорить со мной. После поняла, что в тебе одна половина хотела заговорить, а другая – нет. – Арлин зажмурилась, ожидая, что дверь захлопнется, но рука Рубена вновь свесилась сбоку. – Понимаю, что ты не прощаешь меня, Рубен. Я и не жду этого. Только какая-то малюсенькая частичка тебя должна же тосковать по мне, верно? Бог свидетель, я по тебе тоскую.
Она потянулась к его свесившейся правой руке, и он позволил взять ее. С минуту вглядывался в ее лицо, невзирая на то, что это, по-видимому, причиняло боль. Света было мало, и падал он, в основном, у него из-за спины, и у Арлин не было уверенности, что она способна читать по его лицу. Она улыбнулась, надеясь, что он увидит, надеясь, что не разревется. Крепко зажав ее руку, Рубен отступил назад и втянул за собой в дом.
Утреннее солнце с силой било в изголовье постели: как раз так, как ей помнилось. Она открыла глаза и увидела, что он уже проснулся и смотрит на нее. Когда она улыбнулась, он повернулся на другой бок.
– Эй! Ты в порядке?
Он не ответил.
– Поговори со мной, Рубен.
– Наверное, это ошибка.
– Да-а, только это всего лишь твое мнение.
Рубен поднялся и стал одеваться. Шрамы на его теле вызывали еще большую жалость: под ярким светом дня и в такой миг, когда он упорно держался от нее подальше. Он, должно быть, понимал это, потому и оделся быстро.
– Прекрасно, – сказал он. – Ты подловила меня среди ночи. Я тебя впустил. Дальше понеслось само собой. Теперь, полагаю, ты считаешь, что все случившееся унесло, как воду под мостом. Так вот, не унесло.
Рубен присел на краешек кровати, отвернувшись, словно то было единственное, что он помнил, как делается. Арлин придвинулась на его половину постели, села. Прильнула всем телом к его спине, стараясь удержать. Чувствовала, как напрягается и сопротивляется его тело.
– Не надо, ладно? Просто поезжай сейчас домой, Арлин.
По голосу она поняла, что он плачет, и это поразило ее. Никогда прежде не было с ним такого, насколько ей было известно. Такую слабость она допускала только для себя. И она понимала, как не нужен ему в такой миг никакой свидетель. Вот и сделала так, как попросили.
Глава 26Крис
Пока Салли не позвонила, он и не осознавал, как сильно соскучился. Не позволял себе осознавать. Дал чувствам зависнуть, вроде маленьких летучих мышек, на краешке своей работы за день, вроде теней вокруг себя: он умел держать на должном расстоянии.
Но потом она позвонила, и вот вам: все те же чувства, – да он и знал, что где-то глубоко они все время таились.
Спросила, как у него дела, и он ответил, что превосходно, и это была ложь.
Она поинтересовалась, как продвигается расследование, и он ответил, что не продвигается, зашло в тупик, и след его простыл, и это была правда.
Потом в течение нескольких болезненных секунд никто не говорил ничего, и он предложил пойти поужинать. Она ответила, что на этой неделе каждый вечер ужинала вне дома, но, если он приедет к ней в новую квартиру, то она что-нибудь состряпает.
Он сказал, что любит ее, что было правдой, но она слегка замялась и ясно дала понять, что по-прежнему будет следовать принципу держать свое мнение при себе.
Как раз после ужина и зазвонил телефон. Он сидел бок о бок с ней на диване, думая, до чего же ему знаком ее запах. Может, что-то от духов, что-то просто от кожи, или, может быть, кожа пахла, как духи. Тут не угадать. Еще он думал, что в самый бы раз выпить, но вслух не высказывал.
Тут зазвонил телефон, и Крис молил, чтобы звонили не ему.
Салли сняла трубку, и лицо у нее потемнело. Она прикрыла микрофон ладонью:
– Ты дал мой номер?
Крис отрицательно помотал головой:
– Служба переадресации.
Как бы они не были близки, все мигом исчезло с горизонта. Он понял. Оно с треском сломалось в воздухе между ними, и он почувствовал это.
– Какая-то молодая особа, тебя.
– Это не то, о чем ты думаешь.
Салли вручила ему трубку и вышла из комнаты. Он некоторое время сидел, тяжко дыша, с телефоном в руке. Было слышно, как Салли, пройдя на кухню, забренчала тарелками в раковине, чуть-чуть резче и громче, чем следовало бы. Всегда кончалось тем, что он становился самим собой, истинная его жизнь делалась слишком явной, а потом все рушилось.
– Алло?
– Крис Чандлер?
– Да-а. Кто это? – Он старался сдержать раздражение, но, возможно, не получилось.
– Терри, из продовольственного. Помните, из Атаскадеро? Я звоню вам совсем не вовремя?
– Э-э, нет, все отлично, Терри. Что стряслось?
– Ну, вы ж сказали позвонить вам, если я что вспомню. Только это, наверное, пустяк. Возможно, ничего не значит. Но я и вправду кое-что вспомнила. В тот последний раз, когда ее видела. Помнится, она была в таком хорошем настроении. Помню, сказала ей, что садик выглядит поистине прелестно. И у нее аж все лицо засветилось. И она ответила: «О, разве он не чудесен?» – или что-то в этом духе. И еще сказала: «Все это соседский мальчик сделал». Она назвала мне его имя, только сейчас я его забыла.
Крис молчаливо выждал время, надеясь на что-то еще. Садик был важен для нее. Это ему было уже известно.
– Ну, я ж говорила, что это, наверное, пустяк.
– Нет, я рад, что вы позвонили, Терри. Правда. Если еще что-то вспомните…
– Вроде, это все, думается. Пока. Просто то, что она вся счастьем светилась из-за своего садика.
– Рад, что вы позвонили, Терри. Правда, рад.
– Ну, не стану счет за разговор накручивать.
Пока.
Крис повесил трубку, медленно щурясь, и увидел стоявшую в кухонной двери Салли.
– О, боже, Салли, это не то, что ты думаешь. Я ни с кем не встречаюсь. Просто позвонила одна их тех, у кого я брал интервью для этой истории.
Салли не вышла из дверного проема. Он подумал: верила ли она ему хоть когда-нибудь. И, если честно, следовало ли верить.
– Стараюсь решить, лучше это или хуже, – сказала.
Но потом улыбнулась, вернулась и подсела поближе. Он поднял телефонную трубку и убрал с рычага.
Осенило как раз тогда, когда он укладывался в постель. Только тогда до него и стало доходить. Рубашку долой, брюки расстегнул, следовал как привязанный за ее нагим телом. Не пытаясь думать ни о чем другом, не сознавая, что, возможно, есть нечто иное, о чем можно думать.
Откуда-то из подсознания вылезло, озвученное неприветливым голосом Ричарда Гринберга, или Грина, или дьявол разберет, как его фамилия. Три фразы эхом прозвучали, когда в них меньше всего нуждались.
«Уверяла, что не платила ему, что он бесплатно работал. Ну да, верно. Мальчишки обожают это делать».
Он вновь отпихнул от себя эти слова. Салли потянула его вниз, губы двинулись по его шее. Руки обшаривали его голую спину. Такое знакомое, то, по чему он до боли истосковался.
– В чем дело? – спросила она.
– Ни в чем. Все путем. Ты что?
– Похоже, ты где-то далеко.
– Нет. Я точно здесь. Боже, я так по тебе соскучился.
Он целовал ее. Ричард был прав. Она заплатила мальчишке за садик. Должна была. Что к данной ситуации не имеет никакого отношения. Без пользы. Итак, она радовалась просто тому, что ее садик стал ухожен. Это не значит ничего. Нога скользит меж ее ног. И как он жил без этого так долго? Утверждала, что не платила, он бесплатно работал. Большое одолжение для мальчишки. Для кого угодно. Это какой же мальчишка сделает такое бесплатно?
– Крис, тебя здесь нет.
– О-о. Разве?
Он перекатился на спину – и понял. Что-то мистическое в этом откровении, ведь он же просил миссис Гринберг подать знак. Дайте мне силу увидеть что-нибудь. Оно все время было прямо перед глазами. Каким мальчишкой надо быть, чтобы сделать такое бесплатно? Как раз таким мальчишкой, кто продолжает делать это без денег много времени спустя после того, как хозяйка умерла.
У него перед глазами было предыдущее звено, а он унесся.
Незачем было спрашивать мальчишку, знает ли он про ее завещание. Что за глупый способ подступиться к делу! С чего бы это мальчику знать про завещание? Зачем ему это? Никто не знает, как кто-то собирается «заплатить другому». Ему надо было спросить разносчика газет, знает ли он что-нибудь про Движение.
– Разносчик газет, – выговорил Крис.
Салли встала и начала одеваться.
– Крис, катись домой сейчас же.
– Мне жаль.
– Значит, нас двое.
Он сидел на крыльце домика миссис Гринберг. Погода не менялась, а если и менялась, то, чествуя его, снова вернулась к жаре. Соседка через дорогу то и дело поглядывала в кухонное окно, словно бы делала благое дело, не упуская его из виду. «Только представить, каким же безумцем сочла бы она меня, – подумал Крис, – когда б узнала, что я за три тысячи миль сюда прилетел посидеть тут. Дважды».
Подошел – пешком – разносчик газет, обходивший маршрут на своих двоих с матерчатой сумкой через плечо. Рыжий парнишка с веснушками.
Он кинул газету к соседнему дому.
– Эй, парень!
Паренек замер, видимо, струхнул. Не отозвался.
– Я не кусаюсь.
– Мне не велено разговаривать с незнакомыми.
– Я хочу лишь узнать, что стряслось с другим парнем.
– Каким другим парнем?
– Разносчиком, который был здесь в прошлом месяце.
– Он приз получил.
– Какой приз?
– «Лучший разносчик газет года».
– Так, и где же он?