– Нет, мы думали, что он там, с вами.
– С минуту назад все так оно и было…
Предчувствуя недоброе, должно быть, больше по наитию, нежели исходя из обстановки, Рубен повернул голову в сторону, откуда долетал шум свалки: сдавленные крики, уханье, ругань, – который он слушал безо всякого внимания, не беря в голову, как фон для повергающего в смятение выяснения отношений.
Он увидел несколько фигур в конце квартала, возле ресторана или бара с навесными козырьками на окнах. Трое парней у стены здания, один на земле. Двое или трое столпились над упавшим человеком. Над головой взлетела бейсбольная бита.
И Тревор – быстро бегущий в их сторону. Успевший отбежать далеко.
Рубен рванул вслед за ним изо всех сил.
По краю того, что охватывал зрением глаз Рубена, проплывал, словно во сне, кирпичный фасад гостиницы, размытое, искривленное изображение, как в широкофокусной линзе. Почему он никак не доберется до его конца? Рубен чувствовал, как бегут ноги, как работает сердце, раскрываясь и сжимаясь, и все же расстояние, казалось, никак не сокращалось.
Почему ему не под силу догнать ребенка?
– Тревор! – выкрикнул он. Во весь голос. В неудержимой панике рявкнул так, что легкие отозвались болью. Несколько голов обернулись.
Голова Тревора – ничуть.
В груди у Рубена болело и горело. Как мог он настолько лишиться кислорода так быстро? Он видел выбившуюся на бегу и хвостом трепыхавшуюся рубашку Тревора.
Тревор проскочил мимо двух мужчин, прижавшихся к зданию. Рубен уже видел их, он был почти так близко. Один из мужчин был одет в серо-голубую форму, как у охранников. Другой был в мешковатых джинсах, с бритой головой, и, похоже, именно он каким-то образом и припирал охранника к стене.
Свет уличного фонаря сверкнул на каком-то металлическом предмете между этими двумя: вспышка света в глазу Рубена.
Оба у стены повернули головы вслед пролетевшему мимо Тревору. Парень с поднятой битой повернулся и с недоуменным любопытством смотрел на приближавшегося Тревора.
Не сбавляя хода, Тревор врезался в того парня и сбил с ног. Упав, тот подсек ноги соучастника, который тоже свалился. Их вторая жертва распласталась по тротуару: удара не последовало, словно воображаемый ветер унес его. Бита громко застучала по тротуару, а Тревор сумел подняться на ноги.
Рубен уже почти поравнялся с теми у стены, когда Тревор вдруг обернулся и припустил обратно в его сторону. Зачем? Хотел вернуться к Рубену? Или подумал, что сумеет свалить и последнего из напавших?
Бритоголовый мигом отскочил от охранника, преграждая Тревору путь. Порыв Тревора нес его безудержно вперед.
Они сошлись в каких-нибудь футе-другом[47] от конца руки Рубена. Всего в шагах четырех-пяти от охранника. Либо тот, либо Рубен почти дотянулись и схватили бы напавшего за куртку, если бы все не произошло так быстро.
Почти.
Затем, точно так же внезапно, бритоголовый бегом бросился в темноту. Мимо двух сообщников, которые, поднявшись на ноги, понеслись за ним, скользнув в ночь, как в реку. С той же быстротой. Кто-то щелкнул выключателем – и их не стало.
Рубен лучше других видел внезапную стычку и все же не мог постичь произошедшего. Видел, но был не в силах объяснить.
Потребовалось несколько минут, чтобы он понял, что случилось, не день и не два – чтобы свыкся с тем, что это было на самом деле. Потребовалась большая часть жизни – чтобы разобраться.
КРИС: Просто хорошенько и глубоко вздохните. О’кей?
РУБЕН: Я в порядке.
КРИС: Не спешите, на это времени не жалко.
РУБЕН: Я справлюсь. Еще только минутку.
КРИС: Могу дать вам целый день, дружище. У нас ничего, кроме времени, нет.
РУБЕН: Я видел это так близко. Только в чудном ракурсе. Я смотрел на стычку сзади. Понятия не имел, что я видел. Помню только, как правый локоть того парня подался назад, потом снова метнулся вперед. Выглядело это так, будто он ударил Тревора кулаком в живот. Не особо сильно. Чего никак сообразить не могу, мог ли я на самом деле не видеть, что происходило? Или просто это было очень важно для меня? Вы понимаете. Не видеть.
КРИС: Я придвинул к вам картонку с салфетками.
РУБЕН: Спасибо. Просто мне нужно отдышаться минутку.
КРИС: Это случилось довольно давно. Говорят, время залечивает раны, знаете? Только не уверен, что это касается всех ран. К тому же на это уходит масса времени.
РУБЕН: После того как те убежали, Тревор стоял на месте. Выглядел нормально. Руками за живот держался. У него было такое открытое лицо. Как мне объяснить? Не было никаких следов боли или страха. Это я видел. Я сказал: «Тревор». И это все, что я смог произнести. Подумал, все прошло. Подумал, что с ним все в порядке. Опасность миновала, и моя семья все так же в целости. Думается, такой я всегда ее и представлял.
КРИС: Знаете, если чувствуете, что не можете…
РУБЕН: Нет. Я могу. Хочу, чтобы это легло на бумагу. Хочу, чтобы это появилось в книге. Это важно.
КРИС: Дышите. Не торопитесь.
РУБЕН: Я должен рассказать. Что он сказал. Я не уверен даже, что это значит, но это хранится во мне. Так что я должен сказать. Полагаю, я расслышал у себя за спиной шаги. Думаю, я это помню. Голос Фрэнка, но я так и не оглянулся. Тревор смотрел мне прямо в лицо. Один Бог знает, что он видел там. Даже вообразить не в силах. Даже не знаю, что я чувствовал. До сих пор сказать не могу. Но какие-то чувства, должно быть, отразились и у меня на лице. Он видел это. Я по нему понял. Это как смотреться в зеркало. Потом я глянул вниз… Глянул вниз на руки Тревора. И тогда Тревор посмотрел туда. Было похоже, будто он просто перевел взгляд, чтобы посмотреть, куда смотрю я. И он вытянул руки, отвел их от тела, к свету уличного фонаря. Взгляд у него был такой удивленный.
КРИС: Это оттого, что там была кровь, вы хотите сказать?
РУБЕН: Он опять посмотрел на мое лицо и сказал: «Я в порядке, Рубен. Все в порядке. Не волнуйся».
КРИС: Он был в состоянии шока, по-вашему?
РУБЕН: Не знаю. Не могу в этом разобраться. Я – был. А вот Тревор… я не знаю. Порой думаю – был. Порой думаю: он сказал, что в порядке, потому что еще не знал, что это не так. Временами думаю, что он просто старался утешить меня. Не хотел, чтобы я огорчался.
КРИС: Что, по-вашему, побудило его ввязаться в драку? Вы думаете, он уже стал обретать привычку помогать по-крупному?
РУБЕН: Он считал, что должен помочь еще одному.
КРИС: Мы все считали, что он сделал очень много.
РУБЕН: Знаю. Именно это мы ему и сказали. Но он считал, что Джерри – неудавшаяся попытка. Думал, что у него две получились, одна осталась. Так что он выискивал, кому необходимо что-то.
КРИС: Если бы только он знал про Джерри.
РУБЕН: У него был по-настоящему хороший день.
КРИС: Вы что имеете в виду?
РУБЕН: Он то и дело повторял это. Это мой самый лучший день в жизни – он постоянно говорил это. Даже спросил меня, будет ли у него когда-нибудь еще такой же.
КРИС: Ого! От такого больно. А?
РУБЕН: Вообще-то, каким-то чудным образом, это стало утешением для меня. Тот день был вершиной его жизни. И, наверное, навсегда ею и остался. Вы понимает, о чем я?
КРИС: Думаю, что понимаю.
РУБЕН: Он сказал, что у него все хорошо. Он просил меня не волноваться.
КРИС: Он сказал еще что-нибудь?
РУБЕН: Нет. Больше ничего.
Глава 31Крис
Он лежал голым под одеялом рядом с Салли, смотрел телевизор. Салли прикрыла глаза маской. Крис не мог разобрать, спит она или нет.
«Новости из Вашингтона», – возгласил ведущий, открывая передачу одиннадцатичасовых новостей.
Не может быть, чтоб это про то. Не с таким же каменным лицом, как у этого ведущего. Это не про Тревора.
«Тревор Маккинни, мальчик, встретившийся сегодня с президентом Соединенных Штатов, вечером помещен в больницу в Вашингтоне, округ Колумбия, недалеко от гостиницы, где проживала его семья. Очевидцы сообщают, что ударом ножа мальчику была нанесена рана, когда он попробовал вмешаться в уличную потасовку неподалеку от гостиницы. По сведениям представителя больницы, Тревор был госпитализирован в критическом состоянии и сейчас ему оказывается срочная хирургическая помощь. К настоящему времени никаких других сведений о его состоянии нет».
Разом севший в постели Крис, оглянувшись, увидел, как Салли стащила маску и подняла голову.
«Сегодня вечером президент Клинтон сказал о том, как глубоко он потрясен и озабочен состоянием Тревора. Президент сделал следующее заявление. Цитирую: „Невообразимо скорбным представляется то, что мальчик, приехавший в Вашингтон удостоиться почестей за добрые поступки и преданность распространению добра в мире, стал объектом бессмысленного проявления насилия. Всем сердцем я сейчас с Тревором и его близкими, а моя семья будет молиться перед сном о его быстром выздоровлении. Надеемся, что вся страна присоединится к нам в этой молитве о скорейшем выздоровлении Тревора“».
Экран заполнили кадры записи встречи Тревора с президентом. Крис невидяще уставился на экран, чувствуя внутри пустоту.
Ладонь Салли легла на его руку.
Крис скатился с постели. Стал искать телефонную трубку. Наконец отыскал ее в гостиной. Салли следовала за ним, наглухо задергивая шторы на окнах. Сам он не понимал, что голым выставился перед окнами жилого дома. Когда же осознал, то было все равно.
Он набрал номер междугородной справочной с местным кодом 202[48]. Попросил перечень всех больниц в Вашингтоне, округ Колумбия.