Ему повезло с первого раза.
В приемном отделении сообщили: да, Тревор здесь. Он в хирургическом отделении. Женщина-регистратор выстукивала его данные на компьютере.
– Он находится в критическом состоянии.
– Это все, что вы можете мне сказать?
– В настоящее время – да. Извините. Нам поступает множество звонков с расспросами о нем.
– Где его мать? Арлин Маккинни. Она должна быть у вас, так?
– Извините, сэр, не могу сказать.
– Вы можете переключить меня на нее?
Молчание, явственный вздох. Крис услышал, как щелкнул переключатель линии соединения.
Прикусив губу, он ждал.
Он прошел на кухню, прижав телефон подбородком к плечу, и налил в стакан бренди на три пальца. Оглянувшись, увидел, что Салли молча смотрит на него. Они оба отвели взгляд. Потом в трубке послышался голос:
– Да? Кто это?
– Арлин?
– Кто это?
– Это Крис, Арлин. Крис Чандлер.
– А-а, Крис. – Голос звучал глухо и горько.
– Арлин, что случилось?
– Ой, Крис, я не знаю. Все произошло так быстро. Его ударили ножом. Он увидел, как какие-то ребята кого-то избивают. Попробовал вмешаться.
– С ним все будет хорошо?
– Крис, нам не говорят. – Голос утонул в рыданиях. – Больше двух часов он в операционной. Просто нам ничегошеньки не говорят. Уверяют, что мы будем знать, когда они поймут. Крис, я должна идти.
– О’кей. Арлин? Ладно, ничего. О’кей.
В ухо влетели звонки вызова. Крис нажал на кнопку и отключил телефон.
Прошел мимо Салли обратно в спальню.
– Крис, ты в порядке?
Он скользнул обратно под одеяло.
– Эй! Крис. Ты в порядке?
– В новостях сообщили еще что-нибудь?
– Только, что скажут о его состоянии, когда сами узнают.
Они тихо просидели до конца выпуска новостей. Потом высидели все ночные ток-шоу. Крис сидел без сна еще долго после того, как Салли сдалась, мерцающий свет телеэкрана играл на лице. Он переключался с канала на канал, с минуту смотрел отрывки из заполночных фильмов.
Никаких дополнительных сообщений. Программа передач, похоже, шла своим чередом.
Проснулся он внезапно, поражаясь тому, что уснул.
Глянул на часы, и увидел, что утро уже в полном разгаре.
В конце кровати жужжал телевизор. Слышно было, как Салли на кухне готовит кофе.
Крис сел и протер глаза.
На экране президент Клинтон давал пресс-конференцию. Или показывали запись какой-то более ранней пресс-конференции.
Крис проснулся как раз вовремя: президент говорил, что в Вашингтоне будут приспущены флаги, и обратился с просьбой ко всей стране ровно в полдень прекратить всякую деятельность, соблюдая минуту молчания. Камера переключилась на ведущего, который сказал: «И на этой скорбной последней ноте еще одно известие: сегодня у Тревора был бы четырнадцатый день рождения. Дальнейшие новости после этих сообщений».
Ко времени, когда прибыл Крис, газон перед входом в дом Арлин стал морем из камер и журналистов каналов новостей. Пришлось остановиться на подъездной дорожке позади оранжевой гоночной. Все парковочные места на улице были заняты фургонами журналистов.
Крис пошел напрямик по траве.
– Она ни с кем не говорит, – предупредила телеведущая с жесткой прической из идеально уложенных белокурых волос, когда Крис поднялся на крыльцо.
Он с силой постучал в дверь.
– Арлин? Это я, Крис.
Дверь приоткрылась, и Рубен втащил его внутрь, ухватив за локоть. Арлин лежала на боку на диване, рядом были стакан воды и коробка салфеток.
– Чтоб они все провалились, – выговорила она. – Крис, вы не можете сделать так, чтоб они уехали?
Крис присел рядышком на диван. Она погладила его по руке.
– Всех заботит эта история, Арлин. Я никогда не видел ничего похожего. Никогда не видел, чтоб людей толкнула на дело подобная история.
– Это не история, Крис. Это случилось.
– Знаю. Я сочувствую. Просто привык так говорить.
– Я не в силах поговорить со всеми ними. Это чересчур.
– Знаю, Арлин. Я знаю. Послушайте, вам и незачем говорить со всеми. Но вот программа «Гражданин месяца» выходит завтра. С добавлением, само собой. Если вам есть что сказать, то я впущу сюда одного оператора. И все. Я и одна камера. Вам не обязательно это делать. Но, если вы хотите что-то рассказать обществу… Люди на самом деле хотят услышать вас.
Арлин села, отерла глаза и всхлипнула:
– Что сказать?
– Я не знаю. Что угодно, о чем вам хочется.
– Ну, я могла бы просто сказать, что в следующую субботу перед зданием муниципалитета поминальный сбор. Мы думали, может, после и шествие со свечами. Понимаете, если людям интересно. Если есть люди, которым Тревор не безразличен, они могут прийти и принести по свече. Что-то в этом духе?
– Ну да. Это было бы здорово. – Крис чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза, того и гляди не удержать. – Пойду приведу оператора.
Глава 32Арлин
Звонок телефона разбудил их. Было поздно, шел одиннадцатый час утра. Солнечные лучи, пробиваясь через окно, ложились на лицо. Как, дивилась Арлин, могла она спать после всего этого.
– Пусть автоответчик слушает, – сказала.
Перевернувшись, он прижался к ней, просунул левую руку под подушку. Обнял ее здоровой правой рукой и прижался щекой к ее лицу возле уха. Спина воспринимала тепло и крепость его груди. Глазной повязки на нем не было, и она чувствовала гладкое, пустое пространство там, где когда-то был левый глаз. Он не старался больше скрывать этого от нее. Знал: она не станет обращать внимания.
Она переплела свои пальцы с его.
Автоответчик включился. Опять. Арлин убрала звук до самого конца.
– Как это мы проспали так долго? – тихо выговорила она.
– Нам это на пользу. Это несет исцеление.
– Тут несколькими ночами сна не обойтись.
– Знаю.
– Так, и что будем делать до семи часов вечера?
– Я не знаю. То же, что и всю неделю делали, полагаю. Встанем. Умоемся. Поедим.
– Поплачем.
– Да-а. И это тоже.
За последние сутки и она, и он не слишком предавались плачу. Словно бы исчерпали колодец до донца. Выплакали все слезы, оставив поразительную пустоту внутри, будто там смертоносная «испанка» прошлась. И она, и он устали. Вымотались. Арлин дивилась месту в грудной клетке. Дивилась, как пустое место может давить такой тяжестью.
Она крепко зажмурила веки.
– Рубен, а что, если ребенок окажется от Рики? Рано или поздно нам придется поговорить об этом.
Секунда-другая, что предварили ответ, тянулись долго и пугающе.
– Я был готов дать официальную подписку о воспитании последнего ребенка Рики. Разве не так? И ребенок получился весьма хорошим.
– Ну да, получился. Разве нет? Весьма хорошим, черти веселые.
И к удивлению, та пустая давящая тяжесть внутри исторгла из себя еще немного слез.
Она высвободила пальцы из его, откинулась назад и коснулась его лица. Он прижал правую ладонь к ее животу, крупные пальцы охватили его весь, целиком, да так там и оставались. Рубен как бы представился.
Ей слышно было, как сигналили машины по всей Камино. Мигающий красный свет спешащей «Скорой» скользнул по окну.
– Интересно, что, черти веселые, там творится, – произнесла Арлин, не особо, если по правде, любопытствуя.
– Авария какая-нибудь, возможно.
– Должно, так и есть, ага.
Рубен отключил телефон, и они снова уснули на весь остаток утра.
– Как насчет поехать на гоночной?
– Все равно.
Ни у нее, ни у него не было твердого мнения, или мелочи их просто не интересовали.
Вел машину Рубен. Когда они выезжали задом на проезжую часть, то заметили, что обе стороны улицы забиты припаркованными машинами. Автомобили стояли до того плотно друг к другу, так заставили каждый свободный пятачок, что с обеих сторон сильно подпирали подъездную дорожку, так что выбраться на улицу было нелегко. Когда же Рубену удалось вырулить, он никак не мог отыскать разрыва в движении по улице. Уличное движение! На этой-то крохотной окраинной улочке.
Арлин вышла из машины и телом остановила поток машин, дав Рубену возможность съехать задом на проезжую часть.
Автомобиль продвигался по дюйму-другому за раз к Камино. В первые несколько минут они молчали, не высказывались и не жаловались.
Арлин взглянула на часы.
– С чего это, черти веселые, такое столпотворение? То есть, именно сегодня – из всех дней? Мы опоздаем, если не выберемся из этой каши. – Рубен закусил нижнюю губу и не отвечал.
Было уже десять минут восьмого, когда они дотащились до Камино, и тут же обнаружили, что дорожная полиция разворачивает машины около блокпоста. По-видимому, основной путь был закрыт для движения. Рубен не повернул туда, куда указал полицейский. Вместо этого он остановился у блокпоста и опустил стекло окна. За головой полицейского солнце клонилось к закату.
Арлин, глядя через ветровое стекло, видела, что вся Камино забита пешеходами. Не только тротуары, но и улица целиком. Сотни собрались только на этом перекрестке.
– Мы не знаем, что тут творится, – объяснял Рубен полицейскому, – только мы должны попасть на памятный сбор у муниципалитета.
– Да-а, это заботит каждого, – кивал тот.
– Все эти люди направляются на поминовение?
– Точно так. Вы в вашем затруднении не одиноки.
Арлин перегнулась через колени Рубена и, глядя полицейскому в глаза, сказала:
– Я Арлин Маккинни.
Выражение лица полицейского сразу изменилось.
– Точно. Это вы, да? Послушайте, оставьте-ка машину у заграждения, и пойдемте со мной.
Рубен заглушил мотор. Они ступили в море тел и следовали по Камино за одетым в форму полицейским. В толпе их, похоже, заметили. Узнали. Упала тишина, плотно окружив Рубена с Арлин, и волной по воде понеслась дальше.
Люди расступались, давая пройти.
Их препроводили к черно-белой патрульной машине, усадили на заднее сиденье. Сидевший за рулем полицейский включил фары и сирену. Через громкоговоритель машины он попросил толпу раздаться и позволить семье проехать.