Как бы то ни было, я все испортил. Помощь получил и бучу устроил. Было до того стыдно, что я этому пацану в глаза смотреть не мог.
— Это был мальчик?
— Ага, как тебе это?! Пацан двенадцати лет от роду. Всего месяцы, как из детишек выбился, верно? Только потом я подумал: ну, ладно, я все испортил. Я, говорю, драпарик, Шарлотта, наркоша. И навсегда останусь наркошей. Никогда не бывать мне приличным, уважаемым гражданином. Но потом я подумал: черт побери. А ну-ка все равно «заплати другому». Пацан попытался мне помочь. Ладно, не получилось. И все же я стараюсь помочь тебе. Может, ты прыгнешь. Я не знаю. Но я старался, верно? Только позволь, я тебе одну вещь скажу. Однажды утром я проснулся — и кто-то дал мне шанс. Прямо из ниоткуда. Это было как чудо. Так откуда тебе знать, что завтра того же не случится и с тобой? Откуда тебе знать? А ну как сиганешь ты в эту холодную как лед воду, а получится так, что завтра тебе и явится это большое-большое чудо? Ты прозеваешь его. Неужто локти кусать не станешь?
Шарлотта машинально вытерла нос рукавом. Всхлипнула еще разок, потом громко рассмеялась:
— Нет, Джерри, думается, не стану. Я уже мертвой буду. Я уже никогда больше не стану себе локти кусать.
— Как знаешь. — Он отошел, собираясь уйти.
Шарлотта подняла взгляд, гадая, что ей дальше-то делать. Сможет ли он на самом деле обратно подняться? Наверное. Но понимала: она не сможет. Надо будет полный вес тела на руках подтянуть. «Только с чего это у тебя даже в мыслях такое? — удивилась она. — Передумывать стала?»
— Вот что я тебе скажу, Шарлотта. Сделай одну штуку — просто для меня. Подкинь монетку. Пусть судьба скажет тебе, как поступить. Орел — идем со мной выпить по чашке кофе. Решка — плюхайся в залив.
Наверное, это просто сняло напряжение, зато показалось ей: превосходнейшая мысль. Начав смеяться, никак не могла унять смех. Даже икнула от этого разок.
— Знаешь, а ты очень красивая, когда смеешься. — Фраза убила смех. Девушка смотрела на него, настороженно насупившись.
— Ничего такого я в виду не имел. Просто сказал, что ты красивая. У тебя лицо приятное.
Шарлотта фыркнула. Вот так всегда и говорят про высокую полную деваху. У нее, мол, приятное лицо.
— Хотите, чтоб я решила, жить мне или умереть, бросив монетку?
— Да, хочу.
— В жизни не слышала ничего глупее.
— Почему? Почему это глупо? По крайней мере, если по-моему сделать, так у тебя шанс есть половина на половину.
Он протянул ей в темноте монету. Положил в ладонь. Шарлотта поднесла ладонь поближе к глазам, разглядывая. Четвертак, орлом вверх. А что если не упадет этой стороной? Ей и впрямь придется сыграть в орлянку. Ну и будь что будет. Так или иначе. Что-то, наконец, должно привести ее к решению.
— Ладно. Была не была. — Сердце ее колотилось, кровь шумела в ушах. Шарлотта подсунула кончик большого пальца под четвертак и щелчком отправила монету вверх. Слишком высоко. Монета пролетела по дуге очень далеко и девушка упустила ее. Оба они свесились с края платформы, насколько смелости хватило, и следили, как падала, кувыркаясь, монета до самой воды.
— Вы правы, — сказала она. — Это дрянная тьма.
— Отколись. Мой четвертак!
— Христос с вами, Джерри, это ж всего четвертак. Вот, вот вам доллар. — Шарлотта вытащила из кармана банкноту и впихнула ее в руку Джерри, надеясь, что не перепутала в темноте и не сунула ему десятку.
— Да нет, тот был особый. То был мой четвертак с двумя орлами. — Однако, заметила она, бумажку он все равно себе в карман упрятал.
— Четвертак с двумя орлами?
— Ну да.
— Откуда берутся четвертаки с двумя орлами?
— Не знаю. В том-то и вся заковыка. Его ничем не заменишь.
— Так, а где же вы этот взяли?
— Спер у одного малого в баре.
— А-а. Простите.
— Отколись. Ладно, все в порядке, думается. Только тебе теперь уж лучше не прыгать. Если сиганешь, я и тебя потеряю, и мой четвертак с двумя орлами впридачу — и тогда я психану.
Шарлотта потерла коленку, и несколько минут они посидели, а она снова посмотрела вокруг. В той стороне, откуда она пришла, шумел город и светили огни, словно там был кто-то живой. Подумалось, что туда тянуло больше, чем в холодную темную бездну, пожравшую двухорловый четвертак Джерри.
— Так вы знаете, где тут можно кофе выпить в такой час?
— Черт, а как же. Это же большой город.
— Не знаю, смогу ли взобраться отсюда.
— Да не так это и трудно.
— Я ведь коленку ушибла.
— Я тебе помогу.
Понадобилось время, но в конце концов они снова оказались на бетонном тротуаре моста, хотя без Джерри выбраться у Шарлотты никогда бы не получилось.
Глава четырнадцатая. Арлин
Она стояла на крыльце возле его двери, уже подняв руку, чтобы постучаться, а сердце ее билось до того сильно, что даже в ушах отдавалось. Арлин не сделала ничего плохого: именно это, слово в слово, она и заехала сказать ему. Отчего ж она так боялась, что он пошлет ее ко всем чертям веселым? Когда же, если точно, эта катавасия опять пошла не туда? Арлин решила, что она, должно быть, где-то в другом месте была, когда все это без нее случилось.
Она крепко бухнула по входной двери и тут же захотела убежать. Уже даже два шага назад сделала, когда он открыл дверь. На нем были синие треники и простая облегающая белая футболка.
— Арлин.
— Рубен, ты думаешь, что со мной все легко?
— Нет. На самом деле мне с тобой довольно трудно. — Затем он откинулся на дверной косяк и улыбнулся. И она не смогла принять сказанное им за обиду, потому что улыбка была славная, пусть левый уголок его рта в ней и не участвовал, а значит, он, должно быть, славно ее поддразнивал.
— Вот-те на, вздумал горшок котел сажей корить! Я могу войти на минуточку?
Улыбку будто ветром сдуло.
— А-а. Э-э. У меня беспорядок.
— В твоем доме? Давай серьезней. Ты не из того теста, чтобы жить в беспорядке.
Он приоткрыл дверь чуть пошире, показывая гостиную, всю уставленную стандартными при переездах картонными коробками.
— Я еще не совсем распаковался.
— Ну, знаешь, Рубен! Это еще, черти веселые, не беспорядок. Не твоя ж в том вина, что весь этот скарб только-только сюда попал, верно?
— Верно, — кивнул он. Ответ его прозвучал все еще неуверенно, но он отступил от двери, давая ей пройти. — Отчего я должен думать, что с тобой все легко?
— Черти веселые, я не знаю. Я вообще все время не знаю, о чем ты думаешь. Просто хотела убедиться, что ты так не думаешь. — Арлин устроилась на диване.
— А с тобой и впрямь все легко?
— Ну, нет. Я так не считаю. Ну, нет — по моим меркам. То есть, с сексом у меня все прекрасно, не в том дело. Но если я с одним, то он и единственный. Рики уже больше года нет, а никого другого у меня все еще нет. Из-за одного этого меня не назовешь распутной. А ты как?
— Нет, меня тоже никак к распутникам не причислишь. Хочешь выпить чего-нибудь? Пива хочешь?
— Черт, хочу вдребезги, но — нет. Я алкоголик на излечении.
— Ой, прости. Это я глупость сморозил.
— Ты ж не знал.
— Я заметил, что ты никогда не заказываешь спиртного, но не придал этому значения.
— Мы все еще на самом деле не так-то хорошо знаем друг друга.
А это было еще одно, о чем она приехала ему сказать.
То, что он держался с ней так замкнуто, что едва ли не чужаком казался, может быть, и было причиной, доведшей ее до мысли, будто она дешевка.
— У меня есть апельсиновый сок и имбирный эль.
— От имбирного эля не откажусь.
Он пошел за элем, а она сидела, грызя кончик большого пальца, убеждала себя прекратить это занятие, но не могла остановиться. Во всяком случае, к черту он ее не послал.
Получив от него холодный стакан, спросила:
— Рубен, что я сделала не так? Я без понятия. Что, скажи на милость, плохого в том, чтобы целовать ту сторону твоего лица? Это все ты. Я только как бы, понимаешь, признавала это. Как часть тебя.
Он присел рядом с нею, на самый край дивана уселся, как всегда делал, когда что-то вызывало в нем ощущение неудобства. Вот видите, он не был полным чужаком. Уж это-то она понимала.
— Не уверен, что смогу это объяснить.
— Знаешь, что мне Тревор сказал? Он сказал, что ты посоветовал ему лучше не притворяться, будто не замечаешь, потому как это все равно ничуточки тебя не проведет. И, знаешь, когда он это сказал, все встало на свои места. Я подумала: елки-палки, все эти годы я поступала не так, у меня хватает уверенности не повторять ту же ошибку снова. Вот я и отнеслась к той стороне твоего лица не как к чему-то, чего не существует. Ты же, вот, удрал, гневно фыркая, и с тех пор я о тебе и слыхом не слыхивала.
— Мне жаль.
— Ой ли? — Она не думала, что он пожалеет, считала, что так или иначе жалеть придется ей, виновной. Так обычно случалось. — А-а. Что ж, проехали. Подумаешь, раз за разом уедаешь мои чувства понемножку!
Рубен чуть-чуть придвинулся и обнял Арлин. Раньше он никогда такого не делал. А ей всегда хотелось этого, она всегда замечала, как не хватает ей такой ласки, так почему ж сейчас, когда она ее ощутила, ей, похоже, слегка не по себе сделалось?
Он тоже не сразу в себя пришел. Так и держал ее целую минуту, отчего Арлин подумала, что того и гляди опять заплачет, а коли заплачет, так он непременно примет ее за какую-нибудь чувствительную дурочку неуравновешенную, которая, чуть что — и сразу в слезы.
— Ты права, — сказал он, приблизив губы к ее уху. — Меня бесит, когда люди притворяются, будто не замечают, и меня бесит, когда я понимаю, что они видят. Сам не понимаю, чего хочу от людей. Думаю, мне хочется, чтобы они не отскакивали на милю, увидев меня в первый раз, а такого у меня никак не получается.
Потом он отпустил ее и, можете не сомневаться, к тому времени она уже плакала, потому как очень переживала за него. В какой-то мере (но меру эту она и не пытал