— Он тебя беременной сделал, — выговорил Рубен. Такого голоса она у него никогда прежде не слышала. Глубокий. Жуткий почти. — В чем еще он проявил себя как отец мальчика?
— Ну так в том-то и дело, ты что, не понимаешь? Он хочет сейчас наверстать то, что упустил. Хочет расплатиться со мной за то, что отнял у меня.
Она моргнула, ожидая неминуемого удара. Рубен отвернулся. Пошел к своей машине и уехал, не оглянувшись. Это было куда хуже.
Когда Арлин приехала домой, Рики лежал на диване, смотрел телевизор.
— Ты хоть одним мускулом шевельнул, с тех пор как я уехала?
— Лекция мне сегодня не нужна, — буркнул Рики. Говоря это, он едва мускулом пошевелил.
— Я думала, ты собрался работу поискать.
— В субботу?
— Было время, любой день годился. А коль не собираешься работу искать, так собери хотя бы свою одежду и вымой за собой чертову посуду.
Он повернулся и медленно, словно ему боль мешала, сел.
— Что это в тебя с утра вселилось, черт побери? В жизни не слышал от тебя столько жалоб, да еще зараз.
— Я их копила.
— Работу я, куда деваться, поищу, — выговорил он медленно, — когда у меня будет побольше трезвого времени. Не легко прям так-то, голый, как правда. — Он зажег сигарету, не сразу справившись с зажигалкой. — Когда трясучка прекратится, скажем. Прям сейчас я надел почти все, что мог.
— Ну да, держал бы себя в руках, так у тебя было бы почти четыре месяца трезвости, а не жалкие деньки. Когда я себе устроила всего неделю трезвости, так пошла на двух работах работать, чтоб заплатить за этот чертов грузовик, с каким ты меня бросил. А кроме того о ребенке заботилась. У меня, черти веселые, выбора не было никакого.
— Кажется, я предупредил, что не нуждаюсь в лекции, черт побери! — Вырвалось у него это до того громко, до того напористо и сердито, что Арлин разом язык прикусила. Который, ей подумалось, и был виноват. — Что за черт в тебя вселился? Слышь, Арлин? Ты слышишь, я с тобой говорю! Я что, больше уже ничего и сделать как следует не могу?
— Я не знаю, Рики. А можешь?
— Даже в постели, где нам всегда раньше все хорошо удавалось, я сейчас с тобой и не могу ничего толком. Даром, что мы сейчас, считай, и не спим вместе.
— Спим… иногда.
— Леди, того, чем вы меня пичкаете, едва ли хватает, чтоб утолить мужской голод. — Он пересек комнату, встал близко, от чего смутно веяло угрозой. — Было время, ты уверяла, что лучше меня у тебя никого не было.
Все ж она встала ему навстречу. Не очень громко, но сказала то, что надо было сказать:
— Как ни грустно, может, о том говорить, Рики, думается, то было правдой только тогда.
Потом застыла, не отступая, моргала изо всех сил, желая посмотреть, что он станет делать. Он не взорвался, как она того ожидала. Только поднес руку к лицу, протер глаза, будто все это здорово утомило его. Она глядела ему в лицо и дивилась, отчего когда-то думала, будто он такой красивый. Не был он красив: во всяком случае, если разбирать по черточке.
— Бог свидетель, мне жаль, что ты это сказала. Это ведь ты про своего цветного, верно? Тошнит даже говорить про такое. Как это только ты такого к себе в постель пустила? Побойся Бога, Арлин. Я его, как первый раз увидел, он тут на диване сидел, так подумал, ладно, по крайности, я знаю, что она с ним не спит. Всякий раз как я думал про это, так просто…
Арлин подняла взгляд и увидела стоявшего в кухонной двери Тревора.
— Я думала, ты на улице играешь.
— Нет, я у себя в комнате был.
Тревор повернулся и опять исчез. Арлин пошла следом за ним по коридору, зашла к сыну в комнату.
— Тревор, милый! Мне жаль, что тебе пришлось выслушать это. — Она ждала, что он скажет ей что-нибудь в ответ, но ждать значило терпеть боль, а этого очень долго она вынести не могла. — Я утром Рубена встретила.
— Неужели? — Но сказано почти безо всяких чувств.
— Думала, тебе это будет интересно.
— Я его всю дорогу в школе вижу.
— А-а. И то правда. Он когда-нибудь спрашивает обо мне?
— Нет. — Только это и сказал: просто «нет». Как-то пусто и холодно. Не продолжил: «С чего бы это он?» Только Арлин все равно это слышала, она ощущала то место в воздухе между ними, какое эти слова не заняли.
— Милый, я понимаю, что сделала ошибку.
— Так исправь ее.
— По-моему, ты не понимаешь, Тревор. — На глаза ей навернулись слезы, горячие, жгучие. Она представляла себе все и вся из того, что ему не понять, в том числе и кое-что, чего сама не понимала. Вроде того, почему она не готова выгнать Рики при всем том, что дела шли из рук вон худо. Она предпочла настаивать на той причине, которая лежала совершенно вне пределов ее досягаемости, на том, что ей было не изменить, если бы она и попыталась.
— Рубен по-настоящему расстроен, милый. Ему причинили боль. Что бы я ему ни сказала, он теперь не примет меня. Ни за что. Ты не видел его нынешним утром, милый. Он по-настоящему расстроен. Меня он никогда и не подумает простить.
— Ты же не знаешь, что не простит.
— Знаю.
— Не узнаешь, пока не спросишь его.
— Я и сейчас знаю.
— Ты должна его спросить.
— Не могу я, Тревор.
— Почему?
— Он возьмет и скажет «нет».
— И что? Спросить-то могла бы.
— Пойми, милый. Ты не понимаешь. Как я и говорила. Думается, это дело взрослое.
Она глянула через плечо в сторону выхода из комнаты. Тревор смотрел вниз, нервно комкая простыню.
— Может, потому я и не хочу быть взрослым.
— Знаешь, милый, по правде, никто не хочет. Бог свидетель, на меня это свалилось против моей воли.
Она тихо закрыла за собой дверь.
Когда добралась до гостиной, телевизор все еще гремел, но Рики не было. Его гоночной возле дома не было. Грязная посуда и одежда все так же оставались, где и были.
Арлин уже наполовину закончила мыть посуду, когда услышала стук в кухонную дверь. Когда открыла, в дверь товарным поездом вкатила Бонни. Запросто могла и переехать хозяйку, не успей та отскочить в сторону.
— Детка, ты что, действительно стараешься быть самой большой дурочкой на планете или это просто как-то случайно получилось? Боже мой, деточка. У тебя появился честный, порядочный мужчина, который полюбил тебя и хотел на тебе жениться. В чем дело, перетрухала, что можешь счастливой стать?
— Бонни, это уже столько месяцев тянется, с чего ты сейчас на меня напустилась?
— Только сейчас об этом услышала. Ты удобненько забыла со мной поделиться. Так уж получилось, что ты своей крестной с самого октября не звонила. Какое совпадение! У меня для тебя такая новость, детка. Еще разок не позвонишь крестной четыре месяца — считай, что нет у тебя крестной.
Арлин сделала глубокий вдох, сохраняя остатки спокойствия. В последнее время у нее что-то запрыгало давление. Она налила две чашки кофе и поставила их на кухонный стол.
— Чего тогда какая-то фря завалилась ко мне в кухню и орет на меня?
— Не желаешь видеть меня, так я б могла и уйти — легко.
— Я хочу тебя видеть, Бонни. — Арлин села перед своей чашкой и закрыла лицо ладонями. Жизнь требовала от нее чересчур многого. Она готова иссякнуть в любую минуту. Чувствовала это. — Просто хочу, чтоб ты сказала мне, что ты по-прежнему моя крестная. — Полились слезы: нашли время вернуться. Наверное, она чересчур устала: сил нет остановить их.
Бонни села за свой кофе.
— Если у тебя есть хоть половинка интереса следовать моему совету.
— Подскажи, как мне избавиться от всех ошибок, какие я наделала.
— Вот это хорошее начало. Ладушки. Номер раз. Уложи все его барахло и выставь за дверь.
— Но, Бонни, он ведь старается. На самом деле. Он трезвый и ходит на собрания[39]. Чтоб измениться, время нужно, ты ж это знаешь.
— Детка. В отличие от тебя я хожу на все собрания, которые проводятся в нашем городе, каждый день. Если б он ходил на собрания, неужто ты думаешь, я бы этого не знала?
— Он говорит, что ходит.
— А ты до того глупа, что этому веришь? Хочешь знать, где он ошивается?
Что-то в том, как Бонни спросила, подсказало Арлин, что у крестной припасена какая-то карта. Видеть эту карту раскрытой Арлин не желала. Она пыталась дать ответ, но ничего у нее не получилось.
— Он из «Стенлиз» не вылезает.
— Откуда?
— Очнись, детонька. «Стенлиз», бар. На Камино.
— И пьет?
— Со своей бывшей женушкой. Шерил, как ее там по фамилии.
— Ты это придумываешь. — В ушах гуд пошел, как от легкого потрясения, тело немело. Пропасть вранья в маленьком городке: вот и еще одно, только и всего. — Откуда тебе, черти веселые, знать, скажи на милость? Ты никогда в бары не ходишь.
— Нам с Лореттой приходится обходы делать, в качестве помощи «анонимным алкоголикам». Я-то этого малого от Адама не отличила бы, раз не видела его ни на одном собрании или еще где. Это Лоретта сказала мне, кто он. Тебе она говорить не хотела. Ну так как, готова выставить барахло этого дурака на газон у крыльца?
Арлин перевела дыхание и попробовала разобраться в том, что чувствует. Понимала: теперь она должна быть готова. Ударили здорово ниже пояса.
— Если это правда.
— Если бы не была правда, разве б я тебе сказала?
— Я его прямо в глаза об этом спрошу.
— А-а, точно. И он тебе всю правду расскажет.
— Я посмотрю, что он скажет.
— А если он скажет одно, а я говорю другое? Кому ты тогда поверишь?
Арлин сложила руки на столе и ткнулась головой в эту темную колыбельку. Та ей никакого покоя не набаюкала. — Не думала я, что он такое мне устроит, Бонни.
— А что такого? Он все время раньше такое устраивал. И ты знаешь, что я все время твержу…
— Ну да, ну да, конечно, Бонни. Если ничто не меняется, ничто не изменится. Если всегда делать то, что всегда делал, то всегда и получишь то, что всегда получал. Безумие делать раз за разом одно и то же и всякий раз ожидать, что результат будет другим. Я по горло сыта пустячными речевками, Бонни. Мне от них никакой пользы. Я и в самом деле все профукала, ведь так?