— Об этом я ничего не знаю. Никакого понятия, зачем ей делать это. — Ричард быстро повернулся и направился обратно к косилке.
Крис полез в карман и выхватил ксерокопию, которую Мэтт сделал и вручил ему при встрече. Письмо.
— Я расскажу вам, почему, как она сама сказала, она это сделала.
Ричард обернулся.
— Кому сказала?
— Одному из тех, кому оставила деньги. В этом письме.
Ричард опять подошел поближе.
— Той безумной кошатнице?
— Нет. Юноше из магазина.
— Ах, верно. Роскошный жест. Такая пощечина! Я был ей сыном больше сорока лет. А эти два сопливых подростка укладывали ей покупки — и получили мои деньги.
Он вырвал ксерокопию из руки Криса. Несколько секунд Крис молча следил, как Ричард читал письмо.
— Не верю, что он ими правильно распорядится. А вот это здорово. Господи. Я бы их в хорошую еду вложил. А это такая ложь! Она извелась вся из-за садика. — Ричард швырнул письмо в воздух. Листочки порхнули на еще не скошенную траву. — Я ж сказал, что займусь им. В конце концов она заплатила какому-то мальчишке. Уверяла, что не платила ему, что он бесплатно работал. Ну да, верно. Мальчишки обожают это делать. Она была помешана на этом садике. Меня она никогда так не любила. Мне надо здесь докончить. — Ричард снова пошел прочь от забора.
— Простите! Можно мне мое письмо обратно?
Ричард пропустил просьбу мимо ушей, рванул за шнур косилки, шумливый движок вновь вернулся к жизни. Крис не без труда перевалился через забор и подхватил письмо как раз перед тем, как Ричард собирался пропустить бумагу через крутящиеся ножи.
— Вы говорили с леди из «Кошкиного дома»?
— Да-а. Она и впрямь совсем не знала миссис Гринберг.
— Я тоже, если по правде, не знала. Просто подносила купленные ей товары к сканеру. — Терри стояла в проулке за продовольственным магазином, прикуривая уже выкуренную до половины сигарету от одноразовой зажигалки. — Я знаю. Мне не стоит курить. Стараюсь бросить. Правда-правда. Потому и курю только по половинке.
Крис уселся на корточки, опершись спиной о кирпичную стену здания, закрыв глаза от жары и слепящего света. Долетал легкий бриз, но даже бриз казался горячим.
Он слегка пожал плечами:
— Я и слова не сказал.
— Не сказали. Знаю, что нет. Я не знаю. Жаль, что не могу вам помочь.
— Вы вообще не разговаривали, когда она приходила?
— Едва-едва. Обычно она жаловалась на артрит. Впрочем, была славная. Меня послушать, так не была. А она была. Никто не любит слушать чужие жалобы на немощи да боли. Только, я соображаю, ей надо было с кем-то поделиться. Понимаете? Ей было одиноко. Муж у нее умер. Вот я слушала. Теперь рада этому. За восемь-то тысяч долларов, я хочу сказать, она могла бы мне рассказывать про любую немощь, какая у нее только была.
— Помните, когда видели ее в последний раз?
— Вроде того. Она была в хорошем настроении.
— Что она сказала?
Терри запрокинула голову и прикрыла глаза. Выпустила струйку дыма в гнетущую жару. И покачала головой.
— Это так давно было. Понимаете?
— О`кей. Я понимаю. Послушайте, я остановился в мотеле «Шесть». Пробуду здесь еще день, может, два. Не знаю. Может, я зря время теряю и надо бы домой возвращаться. Но если вы что-то вспомните. Если что-то всплывет у вас в памяти. Позвоните мне, о`кей?
— Обязательно, ладно.
— А если попозже о чем-нибудь вспомните… — Крис вручил девушке свою визитку.
Она прочла написанное на ней, сунула в кармашек рубашки, бросила окурок и раздавила его мыском туфли.
— Думается, перерыв у меня закончился. Извините, что мало чем сумела помочь.
— Вы помогли столько же, сколько и остальные, — сказал Крис и зашагал к своей взятой в аренду «печке на колесах».
Он разыскал ее дом. Это было легко. Сложнее было объяснить самому себе, зачем стоило заморачиваться. Дом умершей женщины вряд ли много чего расскажет.
Солнце пошло под уклон, полуденная жара спала, но — чуть-чуть. Крис стоял перед небольшим серо-голубым домом и любовался садиком. Идеально ухожен. Кто-то новый, должно быть, поселился здесь теперь.
Он постучал в дверь. Никто не ответил.
Крис опустился на верхнюю ступеньку крыльца и почувствовал, что застрял. Все побудительные причины рвать когти куда-то улетучились. Можно было бы пойти пообедать, только есть не хотелось. Зачем возвращаться в мотель, коли все равно не уснуть?
На улице показался мальчишка, кативший на старом тяжелом велосипеде: развозил дневные выпуски газет. К дому миссис Гринберг не бросил ни одной. Может, домиком все еще банк владеет?
Только ведь банки не поддерживают порядок во дворе. Разве не так?
Крис достал из нагрудного кармана рубашки свою банковскую карточку «Мастеркард» и уставился на нее. Постучал ею по колену. С этой карточки он снял все, затем перевел остаток на «Визу», где процент был выше. И поклялся поделить это пополам, чтобы не удваивать свой долг. Но пополам не поделил. С карточки заплатил за билет на самолет, за мотель и аренду машины. И ради чего?
Из дома напротив вышла женщина подобрать газету. Крис вскочил на ноги.
— Простите, — вскричал он и бегом помчался на противоположную сторону. Похоже, женщину это насторожило. — Простите, могу я вам задать вопрос об этом доме через дорогу?
— Доме старой миссис Гринберг?
— Верно. Вы ее хорошо знали?
— Не очень. — Женщина скрестила руки, развела их, нервно одернула домашнее платье. — Муж мой считал, что не следует слишком уж по-дружески сближаться с соседями.
— Сейчас в доме кто-нибудь живет?
— Нет, его еще не продали. Он принадлежит банку.
— Кто ж его так прекрасно содержит?
— Я и не скажу, если честно. Прошу меня извинить.
Она вернулась обратно в дом и быстро закрыла за собой дверь. Крис глубоко вздохнул и отправился обратно к крыльцу миссис Гринберг. Стоя, заглянул в выходившие на улицу окна. Простыни укрывали мебель. Все, казалось, было покрыто тонким слоем пыли. Журналист снова рухнул на ступени.
Надо было просто отправиться домой. Сейчас он это понимал. Интервью у покойной не возьмешь, да и, если б можно было, чем бы это ему помогло? Кто-то «заплатил» ей. Возможно, имя этого лица было ей неизвестно. Возможно, она была частью двенадцатой волны, а то и сто двенадцатой. Да и будь он самым лучшим журналистом-исследователем на всей этой богом проклятой планете (а он им не был), он ни за что не проследил бы всю систему до самых ее корней. Во всяком случае, без хоть какого-то письменного свидетельства.
Мальчишка, развозивший газеты, вернулся и бросил свой велосипед на идеальный газон миссис Гринберг. Пошел по дорожке к Крису. Крис ждал, полагая, что мальчик к нему направляется или сказать ему что-то хочет, но тот, обойдя, двинул во двор. Когда он проходил мимо, Крис заметил в руках парня пакет с сухим кормом для кошек.
Когда мальчик вернулся, в руках он держал большие садовые ножницы.
— Привет, — сказал Крис, когда мальчишка проходил мимо.
— Привет. — Мальчик принялся подравнивать живую изгородь, которая, как оградой, отделяла соседскую собственность. Изгородь, прямо скажем, отнюдь не выглядела запущенной.
Когда мальчик за работой подошел поближе, Крис сказал:
— Так это ты наводишь здесь порядок, да?
— Ага.
— Кто тебе платит за это?
— Никто.
— Зачем же ты тогда это делаешь?
— Не знаю. Просто делаю. — Мальчишка нахмурился и на какое-то время всецело отдался работе. Потом поднял взгляд и произнес: — Думаю, ей не понравилось бы увидеть, как садик опять весь неопрятный стал. Я не знаю, может ли она увидеть. Вы как думаете?
— О чем?
— Вы как считаете, когда люди умирают, они все равно запросто вниз смотрят?
Крис поломал голову над вопросом, потом отрицательно повел ею. Вообще-то он никогда и не раздумывал о том, во что он верит в этом отношении.
— Думается, нет. Но я не уверен.
— Вот-вот, я тоже не уверен. Я подумал, что так будет лучше, на всякий случай.
— Так, значит, ты ее знал?
— Ага.
— Ты ее хорошо знал?
Мальчик прервал работу, опустил ножницы концами вниз и почесал нос.
— По правде, не очень хорошо, мне думается. Мы разговаривали.
— О чем?
— А-а, я не знаю. Про всякое. Про футбол. Про задание, которое я получил в школе. Она собиралась помочь мне с моей затеей по этому заданию. Но потом она умерла.
Крис поднялся, собираясь уходить. Он мог бы болтать с каждой живой душой в этом городе, да так и не наткнуться на того, кто и в самом деле был с ней хорошо знаком. Но он должен сделать еще одну попытку, потому как знал: утром он улетит домой.
— А тебе, случаем, ничего не известно про ее последнюю волю?
— Про ее — что?
— Ее завещание. Почему она оставила деньги определенным людям.
— А-а, вы вот про какую волю. Нет. Я даже не знал, что у нее было завещание.
— Ну да. Я бы удивился, если б ты знал. Что ж, прощай.
— Покедова.
— Несколько минут Крис сидел в машине, наблюдая за работой мальчишки. Размышляя над тем, до чего ж это странно для мальчишки такого возраста продолжать работу, имея такой идеальный повод бросить ее, как смерть.
Потом подумал: а ну как миссис Гринберг, и впрямь, смотрит сверху?
«Если смотрите, — мысленно произнес он, — так, может, намекнете? Может, устроите так, чтоб и я хоть что-то увидел здесь?»
Но видел он только одно: мальчика, стригущего живую изгородь.
Крис запустил двигатель и уехал.
Я все равно думаю, что никто-никто не «заплатит другому».
Глупая была идея, по-моему.
Только, думаю, миссис Гринберг заплатила бы. Она могла.
И Рубен тоже хочет. Я знаю, что хочет. Только никак не может придумать что-нибудь, такое же большое.
Вот тут-то и есть то, чего, похоже, никто не усек. Вовсе не надо, чтоб это было такое уж большое. Не обязательно, я хочу сказать. Это может просто выглядеть большим, я хочу сказать. Зависит от того, для кого это делаешь.