– Из-за чего?
– Я не пригласила тебя к себе домой.
Когда женщины расстроены, они притворяются, что причина совсем в другом, и это делает ссору абсолютно абсурдной. Лиззи не такая. Ее откровенность меня обезоружила.
– Да, пожалуй. Мне стало обидно. Отчаянно хотелось познакомиться с тобой поближе…
– Отчаянно? – с игривой улыбкой переспросила она.
– Еще бы! – Я тоже не смог сдержать улыбку. – Мне показалось, что ты не хочешь идти на сближение, а поскольку я джентльмен, то решил отступить.
Короткая пауза.
– Я очень хочу с тобой сблизиться! – воскликнула она. – Не нужно отступать! Лучше наступать… Видишь ли, я…
Пытаюсь говорить ровным тоном:
– Что?
– Я от тебя кое-что скрыла.
И тут ее прорвало: она живет с матерью, у которой прогрессирующий склероз, она не сказала этого, потому что боялась меня рассердить, и поэтому она так часто была рассеянной и не приглашала меня домой. Матери стало хуже, у нее начались галлюцинации. Недавно заявила, что по дому ходят мужчины. Бросается на соседей, выкрикивает оскорбления через забор, обвиняет сиделку в том, что она перебила горшки в саду и плюется ей в лицо. На днях полиция обнаружила ее на автобусной остановке на Тринити-роуд, она без умолку твердила про еду навынос в «Лисе и гончих». Лиззи сомневалась, что справится.
– Встреча с тобой – это…
– Что?
Снова пауза.
– Я всегда была не слишком умной и некрасивой. Я никогда… никогда даже не мечтала, что у меня будет…
– Что? – повторил я.
– Своя собственная жизнь, вот что! – воскликнула Лизи. – О таком, как ты, я могла только… И я тебе нравлюсь! То есть… Черт побери! – Она снова рассмеялась, похоже, сквозь слезы.
– Что? – снова спросил я.
– Я пытаюсь тебе сказать, что от одной мысли, чтобы сблизиться с тобой, у меня ноги подкашиваются!
Я слушаю тишину в трубке. Долго молчу. Наконец беру себя в руки и говорю:
– Бедняжка Лиззи! – Она тяжело вздыхает. – Представляю, как тебе нелегко!
Она всхлипывает.
Я чувствую громадное облегчение. Впереди маячит новая жизнь, спасение для нас обоих: конец ее унылому существованию, а для меня – шанс начать все заново. Я так разволновался, что слова сказать не могу. Наконец с трудом выдавливаю из себя:
– Ты не задумывалась о доме… – Нежность в голосе уступает место осторожности. – О доме престарелых?
Глава 7
Заворачиваю мертвую птицу в газету, убираю осколки. В телефонном справочнике нахожу стекольщика, тот приезжает в течение часа. Он говорит, что, судя по качеству стекла, оно простояло со времен королевы Виктории – слишком тонкое и неармированное, поэтому легко разбилось. Заменяет на прокатное стекло.
Как только он уходит, сажусь за стол в кухне и размышляю. Чего Зак от меня ждет? Мне нужно предугадать его следующий ход. По его мнению, в отношениях с людьми я была слишком покладистой и покорной. Думает ли он, что я буду сидеть сложа руки? Возможно, ждет, что я сломаюсь. Станет ли это для него доказательством моей любви? За прошедший год я и так многое сделала. Наверняка он видел меня на улице – глаза красные, волосы растрепаны. Приложи он ухо к стене – услышал бы, как я реву по ночам. Нет, здесь другое. Больше похоже на одну из его проверок.
В начале нашей совместной жизни он частенько звонил с небольшими просьбами. Немедленно понадобился тюбик краски, не могу ли я сбегать в специализированный магазин для художников? Или оставлял на кухонном столе чек, который срочно требовалось сдать в банк. Сделал бы это сам, но сейчас он в студии, его посетило вдохновение, и он боится его спугнуть. Обычно эти просьбы возникали утром, чтобы я успела разобраться с ними в обеденный перерыв. И однажды он позвонил днем в растрепанных чувствах. Дверь захлопнулась. Ключа нет. Картина не удалась. Он ни на что не годен. Он не знает ни что ему делать, ни куда идти.
Под дверью библиотеки стояли ученики. Вот-вот должно было начаться дополнительное занятие по литературе. На улице лило как из ведра. Я велела ждать между школой и домом, на мосту. Его тон меня встревожил, и я бежала всю дорогу, потому что он не пришел к месту встречи. А Зак украсил дом цветами, испек торт, сервировал стол: печенье, шоколад. «Сюрприз!» – радостно воскликнул он. Усадил меня к себе на колени и покрыл поцелуями мокрое от дождя лицо. Давным-давно я рассказывала ему, как ходила в гости к школьной подруге, и ее мама устроила чаепитие. У нас дома это было не принято, и я тогда поняла, что разные семьи живут по-разному. Он запомнил. Он всегда помнил такие моменты. Меня это тронуло. Школьники прождали напрасно.
Чего Зак хочет теперь?
Свой ноутбук. Он наверняка помнит, что оставил его в Галлзе. Почему он за ним не вернулся? Хочет, чтобы я что-то на нем нашла? Или наоборот?
Достаю «Макбук» из комода в спальне, втыкаю вилку в кухонную розетку. Экран загорается, на фоне утеса снова появляется имя Зака, курсор нетерпеливо мигает в окошке для пароля. Нерешительно замираю над клавиатурой. Чувство вины заставляет меня остановиться и закрыть крышку. Стоило мне подойти, когда Зак печатал, как он захлопывал ноут и откатывался на стуле и бил меня им по ногам. Упрекал, что я за ним шпионю, хотя это было не так. Я ему доверяла. Думала, он заносит в компьютер идеи для картин. Я все понимала. Он очень болезненно реагировал на критику – как ребенок, что прикрывает ладошкой свой рисунок.
Пристально смотрю на ноутбук. Похоже, он хотел, чтобы я его нашла. Я должна доказать Заку, что ищу его. В компьютере наверняка есть ответы на мои вопросы. Вдруг удастся узнать, где Зак скрывается, простить самой и получить его прощение, вернуть его домой?..
Дрожащим указательным пальцем набираю по одной букве его имени.
«Зак».
Нажимаю ввод.
Экран темнеет, потом загорается. «Неверный пароль».
Пробую снова, чуть более уверенно. Набираю имя и фамилию.
«Зак Хопкинс».
Экран снова мигает и выдает сообщение: «Неверный пароль».
Пробую дату рождения, сочетание даты и имени. Название деревни, где он вырос, потом Корнуолл, мыс Степпер, Галлз. Меня озаряет, набираю «Ханна».
«Неверный пароль».
С досадой вынимаю из сумки свой ноутбук.
Набираю имя Ханна в «Гугле». На экране появляется куча ссылок на разные сайты.
«Добро пожаловать в город Ханна, штат Вайоминг». Также Ханна: магазин модной одежды в Австралии, на данный момент предлагает пляжный костюм «Улавата» всего за пятьдесят восемь австралийских долларов. Также Ханна: героиня сериала «Ханна Монтана».
В гугл-картинках выскакивает целая страница фотографий блондинок разной степени обнаженности, и я поскорее закрываю страницу.
В порыве вдохновения набираю «псевдоцид». Нахожу статью про Джона Дарвина, «мошенника на каноэ», который инсценировал собственную смерть, жил в съемной комнате у себя же дома на полученную женой страховку. На сайте есть ссылки на самоучители «Как подделать свою смерть», включая «Исчезни так, чтобы тебя не нашли никогда». Имена знаменитых инсценировщиков вроде Джона Стоунхауза, бывшего министра лейбористского правительства, «лорда» Тимоти Декстера, эксцентричного американского дельца, Дороти Джонсон, якобы погибшей при терактах одиннадцатого сентября. «По результатам одного исследования, четверть самоубийств, совершенных на мосту Золотые Ворота, после которых тел не нашли, возможно, являются имитацией».
Встаю и несусь в кухню. Что за нелепое слово псевдоцид! Дурацкий каламбур! Как можно быть таким жестоким и бессердечным! После того, как нашелся «мошенник на каноэ», в школе только о нем и говорили. Кем надо быть, чтобы так поступить со своими родными и близкими?
Я снова сажусь и пытаюсь сосредоточиться. Если как следует постараться, я смогу воочию представить Зака и понять, где он. Ответ рядом. Надо только хорошенько подумать. Закрываю глаза, и ничего не происходит. Улик нет. Море. Скала. Горизонт.
Куда бы он подался? Джон Дарвин прятался в собственном доме, сговорившись с женой. На миг мне приходит в голову, что Зак мог все это время жить прямо тут – проскальзывать в дом, когда меня нет, спать в моей кровати днем. Я тут же отметаю эту мысль.
Где я должна искать? Его родители умерли, и он поклялся, что никогда не вернется на остров Уайт. Друзей детства у него не осталось. С Викторией Мерфи он давно перестал общаться. Эдинбург? Там он учился. Брайтон? Или живет себе в палатке на дартмутских болотах?
Не знаю. И все же мне кажется, что он совсем рядом. Прямо сейчас.
Что мне известно о его прошлом? Меньше, чем я думала. Родители умерли, других родственников нет. Друзей у него было совсем немного. Последние месяцы меня это стало беспокоить. Поначалу мне необычайно нравилось быть для него всем. Однажды я предложила встречаться с друзьями и почаще где-то бывать. Он стиснул мое лицо обеими ладонями, притянул к себе и неистово воскликнул: «Именно поэтому наша любовь такая особенная! Есть только ты и я!»
Когда человек теряет голову от любви, то часто перестает общаться с друзьями. Зря я сказала «теряет голову». Зак терпеть не мог подобных выражений. Называл их «мутью». И все же я действительно была точно не в себе: потеря контроля, в голове сумбур и чувство, что висишь над бездной.
Забеспокоилась я еще не скоро. Однажды на день рождения Джейн мы пошли выпить после школы. Вернулась я затемно, Зак сидел в кухне в темноте. «Я надоел тебе? – спросил он. – Хочешь послать меня куда подальше?»
Я сказала, что он ведет себя глупо. Никто его посылать не собирался. Мы поругались. Потом помирились и легли, как всегда, вместе.
Куда бы он пошел, если бы я действительно послала его подальше?
Кроме Пита и Нелл я никого не помню. В художественном колледже они были лучшими друзьями. Зак с Питом – единственные взрослые студенты на курсе. Зак жил у них после переезда в Брайтон.
Мы виделись всего один раз. Пит позвонил воскресным утром, когда Зак был в ванной. Они приехали в Лондон на выходные (на вечеринку в Баттерси), и я пригласила их пообедать. Из-за этого произошла наша первая ссора. Зак заявил, что с моей стороны было глупо звать их, не посоветовавшись с ним. Я подумала, что он стесняется нашего дома. Мама только недавно переехала в «Буки», и хотя внизу мы сделали ремонт, второй этаж выглядел довольно убого.