рирует от звуков.
Выбираюсь из постели, осторожно освобождаясь от детских ручек и ножек, подхожу к окну, прислушиваюсь. «Я хочу быть любимым». Элвис Костелло и группа «Эттрэкшнс». Любимая песня Зака. Снова она. Небо города окрасилось в абрикосовый оттенок. Белая луна прячется за оранжевое облако. Поднимаю оконную раму, высовываюсь наружу, чтобы расслышать каждую ноту, и тут музыка обрывается.
Все трое проснулись в пять утра, я нахожу им занятия (раскраски, телевизор) и дожидаюсь десяти, чтобы отвезти их домой. Я спешу. Не хочу сердить Пегги, но поезд в Брайтон отправляется в половине одиннадцатого.
– Эх, как вы рано! – восклицает Пегги, увидев нас на пороге. – А мы с Робом как раз собирались сходить куда-нибудь позавтракать.
– Прости, пожалуйста! Хочешь, возьму их на выходные? У меня сегодня куча дел.
– Куча дел? – недоуменно повторяет она. – Каких таких дел?
Я вспыхиваю и отшатываюсь от двери, пытаясь скрыть раздражение.
– Встречаюсь кое с кем, – говорю я.
– А-а. – Она сжимает губы, таращит глаза. – С тем новым учителем, про которого рассказывала Джейн?
Я смеюсь:
– Нет!
– Тогда с кем?
Останавливается машина, сигналит, Пегги машет рукой в ответ.
– Как прошел вечер викторин? – кричит она пассажиру, опускающему стекло.
Я скрываюсь, пока она на меня не насела.
Еду домой, паркуюсь в конце улицы и выпускаю Говарда в сад. Надо было спросить Нелл, можно ли приехать с собакой, только я не рискнула. В доме беспорядок, диван в кабинете еще разобран. Времени на уборку нет. Приберусь после.
Выходя, краем глаза замечаю девушку. Она сидит на земле, возле ограды, вытянув ноги на тротуар. Под шортами у нее рваные черные колготки, парусиновые туфли без каблука (такие носят девочки в нашей школе), с плеча свисает курточка из кожзама. Посетители тюрьмы часто болтаются по соседним улицам либо сидят на краю парка, курят и ждут, пока начнутся часы посещений.
Быстрым шагом дохожу до светофора, жду, пока загорится зеленый, и вдруг сзади раздаются шаги и крик:
– Эй! Куда же вы?
Оборачиваюсь. Передо мной стоит девушка. Вблизи вижу, что у нее длинные руки и ноги, овальное лицо и вздернутый нос, усыпанный мелкими прыщиками. Пахнет чем-то дорогим – то ли шампунем, то ли лосьоном для тела с базиликом и лемонграсом. И куртка не из кожзама – из натуральной кожи.
И тут я понимаю, кто она. Не угрюмая подружка, пришедшая в тюрьму на свидание с парнем, и не мать-подросток, а дочка Алана и Виктории Мерфи.
– Онни!.. Привет.
Она вытягивает из-за плеча прядь крашенных в два цвета волос и смущенно прячет лицо.
– Я ждала вас, а вы прошли мимо. Причем дважды.
– Ты приехала ко мне?
– Да, – отвечает она, чуть выкатив глаза, будто удивляясь моей тупости.
Несмотря на растерянность, мне хочется улыбнуться, и я едва сдерживаюсь. Тон у нее хамский, однако мне не привыкать. Подростки за грубостью прячут застенчивость. Порой им трудно даже рот раскрыть.
– Прости! Я тебя не заметила. Не ожидала… – Качаю головой. – Откуда ты узнала, где я живу?
– Зак дал мне адрес.
– Когда? Недавно?
Она хмурится:
– Давно. Очень.
– И ты его хранила все это время?
Она пожимает плечами:
– Ну да.
Я смотрю на нее в изумлении. Зак никому не давал наш адрес. Он очень трепетно относился к своей частной жизни.
– Разве вы меня не ждали?
Пытаюсь вспомнить наш разговор на прошлой неделе. Неужели я что-то упустила? Давно это было. Вроде бы речь шла о производственной практике. Вряд ли я просила ее со мной связаться. Почему она поджидала меня возле дома? Почему не постучала?
– Эх, совсем замоталась! Даже не знаю. – Смотрю на часы. – Мне пора на электричку. Давай поговорим по дороге к станции.
Она пожимает плечами.
Зеленый человечек мигает, я иду через дорогу.
– Надолго приехала в Лондон? – спрашиваю я.
Она молчит. Сзади гудят. Перейдя на другую сторону, я оборачиваюсь и вижу застрявшую посреди дороги Онни. Мимо нее проносятся машины.
– Онни! – протягиваю руки, хватаю лишь воздух.
Ревет двигатель, мимо проносится мотоцикл.
Она ждет разрыва в потоке машин, перед ней резко останавливается автобус – и в три прыжка Онни добирается до тротуара.
– Ох! – облегченно вздыхаю я и крепко хватаю ее за скользкий рукав кожаной куртки. – Что случилось? Ты что-нибудь уронила?
– Нет. Я просто… Не знаю.
Она краснеет, хотя на лице ни одной эмоции.
– Слишком короткий зеленый, да?
– Я задумалась. – Онни отворачивается и едва не плачет.
Выдержав паузу, бросаю взгляд на часы. До электрички осталось совсем немного. Пытаюсь говорить спокойно:
– Мне правда пора! – Кладу руку девушке на плечо. Сквозь куртку проступает ключица. – Можешь зайти попозже?
Она отстраняется.
– Зря я вообще приехала!
– Ну что ты, совсем не зря! – Я улыбаюсь. – В любой другой день я бросила бы все дела, а сегодня у меня встреча. Ты ведь понимаешь? – Внезапно мне становится ее жаль. – Я действительно рада тебя видеть, и если могу чем-нибудь помочь – только скажи!
– Правда?
– Да. Ты в Лондоне до вечера? Давай встретимся после обеда, попьем кофе.
Она медленно моргает. Ярко-синие глаза покраснели от слез.
– Я не пью кофе. Мне нельзя. Он будто бы повышает мою нервозность. – Она презрительно пожимает плечами, несогласная с запретом.
– Тогда чаю! – жизнерадостно восклицаю я.
Онни кивает, закусив губу.
– Пройдись со мной немного, – предлагаю я. – Мне на станцию, да и тебе, наверное, туда же.
– Я приехала на метро. Ужасно далеко!
– Очень жаль! – Я снова смеюсь. – Лучше на электричке или на автобусе.
Мы приближаемся к парку, проходим мимо ряда викторианских домов. Онни несет рюкзачок цвета хаки, задевая меня по плечу на каждом шагу. Она молчит, плотно сжав губы. Взгляд мрачный. Я размышляю о том, какими неприветливыми кажутся порой подростки. Вроде бы кто-то говорил, что ей восемнадцать. Она выглядит гораздо моложе. Главное – держаться с ней как ни в чем не бывало.
– Что новенького? – радостно спрашиваю я.
– Ничего.
– Что там с твоей стажировкой? Удалось убедить маму?
– Об этом я и хотела с вами поговорить.
Мы подходим к центральной дорожке, поворачиваем к кафе и теннисным кортам.
– Неужели?
– Она разрешит лишь в том случае, если я поселюсь у того, на кого можно положиться. Вот я и решила принять ваше предложение.
– Мое предложение?!
На площадке для игры в шары два воробья наскакивают на белку.
– Вы ведь сказали, что я могу снять у вас комнату…
Я мешкаю перед калиткой у футбольного поля. Снять комнату? Неужели я это предложила? Мне бы и в голову не пришло. Чужие в доме мне ни к чему. Особенно сейчас.
Пытаюсь придумать, как бы от нее избавиться, оборачиваюсь и вижу, что она стоит, облокотившись на забор. Худенькие плечи, тонкие запястья. Натягивает рукава до кончиков пальцев, горбится. Снова смотрю на часы. До поезда остается десять минут.
– Всего на пару недель! – уговаривает она.
– И когда начинается стажировка? – Я придерживаю для нее калитку.
Онни не спешит. А вдруг ее прислали меня отвлечь, чтобы я пропустила электричку и опоздала в Брайтон?
Она небрежно пожимает плечами:
– В понедельник, но я решила приехать сегодня.
– Я не уверена…
– Вам удобнее в воскресенье? Или в понедельник? В первый день могу поехать прямо туда, после уже к вам.
Сую руки в карманы, калитка захлопывается.
– Вряд ли это хорошая идея. Я придумаю какой-нибудь другой вариант. Давай поговорим позднее.
Она смотрит в небо. Начинается дождь.
– Когда вернетесь?
– Сразу после обеда. Мы сейчас проходили мимо кафе, можем встретиться там в два часа.
Она с ужасом смотрит на зеленую лужайку, будто это покрытые льдом просторы Антарктики.
– Что же мне делать до двух?!
На Норткоут-роуд есть отличная библиотека, и я хочу посоветовать ей пойти и почитать книжку или купить газету, однако выражение ее лица меня останавливает. Не то чтобы оно враждебное или мрачное – девушка выглядит совершенно потерянной. Она в отчаянии. Несмотря на деньги и привилегированное положение, претензии и хамское поведение, она ничем не отличается от проблемных ребят в моей школе. Они тоже часто не знают, куда себя деть.
Говард дома один, заперт в кухне. Почему Зак дал девочке наш адрес? Наверное, тоже пожалел. Неожиданно для себя лезу в сумку за ключами.
– Иди ко мне домой. Раньше я прятала запасной ключ недалеко от входной двери, но он куда-то подевался. Бери мой. Можешь составить компанию моему псу. В кухне есть хлеб, в холодильнике несколько кусков пиццы. Извини, у меня немного не прибрано – не успела навести порядок. Не смущайся, будь как дома. Увидимся позже. Захочешь выйти – оставь ключи под цветочным горшком.
Она берет связку, небрежно вешает ее на средний палец, и мне тут же хочется выхватить ключи у нее из рук. Что я натворила?!
Она пожимает плечами, и неясно, сделает она так, как я сказала, или же по-своему.
– Клево, – говорит Онни.
Сквозь выпуклую крышу станции Брайтон проглядывают солнечные лучи, снаружи в тучах открываются просветы, в них видно голубое небо. Семья рассматривает карту. У входа в спортклуб «Фитнес-Ферст» подростки курят одну сигарету на всех.
Дом Пита и Нелл недалеко от станции, на уступе холма. Парадная дверь цвета морской волны выходит прямо на тротуар. Позвонив, я изрядно нервничаю. Зря приехала. Пустая затея.
В воздухе чувствуется запах озона. На крыше уселись и галдят белые чайки. Кто-то упражняется на флейте. Заку здесь не место. Слишком много света и четких линий. Ни одного темного угла, чтобы спрятаться.
– Живи настоящим, – говорил он. – Никогда не возвращайся.
Я готова повернуться и сбежать, и тут запыхавшаяся Нелл распахивает дверь. На плече у нее лежит младенец, темные волосы растрепаны, щечка на белом покрывальце раскраснелась.