И я решила, что хотя бы первые три года девочка должна прожить здесь, на родине. С моими деньгами и знанием языка я не пропаду за бугром и через несколько лет. Но лишать ребенка счастья хоть в раннем детстве слышать материнский язык я не имела права.
Раздался звонок. Долгий, настойчивый, упрямый. Пришлось встать, собраться с силами и открыть дверь.
На пороге стояла Ильза, в яркой малиновой куртке, с распущенными волосами, в вечернем макияже.
— Ой, простите, я только услышала о ваших делах. Мы в баре сидели, и я вся обмерла. Может нужна помощь? Я все умею делать, и постираю, и уберу, только скажите.
Лицо ее, несмотря на грим, выглядело по-детски рассеянным и смущенным.
— А может, вам деньги нужны на первое время? Я достану, завтра же привезу, вы только не молчите.
Значит, Карен хоть раз да ошибся. У этой девочки осталось сердце, несмотря на то что ей пришлось испытать в свои семнадцать.
Я достала простыни, полотенца, объяснила, что в квартире будет жить маленький ребенок, и попросила прокипятить все белье. И еще продумать, где поставить детскую кроватку.
Выходя из комнаты я увидела фотографию Карена и вспомнила просьбу его вдовы. Не обращая внимания на изумленную Ильзу, я взяла этот портрет и подожгла с уголка зажигалкой. Стряхнула с пальцев пепел, взяла Алкино завещание и поехала в роддом забирать свою будущую дочь…