Нет. Сама мысль об этом была абсурдной. А вдруг?
В комнату вошла Сисси, и они сменили тему разговора. Эвелин подняла с пола один из альбомов.
— Господи Боже! Неужели это я? — воскликнула она, подвигаясь на кушетке, чтобы освободить место для дочери.
Диана наклонилась к семейной фотографии.
— Все эти люди Прескотты, не так ли?
— Да. Кузены, кузины, тети, дяди.
А я — то думала, что у меня большая семья, проговорила про себя Диана. Ее улыбка потускнела, когда она вспомнила своих родных, оставшихся в Вермонте, родных, которые в отличие от Прескоттов еще собирались вместе, чтобы запечатлеться на семейных фотографиях. Но они не прошли, как Прескотты, через трагедию, жадность, обман.
— Подумать только, сколько у меня родственников, с которыми я даже не знакома, — вздохнула Сисси. — Почему мы больше никогда не собираемся вместе?
Эвелин с трудом перевела дыхание.
— Вероятно, потому, что нет больше в живых Кейт и Джастина, моих бабушки и дедушки, которые объединяли всех.
Сисси снова вздохнула, очевидно, считая это слабой отговоркой, и открыла альбом.
— А это о чем? — спросила Эвелин.
— О грандиозном празднестве, устроенном бабушкой Кейт в 1924 году.
Диана снова! с любопытством наклонилась, пока Сисси перелистывала страницы.
— Жаль, что мы не можем организовать такой праздник, — заныла Сисси. — Хотя бы раз в моей жизни настоящий прием — со смокингами, бальными платьями и цветами повсюду.
Эвелин подняла голову.
— Сисси Осборн, в день, когда вы смените свои потертые джинсы на платье, я съем свою шляпу.
— Но я надела бы платье ради такого приема. Ее мать рассмеялась.
— Пышные приемы давно уже не в моде. Хотя твой день рождения послужил бы прекрасным поводом для него. Есть еще одна причина собраться это наш последний шанс, если твой дядя действительно продаст «Убежище среди скал».
— Ты отстала от жизни, мама. Приемы в стиле шестидесятых снова в моде. — Загорелое лицо Сисси озарилось надеждой.
— О, ты же знаешь, твой дядя никогда не позволит.
Сисси сникла и надулась.
— Но почему ты так думаешь? Он ведет себя очень странно в последнее время. Давай позвоним ему. Наверное, он сейчас в своем офисе.
— Честное слово! Ты совершенно невыносимое создание! — Но в тоне Эвелин было нечто, выдавшее ее заинтересованность этой идеей. — Давай сначала все продумаем. Например, кого мы пригласим?
— Ну… — Сисси подалась вперед, — я приглашу друзей из яхт-клуба и, может быть, несколько школьных подруг. Всего около десяти человек. Это не очень много?
— —Нет, но, насколько я тебя знаю, эта цифра
может удвоиться еще до заката солнца.
— Ты также могла бы пригласить друзей. Пусть это будет и твой прием. День моего рождения не так важен. Я не стану возражать, если ты пригласишь какой-нибудь оркестр, играющий эту ужасную старую бальную музыку.
— Бальная музыка! Кто говорит про музыку? — рассмеялась Эвелин. — Нас только послушать. Мы говорим так, будто это может произойти на самом деле…
— Тогда маленькую вечеринку, — страстно умоляла Сисси. — С музыкальными записями и картофельными чипсами на закуску.
Эвелин стала задумчивой.
— Это совсем не похоже на то, как отмечали мой шестнадцатый день рождения. Какой это был праздник! Я никогда не забуду своего платья. Оно было прямо из Парижа, Сисси. Из Парижа!
— Тогда вот что, — вскочила Сисси. — Я позвоню дяде Дэвиду. Надо попытаться. Еще одна идея, — давай попросим Диану, я хотела сказать, мисс Уайт, позвонить ему. Кажется, она имеет на него влияние, которым не обладаем мы.
Сердце Дианы, подскочив, ударило в ребра. Она не ожидала такого выпада. Эвелин и ее дочь так увлеклись, что она подумала, будто о ней забыли.
— Нет, Сисси, — запротестовала она, но девочка уже бросилась через фойе в библиотеку к телефону.
— Сисси, подожди, — Диана вышла из своего оцепенения. — Я не могу просить твоего дядю…
— Конечно, можете, — настаивала Сисси.
— Но что я скажу? — спросила она, не обращаясь к кому-либо конкретно. — Что мне делать?
Но было слишком поздно.
— Привет, миссис Слейтер. Это Сисси Осборн. Можно мне поговорить с дядей, пожалуйста?.. Да, это очень важно. — Она закрыла трубку рукой и засмеялась: — Она звонит в конференц-зал. О, привет! Дядя Дэвид?.. Нет, ничего плохого. Как у тебя дела? Нет, это не отнимет много времени. С тобой кто-то хочет поговорить. Подожди секунду!
С этими словами она передала трубку Диане.
— Вот. Он в самом деле очень занят. Лучше не заставляйте его ждать.
Ног своих Диана не чувствовала, когда взяла трубку. Как она могла согласиться? Она еще не пришла в себя из-за сердитого отказа Дэвида говорить о Гленде, из-за того, что он не подпускал ее к заповедной части своей жизни и, несомненно, все еще сердился на ее назойливое вмешательство.
— Дэвид? — Ее голос звучал неуверенно.
— Ди… Диана? Это ты?
— Я знаю, что ты занят. Я долго тебя не задержу.
— Хорошо. В чем дело? — В его голосе были колебания и настороженность. Тем не менее Диане было приятно его слышать. Она ясно представила себе его лицо.
Эвелин взяла дочь за руку.
— Сисси, давай оставим мисс Уайт одну уговаривать дядю Дэвида.
Диана благодарно улыбнулась, пока они выходили из комнаты.
— Дэвид… я… мы…
Как же ей выпросить разрешение на организацию приема в «Убежище среди скал»? Это абсолютно не в его характере.
— Дэвид, твоя сестра и я только что обсуждали одну вещь, которая нуждается в твоем одобрении. Это касается дня рождения Сисси.
— Я помню, в августе.
— Правильно. Через две с половиной недели. Ей исполнится шестнадцать, и мы хотели бы знать, можно ли организовать для нее небольшую вечеринку.
— Конечно.
Казалось, он частично расстался со своей настороженностью.
— Но мы хотели бы знать, можно ли организовать что-нибудь более серьезное, чем торт и мороженое.
Она ясно услышала его вздох.
— Как понимать «более серьезное»? — спросил он с подозрением в голосе, и она явственно представила насмешливый блеск в его глазах и сама улыбнулась.
— Детали еще не выработаны, но… О, Дэвид, это была бы такая великолепная возможность для Сисси и Эвелин сблизиться снова! У них было бы столько общего на эти две недели, когда нужно проводить вместе много часов, планируя, занимаясь покупками и всем прочим.
— Гм, меня беспокоит «все прочее». Что конкретно вы затеваете?
Диана не могла поверить в его сговорчивость. Может быть, он стирается этим загладить свою вспыльчивость трехдневной давности?
— Ну, предполагается организовать вечеринку на открытом воздухе во второй половине дня, ближе к вечеру, пятнадцать или двадцать пять гостей. Конечно, будут закуски, вероятно буфет, — импровизировала она, — и немного музыки.
— Начинает звучать крайне подозрительно.
— Мы просим у тебя только разрешения. Эвелин возьмет на себя все заботы и расходы. Если тебе неприятна эта затея, можешь не приходить на вечеринку. — Она замолчала, прикусив губу. — Ну можно ей сказать, что ты согласен?
Дэвид задержал дыхание.
— Я не знаю, Ди.
— Пожалуйста, Дэвид. Сисси так волнуется. Если бы ты видел ее лицо, то понял бы, как много это для нее значит. Для тебя это пустяк, но для нее и Эвелин это может стать поворотным пунктом в их отношениях.
Она ждала, прислушиваясь к нервному постукиванию по стулу.
— Эвелин сама все организует?
— Да.
— И ты можешь заверить, что не будет никаких репортеров, никаких колонок в светской хронике?
— Конечно.
Он глубоко-глубоко вздохнул.
— Я, наверное, совсем выжил из ума, но ладно. Передай ей, что я согласен.
Диана легко рассмеялась.
— Что ты смеешься, нарушительница спокойствия? — медленно протянул он низким чувственным голосом. — Если все это выйдет из-под контроля, ты мне ответишь.
— Я?!
— Да, ты, маленькая колдунья.
— Дэвид, у тебя совещание? Он засмеялся.
— Да.
— Тогда тебе лучше идти. И спасибо тебе. Сисси будет в восторге.
— Ди, подожди!
— Да?
Она слышала, как он пошел закрывать дверь. Потом наступила тишина.
— Что касается прошлого воскресенья… Она затаила дыхание.
— Я знаю. Ты извиняешься. Я тоже.
— Ты колдунья. Ты читаешь мои мысли. Они рассмеялись, и внезапно Диана поняла, что
между ними все вернулось в прежнее русло.
— Не настолько, насколько мне хотелось бы. Когда ты возвращаешься?
— Не очень скоро. — Он перешел на шепот. — Я посмотрю, удастся ли изменить планы, но если нет, я не смогу вернуться из Японии до следующей пятницы.
— Из Японии! — Диана опустилась на стул. — О, Дэвид!
Это было все, что она могла сказать. Ей хотелось плакать.
Каждый раз, когда он уезжал, время тянулось с черепашьей скоростью, и теперь десять дней казались целой вечностью.
— Я испытываю то же самое, Ди. Ты можешь простить, что я был таким болваном?
Диана почувствовала, что слезы набегают ей на глаза.
— Тут нечего прощать. Это я вторглась в ту область, которая меня не касается. Я не имела на это права.
Она подождала, надеясь, что он возразит ей и на этот раз заговорит о Гленде. Но он этого не сделал. Все, что он сказал, было:
— А я не имел права сердиться.
— Может быть, — начала она нерешительно, — мы поговорим об этом, когда ты вернешься?
— Не думаю. Все уже сказано. Давай забудем об этом, хорошо?
— Хорошо. — Диана нахмурилась.
— Ты же понимаешь, правда? Мне до смерти осточертело прошлое. Я не хочу копаться в нем. Это утомительно и скучно.
Она промолчала, веря, что ему действительно противно вспоминать прошлое, но не потому, что это скучно.
— Конечно, понимаю.
1 Хорошо.
Ну тогда мне лучше вернуться на совещание.
— Хорошо. Удачной поездки, Дэвид.
— До встречи, Ди.
Диана повесила трубку, радуясь его согласию. Что оно, однако, означало? Что она больше уверена в нем теперь, чем до звонка. Но разве он сказал что-нибудь, дававшее повод верить, что он испытывает такие же чувства, как она? Ее улыбка погасла. Ибо Диана знала лишь одно — она безумно влюблена, и все ее надежды ждет полное крушение.