Пока собравшиеся в некоторой растерянности переваривали эту информацию, вперед выступил похожий на доброго козлика президент СССР Калинин. Он спросил у секретаря Сталина:
– А как же награждение?
– Награждение проведите сейчас, – сказал тот и остался стоять в дверях, ожидая, что Калинин выполнит это указание.
Калинин взял со стола коробку и небольшую книжку в темном кожаном переплете.
– Дорогой товарищ Шавло, – сказал он, направляясь к Мате и держа перед собой коробку и книжку, как ключи от сдаваемого врагу города.
Он открыл коробку – там лежал орден Ленина.
У Мати дрогнуло сердце. Он не ожидал такого сладкого сюрприза.
Он сделал шаг навстречу Калинину, а тот обернулся и растерянно спросил:
– А как же? У него нет петлицы? Может быть, у кого-нибудь найдутся ножницы, чтобы… ах, впрочем, что я говорю.
Тут все стали смеяться, потому что каждый мог представить себе, как президент Калинин продырявливает ножницами пиджак академика.
– Ладно уж, возьмите так, сами делайте дырки, – сказал Калинин, передавая коробочку и орденскую книжку, а затем вынул из кармана чистый белый платочек, чтобы вытереть слезящиеся от смеха глаза.
Матя думал, что Политбюро перенесут на следующий день и надо будет ждать, но Берия сказал ему, чтобы возвращался в Ножовку:
– В Ножовке вы нужнее. Тут они обойдутся без вас.
На следующей неделе произошло два события.
Ежов был освобожден от должности наркомвнудел и переведен на должность наркома речного транспорта, а на его место назначен Берия.
Еще через два дня нарком Берия, никого не предупредив, прилетел в Ножовку на военно-транспортном самолете.
Шифровка была получена за два часа до прилета, и Алмазов просто физически не смог собраться, чтобы выйти встретить нового шефа. Его с утра так рвало и была такая температура, что подняться с постели он не смог.
Берию встречали Матя и заместитель Алмазова старший майор Павловский. С Берией прилетел Вревский, которого он оставил на старой должности и который, возможно, был вовсе не выдвиженцем Ежова, а ставленником Берии, впрочем, кому это сейчас важно?
Матя провез Берию в управление по недавно покрытой металлической сеткой дороге, которая огибала полигон на безопасном расстоянии.
Берии было любопытно, и он спросил:
– А зачем едем вокруг?
– Город до сих пор излучает вредные вещества, – честно сказал Матя.
– Почему я об этом не знал? – спросил Берия. Он сразу подобрался, стал упругим и даже жестким.
– Мы сами не знали, когда был взрыв, – сказал Матя. – Но потом начались случаи лучевой болезни – так мы называем поражение…
– Лучами смерти, – подсказал Берия.
– Лучами смерти, – согласился Матя.
– А откуда они исходят? – спросил Берия через минуту – у него четко работала голова. – Если взрыва уже нет? Откуда?
– Если говорить упрощенно, то процесс взрыва продолжается. При взрыве образуются различные вещества, которые распадаются и излучают, – сказал Матя.
– И надолго это?
– Период излучения зависит от периода распада вещества. Излучая, оно постепенно превращается в другое вещество, безопасное.
– И вы не знали об этом раньше?
– Были теоретические разработки… но вы поймите нас, Лаврентий Павлович. – Шавло старался, чтобы его голос звучал убедительно, ему самому уже казалось под взглядом глазок наркома, что он лжет. – Нам было не до излучений. Мы делали первую в мире бомбу. И пока она не взорвалась, мы могли только догадываться.
– Скажи мне, Матвей, – Берия неожиданно перешел на «ты», и Матя не знал, насколько это хорошо или смертельно опасно, – наш общий знакомый Ежов знал, что от этих излучений можно пострадать?
– От них можно умереть. Сейчас у нас созданы специальные медицинские управления, мы стараемся понять, что такое эта лучевая болезнь и как ее лечить.
– И пока не знаете?
– Нет.
– Плохо, – сказал Берия. – Значит, и Ежов не знал… – Потом, подумав, заговорил вновь: – А далеко могут разлетаться эти лучи?
– Главное – даже не расстояние, а время после взрыва. Если ты попадаешь на это место сразу после взрыва, то там все буквально пронизано лучами.
– И вы совались туда после взрыва? – спросил Берия.
– Совались, – сказал Матя, словно виноватый школьник.
– И Ежов?
– И Ежов. И Алмазов.
– А что потом? Какие симптомы?
– Лаврентий Павлович, я вызову вам врачей, они сейчас проводят очень интересные опыты. В том числе у нас есть ряд лиц, по разным причинам оказавшихся в зоне заражения. Если вам это важно, мы немедленно подготовим вам все материалы.
– Вот именно, немедленно.
Берия согласился отобедать с Шавло. Матя думал, что нарком вызовет своего повара, будет, подобно Ежову, бояться отравы, – Берия ел и пил нормально, спокойно, как коллега, приехавший на соседний объект. И не спешил. Даже расспрашивал Матю о жизни в Италии, видел ли он там Муссолини, который почему-то вызывал в Берии особый интерес, больший даже, чем Гитлер, – может быть, тут играло роль сходство южного темперамента.
– Прежде чем поедем с тобой к врачам, – сказал Берия, – я хочу, чтобы ты подготовил мне визиты на все твои главные объекты. Кроме института – ученые мне пока не нужны, мне достаточно одного академика Шавло. Мне нужно, чтобы я все понял об этой бомбе. И хочу знать, когда она будет запущена на поток… – Берия поднял руку, останавливая возражения Мати. – Я все уже слышал. Я разумный человек и не какой-нибудь варвар и убийца, как твой друг Ежов. Ты должен будешь мне объяснить, почему не можешь сделать следующую бомбу послезавтра. Но так объяснить, чтобы я тебе поверил, ясно? Тогда давай еще по рюмке и пошли к твоим докторам. Я хочу все знать про лучевую болезнь. Но смотри, заразишь меня – умрешь раньше.
– Я хочу жить, – сказал Матя. – И меня уже пугали.
– Молодец, – одобрил Берия. – Значит, мы с тобой в чем-то похожи.
И он весело засмеялся.
Берия не отпускал Матю почти сутки, пока не осмотрел все, что можно было осмотреть в Ножовке. Единственное, куда он не поехал, – это в погибший город Берлин. Он рассматривал его в бинокль с крыши института.
Полярный день был в самом разгаре, солнце лишь на несколько минут опускалось за горизонт, и ночью было так же светло, как днем.
Последний разговор между Берией и Матей произошел уже утром, когда оба шатались от усталости. Берия требовал, чтобы габариты бомбы были резко уменьшены, – она должна помещаться в бомбардировщик дальнего действия. Матя доказывал наркому, что это невозможно.
– И ты не только придумаешь, как это сделать, – сказал тогда Берия, – но сделаешь это до первого сентября.
– Осталось два месяца! Это невозможно!
– Опять невозможно! Ты мне надоел. Ты растяпа. Я заменю тебя каким-нибудь другим академиком, и не липовым, а настоящим.
Матя дернулся, как от пощечины.
– А я хочу тебя обидеть, – сказал Берия. – Хочу обидеть и испугать, иначе ты не сделаешь, что я тебя прошу. Пойми, что мы не можем ждать, пока вы с академиками раскачаетесь как положено. Мы, коммунисты, все делаем не как обычные люди, мы в десять раз более жестокие и бедные – мы как боевые муравьи-разбойники. Слышал о таких? Теперь слушай меня внимательно и пойми, иначе тебя ждет долгая и мучительная смерть. И знаешь какая? Я посажу тебя голой жопой в центре полигона, и пускай сквозь тебя лезут все самые вредные лучи. Я не академик, а уже знаю, как погрузить бомбу в ТБ-4. С нее надо снять свинцовую оболочку.
– Но тогда она будет излучать…
– Ну и хрен с ней, пускай излучает. Летчики потерпят, они у нас комсомольцы. Так что раздевайте своего «Ивана».
А уже на летном поле, когда Матя провожал Берию, тот взял его крепкими пальцами за локоть и повлек в сторону от охраны.
– Скажи, у Алмазова лучевая болезнь?
– Наверное.
– Мы с тобой смотрели на лысых крыс и лысых людей, волосы всегда при лучевой болезни выпадают?
– Я думал, что вы уже все знаете лучше меня.
– Это правильно. Но все равно не мешает лишний раз спросить. Мне тот профессор, на Пушкина похожий, еврей, объяснял, что предметы и люди тоже заражаются, если они были в очень облученном месте. Значит, если у меня есть предмет, вещь из облученного места, она меня может убить?
– Наверное, может, – сказал Матя. Он не знал, что имел в виду Берия, но сам, к ужасу своему, явственно представил сверкающую полированную каплю размером с кулак на письменном столе Сталина.
Но, возможно, Берия имел в виду что-то иное, потому что сказал, направляясь под ночным солнцем к трапу самолета:
– Значит, его можно будет не расстреливать – сам отмучается.
15 июля 1939 года, через два дня после подписания договора с русскими о мире и дележе Европы, Гитлер бросил свои войска на Польшу.
Он не устраивал никаких провокаций на границе и ничего не заявлял в свое оправдание. Он пошел на авантюру куда более отчаянную, чем при захвате Рейнской области или вторжении в Чехословакию. Он знал, что его могут спасти только быстрота и неожиданность, потому что третий фактор стратегии – сила – был временно в руках Сталина. И этот фактор также было необходимо выбить из рук Сталина.
Сметя пограничные заставы поляков, разведка которых проспала движение германских войск возле границы, обходя сильные крепостные гарнизоны, немецкие войска в течение трех дней подошли к Варшаве.
Мир был в смущении, ярости и гневе.
В день начала наступления Гитлера на Польшу в Лондоне пало правительство Чемберлена, который даже в этот момент умолял парламент не отдавать власть слишком резкому и непредсказуемому Черчиллю, а сделать премьером лорда Галифакса. Но Галифакс сам отказался от такой чести – Чемберлен и Галифакс несколько лет старались удерживать Гитлера подарками и компромиссами, а Черчиллю предстояло объявить ему войну.
Франция уже разорвала дипломатические отношения с Германией и начала мобилизацию. Испуганно готовились к войне маленькие Дания и Голландия.