– Оказывается, бывает.
– Алмазов и без жалобы не даст вас в обиду.
– Алмазов не рискнет пойти со мной на соглашение, если она ему расскажет.
– Почему?
– Потому что я должен быть чистым. Он же будет продавать меня своему начальству. А товар должен быть не порченым. Не думайте, что я циничен, я просто напуган. Все может рухнуть – в лучшем случае я буду преподавать физику в начальной школе Тобольска.
– Они построят для вас специальный институт за колючей проволокой, – сказала Лидия, полагая, что шутит.
Но Матя не воспринял ее слова как шутку. Он вскочил и сжал кулаки. Он готов был ударить Лиду. Лида быстро сказала:
– А что было потом?
– Потом? – Кулаки Мати, очень маленькие по сравнению с длинным торсом, разжались. – Она ушла… я не спал всю ночь. Сегодня утром я пошел к ней – она оставила мне адрес. Она живет во флигеле – вон там. Я пошел туда и увидел, что из флигеля выходят Алмазов с президентом. Что они там делали?
– Не знаю, – сказала Лидочка. – Я ушла от Полины раньше.
– Что? Вы там тоже были?
– Я провожала туда Павла Андреевича.
– А что надо было Александрийскому?
– Там была записка. Записка от Полины, что она уехала. Она взяла все свои вещи и уехала.
– Вы в этом уверены? – Радость Мати показалась Лидочке искренней.
Лидочке хотелось сказать о том, как она нашла Полину ночью, но этого она сказать не могла. Если ночью за ней гонялся Матя Шавло, он и без ее подсказок все знает.
– Куда она уехала? – спросил Матя.
Он подобрал ноги, и Лидочка с женским раздражением увидела, что на ковровой дорожке остались желтые следы грязи. Где он отыскал такую грязь? Мог бы и вытереть ноги.
– Она не пишет куда.
– Может, она поняла, что со мной у нее ничего не выйдет? – сказал Матя. – Правда?
Лидочка подумала, что Мате страшно хочется, чтобы все обошлось, – он даже согласен немножко потерпеть, пускай зубик или пальчик поболит, только чтобы знать, что завтра он проснется, а все уже прошло!
– И отправилась к Алмазову?
Ну кто ее тянул за язык! Зачем испортила настроение Мате? Но Матя уже справился с собой.
– Если она отправилась к Алмазову, – сказал он, – тогда мне пора подавать заявление о переводе в районную школу. А жаль… За страну обидно…
– Вы смешной человек, – сказала Лидочка, – начали с себя, а кончаете страной. Обычно люди делают наоборот – сначала говорят о пользе стране, а потом оказывается, им нужно новое пальто.
– У вас мужской ум, Лида.
– Это плохо?
– Для женщины – ужасно.
– А чем плохо для Страны Советов, если она лишится вашей бомбы? Ведь я еще вчера поняла, что вы хотите подарить ей бомбу в обмен на всякие блага для вас.
– Иначе бы они меня не поняли, – сказал Матя. – Каждый меряет окружающих по себе. Если бы я начал объяснять свои желания соображениями высокой политики, они бы решили, что я жулик.
– Следовательно, вам надо было сделать вид, что вы жулик, чтобы они поняли, что вы радеете за Советский Союз.
– Грубо, но правильно.
– А может быть, страна обойдется без ваших благодеяний?
– Вы – злая девочка.
Матя закинул ногу на ногу, и комочек желтой грязи упал на ковровую дорожку.
– Ладно, я не сержусь, – сказала Лидочка. – Я понимаю, что вам нелегко. Такой груз на плечах.
– Вы стараетесь издеваться и подкалывать меня по очень простой причине, – сказал Матя, – потому что вы не имеете представления о субъекте разговора.
– О бомбе?
– О новом принципе энергии. И в этом нет ничего обидного, хотя бы потому, что большая часть физиков тоже не имеет об этом представления, а те, кто имеет, посмеиваются, думая, что читают фантастический роман. А читают они не фантастический роман, а грустное будущее всего человечества. Вам интересно?
– Да.
– Я не буду занимать вашу прекрасную головку расчетами и выкладками. Я скажу только, что сегодня уже известен радиоактивный элемент под названием «уран», куда более энергический испускатель энергии, чем сам радий. О радии-то вы, надеюсь, читали?
– А об уране не слышала, я всегда думала, что это – планета.
– И планета тоже. Писатели придумали сверхбомбу уже много лет назад, и некоторые даже связывали ее мощь именно с распадением атомов, от чего высвобождается колоссальная энергия!
– А физики в это не верили?
– Физики, конечно же, не верили. Потому что у них не было желания проверять всяческие бредни.
– А вы говорили, что не бредни.
– Физики тоже бывают разные. Резерфорд до сих пор от ядерной реакции отмахивается, как черт от ладана. Мы в Римской школе обогнали Лондон на целую эпоху. Ферми убежден, что реальное создание бомбы вопрос десяти… ну, пятнадцати лет. А я убежден, что бомба будет готова через пять лет. Конечно, если вложить в это дело много миллионов и привлечь крупные умы.
– Разве недостаточно существующих бомб?
– Вы надеетесь, что люди увидят, сколько у них всякого гадкого оружия, и скажут: давайте в будущем сражаться только дубинками? Сейчас любое крупное государство готово тратить половину доходов на разработку нового оружия. И победит тот, у кого это оружие будет более мощным.
– Матя, миленький, с кем вы собираетесь воевать?
– Глупейший вопрос. Воевать всегда найдется с кем. Я не сомневаюсь, что завтра в Германии к власти придет Гитлер. Вот и реальный враг.
– А вы могли бы сделать такую бомбу?
– Лидочка, вы мыслите категориями вчерашнего дня. Никто сегодня в одиночестве не сможет сделать радиоактивную бомбу. Этим должны заниматься тысячи людей, тысячи – одновременно в разных институтах и на многих заводах. Только тогда эта проблема будет решена. Сегодня мир стоит на пороге отчаянной гонки. Ставка в ней – жизнь всей нации. Я могу дать голову на отсечение, что первым в гонку кинется Адольф Гитлер. Как только он захватит власть в Германии, он обратит все силы на создание бомбы.
– Почему?
– Он убежден, германскому народу необходимо жизненное пространство за счет славян. Путь к победе будет лежать только через атомную бомбу, понимаете? И если я ее не сделаю, то ее сделает Гейзенберг.
– Кто?
– Немецкий физик.
– Почему же он будет делать бомбу для фашистов?
– Потому что Гитлер обещает Гейзенбергу жизнь. И Гейзенберг сделает ему атомную бомбу!
– Вы вещаете, как пифия.
– Я вижу будущее. Потому что я ученый. Потому что я величайший провидец нашего века. И потому что я очень испуганный человек. Вы знаете, что случится, если бомбу сделает Гитлер, а у нас ее не будет?
– Он на нас нападет?
– Он с наслаждением разбомбит наши города, он убьет вас и меня, он превратит нашу страну в пустыню.
– А Запад?
– Запад будет потирать руки от удовольствия. Потом он спохватится, начнет делать собственную бомбу, но опоздает. Когда Гитлер победит нас, он обратит свои тевтонские легионы против прогнивших романских народов. И им придет конец!
Произнося последнюю фразу, Матя поднял к потолку руку, словно сектантский проповедник. Но он не был страшен, трогателен – да, но не страшен.
Рука Мати устало упала на колено.
– В ваших глазах скепсис, – сказал он, – вы очень далеки от этой проблемы, и вам кажется, что все обойдется. Так думали обыватели в семнадцатом году – обойдется, обойдется, обойдется! Вечная трагедия русского народа…
– Папа всегда говорил, что не бывает тайного оружия или возможности покончить с врагом одним ударом, он говорил, что война двадцатого века – это война экономистов.
– Когда же он это говорил?
– Еще до революции.
Матя поднялся.
– Мне надо идти, – сказал он. – Все повисло на шелковой ниточке. Алмазов – человек авантюрного склада. Он склонен со мной сотрудничать. Но для него мое предложение далеко не самое главное в жизни. Он согласится меня поддержать, только если ему это выгодно, если он сам не рискует головой. Еще вчера он дал слово свести меня с Ягодой – это ключевой человек.
– А почему не с военными? – спросила Лидочка.
– Потому что реально страной правит служба безопасности. Если я поставлю на кого-то из командармов, я могу потерять голову вместе с командармом.
– Вы говорите страшные вещи.
– Когда-нибудь вам надо было открыть глаза, Лидочка. И мне очень хотелось бы надеяться, что эта наша беседа – не последняя.
– Какое им дело до вашей биографии?
– Все просто. Алмазов чувствует, что игра пошла большая, но трусит. Это естественно. Он же физику учил в реальном училище, а это не много. Там слово «атом» не проходили. Ему надо мобилизовать заграничную агентуру, чтобы она подтвердила, что игра стоит свеч, а заграничная агентура – это другой департамент. Начинается большая игра, и в этой игре я должен быть чист. Алмазов не станет рисковать с человеком, о котором могут сказать, что он насильник, убийца.
– Убийца?
– А я не знаю, что случилось с Полиной! Я не знаю – нет ли среди нас соперника Алмазова, который хочет сорвать переговоры! Может, даже фашистского шпиона!
– Это кто же?
– Если бы я знал, я бы его отдал Алмазову. Потому что шутки шутками, но речь идет о судьбе мира. Ты можешь любить большевиков или их ненавидеть. Но ты не можешь быть равнодушной к народу – к детям, старикам, женщинам. Я пошел на сделку с дьяволом ради спасения невинных!
Матя отставил ногу и закинул назад голову. Он видел себя героем. А Лидочка казалась ему достойной его внимания особой.
Они стояли совсем близко – Лидочка чувствовала икрами кровать, Матя прижался спиной к платяному шкафу – между ними оставалось от силы сантиметров двадцать.
Матя положил руки на плечи Лидочке – она ожидала этого жеста. Теперь главное было собрать все силы, чтобы в решающий момент рвануться в сторону.
– Я клянусь тебе, – сказал Матя… он перевел дух, сглотнул слюну, – я клянусь тебе, что у меня чистые намерения и чистые руки… Судьба мира… – Он горько усмехнулся, глаза Мати были совсем близко от Лидочкиных глаз. «Он меня сейчас поцелует… это еще не так страшно, это даже приятно, но главное – ускользнуть потом…» – Судьба мира зависит от того… – Теплые узкие ладони Мати начали спускаться с плеч по спине и притом притягивать Лидочку к Мате. Положение становилось угрожающим. «Как хорошо, если ты не убийца», – подумала Лидочка. – Судьба мира зависит от того, удовлетворит ли комиссара Алмазова мой моральный облик. Ты представляешь? – Лидочка успела отклонить лицо, и поцелуй пришелся в щеку. – Именно сейчас, – шептал Матя, – именн