По замерзшему заколдованному парку голых черных деревьев, часто и мелко переступая ногами, семенила простоволосая монашка, сжимая в кулаке черный грязный подол. Монашка причитала – то ли молилась, то ли пела и часто, по-птичьи оглядывалась, будто ждала погони… Но погони не было видно – кому нужна промокшая монашенка.
Лидочка миновала погреб, не заметив этого, – ей казалось, что она, задыхаясь, несется по дорожкам и дорожки эти невероятно длинны и запутанны… Но уже был близок дом Трубецких и спасение.
Посреди дорожки стоял мужчина.
Фонарь подсвечивал его сзади, создавая силуэт памятника, какой-то средневековой фигуры – Лютера или гражданина Кале, принесшего ключ завоевателю. Виной тому был и длинный плащ, почти до земли, расширяющийся и каменный в ночном безветрии.
Лидочка замерла.
«Вот и все. Мне уже даже не страшно. Страшно, когда ждешь опасности, а потом становится все равно…»
– Лида, – негромко окликнул ее командор. – Это вы, Лида?
Памятники не окликают девушек и не сомневаются.
– Это я, – сказала Лида почти неслышно и пошла к нему, все еще не узнавая человека, но уже вспоминая его голос.
Человек откинул остроконечный капюшон плаща. Мелкие капли дождя искорками под светом фонаря принялись колотить человека по редким волосам. Лида разглядела усы, крупный нос и черные провалы глазниц.
– Пан Теодор? – сказала она. – А что вы здесь делаете?
– Глупейший вопрос, – ответил пан Теодор, склоняясь для поцелуя к протянутой руке Лидочки. Усы были мокрыми и холодными, а губы теплыми. – У нас мало времени, – сказал пан Теодор. – Давайте спустимся к беседке.
Пан Теодор, называвший себя хранителем времени, шагал впереди. Его черный блестящий плащ пришел в движение и раздулся подобно колоколу. Зачем же он в такую погоду ходит без шляпы? Неужели он не чувствует холода и дождя?
В первые мгновения встречи Лидочка была слишком взволнована, чтобы задавать вопросы. Потом, когда она, задыхаясь от усталости, часто перебирая ослабевшими ногами, волочила пудовое платье, тоже не находила сил, чтобы спросить. И только когда пан Теодор вошел в беседку и остановился, обернувшись к ней и ожидая, что она к нему присоединится, Лидочка попыталась задать главный вопрос. Но голос подвел ее. Получился невнятный хрип.
Теодор рассматривал ее, ничему не удивляясь. Беседка была открытой, отделенной от зарослей лишь подгнившими перилами, крыша протекала, вода, просачиваясь сквозь нее, собиралась в крупные капли, которые звонко и ритмично молотили по доскам пола.
– Что с Андрюшей? – спросила наконец Лидочка.
– Он передает тебе привет, – сказал пан Теодор. – Он здоров.
– Я хочу к нему! Мне все это надоело.
– Там, где он находится, женщинам лучше не появляться.
– Там опасно? Андрею грозит опасность?
– Там трудно.
– Скажите, где он. Я поеду к нему.
– Нет.
– Я вас ненавижу.
– Мы с тобой иногда должны подчиняться обстоятельствам.
– Так пройдет вся жизнь. Я не могу больше ждать!
– Если окажется, что он не сможет к тебе вскорости возвратиться, – сказал Теодор, – ты отправишься в будущее. Но сегодня я еще не могу сказать тебе наверняка…
– Он в лагере? Его арестовали?
– Может быть, ему придется оказаться и в лагере.
– За что? За что мы должны все это терпеть?
– У вас есть свобода выбора. А у них… – пан Теодор широким жестом показал на освещенные окна дома Трубецких, – выбора нет никакого. Они лишь подчиняются и погибают.
– Или убивают других, – ответила Лидочка.
– Чтобы в свою очередь погибнуть.
– Андрюша там мерзнет. – Лидочка вдруг смирилась с запретом, наложенным на ее мечты Теодором. Она поняла, что не переубедит и не разжалобит его. Теодор выполнял свой долг.
Жестом старого человека пан Теодор расстегнул плащ, вытащил большой светлый платок, вытер плешивую голову и пригладил кустистые черные брови.
– Я приехал сюда не из-за Андрея, – признался он. – Про Андрея я мог бы рассказать и в Москве. Ты не чувствуешь неладного?
– Здесь все неладно. Мне страшно.
– Вот видишь! – Пан Теодор был доволен, как врач, поставивший роковой, но точный диагноз. – Ты интуитивна. Не далее как вчера я встречался с другими хранителями времени. Мы пришли к общему мнению, что ближайшее десятилетие грозит России и всей Европе неисчислимыми бедствиями.
Лидочка смотрела на старика, не понимая. Какие бедствия для Европы, когда здесь убили Полину и пропал Александрийский?
– Напряжение временно€го поля превысило все известные нам величины, – сообщил пан Теодор скучным голосом.
– Вы знаете, что убили Полину? – спросила Лидочка. Она отчаянно всматривалась в лицо Теодора, надеясь увидеть в нем признание того, что он знает больше, чем хочет показать.
Но пан Теодор даже не удивился.
– Полина? Да, она погибла. Ее убили.
Он не смеет признаться, что ему тоже холодно, подумала Лида. Он же очень старый человек. Он приехал сюда из Москвы, а от Калужского шоссе, вернее всего, шел пешком по грязи. Но он исполняет свой долг.
– Вы пришли не ко мне? – догадалась Лидочка.
– Нет. Но я боялся, что ты можешь угодить в альтернативный мир.
– Этого не случилось?
– Нет, в альтернативном мире другие жертвы и другие преступники.
– Мне лучше не спрашивать? Вы все равно не ответите?
– Я спешу. Когда-нибудь я расскажу тебе обо всем. Ты помнишь о том, что история имеет варианты? Существует магистральная линия развития любой цивилизации, и, пока она движется по этому пути, ее выживание и прогресс весьма вероятны. Но порой этот поезд ошибается на стрелке и попадает в тупиковый путь. И тогда мир может погибнуть.
– А как вы догадываетесь, какой из путей настоящий?
– Это вычисляется. И даже заранее. По нарастанию напряжения временного поля. Мы ни разу не ошибались. Не ошиблись и сегодня.
– А где гарантия того, что мы сейчас не на ошибочном пути?
– С чего ты решила?
– Вокруг меня погибали и погибают миллионы людей. А вдруг в другом мире, на другом пути они останутся живы?
– Не судите о мире по своему шестку, – сказал Теодор. – И ты, и я – маковые росинки. Речь идет только о судьбе Земли в целом. И Земля, несмотря на все страдания, должна выжить.
– Зачем нам все это знать?
– Вселенная во всех ее вариантах и отклонениях остается тем не менее единым организмом, масштабов и смысла которого нам не дано осознать. Поэтому нам, хранителям времени, остается лишь прослеживать основные ложные ветви и следить за тем, чтобы никто из наших людей не сгинул в тупиковом мире…
– Но это для нас с вами он ложный! А для них настоящий.
– Разумеется, – сразу согласился пан Теодор.
– Вы не знаете будущего?
– Нельзя увидеть то, что еще не случилось.
– Тем более вам не дано заранее определить, какой путь полезен, а какой вреден. Иначе получается суд, который заранее знает, что подсудимый виноват, и заранее вынес приговор.
– Есть объективные признаки ложного пути.
– Вы меня не убедили.
– Что ж. – Дождевая капля повисла на кончике носа пана Теодора. Он смахнул ее. – Надо кому-то верить. Нельзя прожить, никому не веря.
Лида вздрогнула от неожиданного всплеска воды в пруду. Теодор даже не посмотрел в ту сторону. Плащ его совсем промок, рука, сжимавшая край плаща, была мокрой и костяной, неживой.
– А почему появляется… альтернатива? – спросила Лидочка.
– Далеко не каждое событие рождает альтернативу, – ответил Теодор. – История гасит случайные очаги. У нее есть свои бактериофаги, которые убивают опасные девиации. Но порой ничто не может остановить раздвоения.
– И вы это чувствуете?
– Я думаю, что и ты чувствуешь.
– Значит, это Матвей, – уверенно произнесла Лидочка. – Матвей изобретает сверхбомбу.
– Мне пора уходить, – сказал Теодор. – Будь осторожна. Завтра станет ясно… И не простудись. Ты совсем больная.
– Вы сами простужены.
– Это будет тысячный в моей жизни насморк.
– Когда я вас увижу?
– Через день, через год, через сто лет… – Улыбаясь, Теодор сверкнул очень белыми зубами.
Он не шутил. И Лидочка с содроганием ощутила холодное прикосновение вечности.
Теодор ушел.
Незаметно, бесшумно. Лидочка растерянно обернулась – черная блестящая фигура командора замерла в десяти шагах, почти скрытая мокрыми ветками лещины.
Теодор достал из глубокого кармана небольшой плоский серебряный предмет. Лидочка знала, что это портсигар, прибор, позволяющий передвигаться во времени и проникать в альтернативные миры.
Черная средневековая фигура растворилась в воздухе, на месте ее на секунду вспыхнуло слабое зеленое сияние. И все исчезло.
Значит, в альтернативном мире у Советского Союза будет бомба?
Лидочка ввалилась в прихожую. При виде ее чучело медведя оскалилось еще больше – ему еще никогда не приходилось видеть более грязной и несчастной женщины.
Лидочка действовала как во сне, хотя со стороны могло показаться, что она ведет себя разумно.
Она сняла пальто и после нескольких попыток повесила его на крюк вешалки. К счастью, в прихожей никого не было – публика веселилась в столовой и гостиной.
Лидочке не пришло в голову поглядеть на часы, иначе бы она поняла, что сейчас лишь начало девятого и маскарад только начинается. О маскараде Лидочка начисто забыла – она помнила только, что ей надо зайти к Александрийскому, чтобы проверить, жив ли он.
В прихожую вбежала Альбина. Она увидела Лидочку.
– Ну что же вы! – закричала она с порога. – Я места себе не нахожу.
– Все в порядке, – ответила Лидочка. – Я знаю, где она лежит.
– Я о револьвере, – прошептала Альбина. – Я жду весь вечер.
– Какой револьвер? – Лидочке не хотелось обижать Альбину, но у нее раскалывалась голова, и музыка, доносившаяся из гостиной, вкупе с драматическим шепотом Альбины ее страшно раздражали.
– Немедленно отдайте мне револьвер! – почти закричала Альбина. – Иначе я скажу вы знаете кому!