– Спросите.
Алмазов ходил по комнате – у него были замечательно начищенные сапоги, сверкающие сапоги, – и вдруг Лидочка поняла, что сапоги ему чистит Альбина. Ночью он спит – большой, мускулистый, крепкий, громко храпящий… а она чистит сапоги.
– В отличие от вас у меня такое мнение, – сказал Алмазов, – что любое оружие, которое может принести нам пользу, нужно испытать. Любое! И мы знаем о том, что среди ученых еще есть некоторые сторонники реставрации монархии и скрытые реакционеры. А также прямые враги!
Алмазов остановился посреди комнаты. Лидочке показалось, что он любуется своим отражением в сапогах. Он несколько раз качнулся с носков на пятки и обратно.
– В разгар переговоров товарищ Шавло, честный ученый и коммунист, исчез. Вот так…
Алмазов хотел, чтобы его голос прозвучал тревожно, но он был плохим актером.
– А что за спектакль вы устроили? – спросил профессор. – Зачем вы вытащили из постели больную женщину?
– Потому что вы с ней подозреваетесь в похищении или убийстве Шавло.
– Этого еще не хватало!
– Все следы ведут к вам, – сказал Алмазов. – Я уж не говорю о похищении револьвера.
Лидочка кинула взгляд на профессора. Может быть, он вернет Алмазову этот проклятый револьвер? И тут же спохватилась, даже отвернулась к стене, чтобы Алмазов случайно не прочел ее мысль: признаться в обладании револьвером для профессора было все равно что признаться в заговоре, Алмазову только этого и надо – револьвер утащила диверсантка Иваницкая, а нашелся он у вредителя Александрийского. Обоих к стенке!
– Вчера вечером Матвей Ипполитович сам сказал мне, что вы его преследуете клеветническими обвинениями, – продолжал Алмазов, не дождавшись признания.
– Какими?
– Вот это вы мне и скажете!
С трудом, опираясь на ручку кресла, Александрийский поднялся.
– А с чего вы решили, милостивый государь, – спросил он, – что доктор Шавло убит? Да еще нами?
– Потому что никто, кроме вас, в этом не заинтересован.
– Ваш Шавло уже добежал до Москвы, – сказал Александрийский.
– Почему вы думаете, что Шавло убежал? – Алмазов был искренне удивлен.
– Потому что он убил Полину, – сказал Александрийский.
Лидочка не думала, что профессор способен на такое. Ведь это донос! Неужели его желание обезвредить Матю столь велико, что он предпочел забыть о чести? И тут она поняла: ведь Матя и чекист заодно! Обвиняя Матю, он выбивал почву из-под ног обвинения.
– Какую еще Полину? – поморщился Алмазов. – Она же уехала. Я сам читал ее записку.
– И проверили ее почерк?
– Зачем?
– Это почерк Шавло, – сказала Лидочка. Хоть фигуры в этой комнате играли непривычные для классического детектива роли, все же шло раскрытие преступления – как у Конан Дойля.
– Зачем Шавло убивать какую-то официантку?
– Вы знаете зачем. Она его шантажировала.
– Доказательства! – У Алмазова дрогнули уши.
– Пускай он сам все это расскажет, – вздохнул Александрийский. – Я искренне сожалею, что мне пришлось принять в этом участие.
– Я знаю, где он спрятал тело Полины, – сказала Лида.
– Это уже становится интересным. Где же?
– Сначала он спрятал ее в моей комнате.
– Не сходите с ума.
– Потом в погребе… снаружи по дороге к тригонометрическому знаку.
– Что вы несете?!
– Я ее там нашла.
– Как?
– Потому что у него ботинки были в желтой глине.
– Как у вас?
– У меня? Когда?
– Вы вчера пришли вся промокшая на маскарад, а ноги в желтой глине.
– Да. Я лазила в погреб, там был труп Полины. Потом он его унес.
– Куда?
– В пруд.
– В пруд? Мне что, бригаду водолазов надо вызывать, чтобы проверить ваши глупости?
– А я вам покажу труп!
– Лида! – крикнул Александрийский.
– Да, я покажу, куда он ее спрятал. А потом у него не выдержали нервы, и он убежал.
– А револьвер?
– Не брала я ваш револьвер! Неужели вы верите, что я пришла к вам в комнату и угрожала Альбине? Вы сами в это верите?
– Я верю во что угодно. Пошли!
– Сейчас?
– А почему мы должны терять время? Немедленно.
Алмазов шагнул к двери, толчком открыл ее – президент отпрыгнул в сторону, Лариса Михайловна стояла поодаль.
– Быстро, – приказал Алмазов президенту. – Любое теплое пальто! Я там видел на одной гражданке бурки – она в библиотеке сидит. На полчаса. От моего имени; а она пускай почитает газеты, очень полезно.
Президента как ветром сдуло.
– Вы намерены идти на улицу? – спросила Лариса Михайловна.
– А вы тоже бегите одевайтесь, вы нам можете понадобиться. Быстро. Ну вот, – Алмазов улыбнулся, – бегать они уже научились – все-таки пятнадцать лет дрессировки.
– Почти все дрессировщики плохо кончают, – сказал профессор.
– Помолчите, пророк! – отмахнулся Алмазов. – А вы, Иваницкая, расскажите, как вы узнали о смерти Полины.
Прежде чем Лида успела уложиться со своим рассказом, прибежал президент с лисьей шубой и бурками – такой шубы Лида раньше даже не видела. Затем вернулась Лариса Михайловна. Чтобы не привлекать внимания, Алмазов велел президенту открыть заднюю дверь. Но их все равно увидели, к окнам приклеились десятки лиц. Среди них наверняка и владелица шубы. Бедненькая, что у нее в душе творится!
Вся группа остановилась возле погреба. С утра дождь перестал, хотя было по-прежнему пасмурно и дул ветер. Блин желтой глины был гладок. Все следы затянуло.
Алмазов сам залезал в погреб, потом гонял президента за переносным фонарем. Лидочка впервые увидела погреб при свете. В грязной стоячей воде утонул широкий, разношенный туфель Полины. Алмазов велел Ванечке нести туфель с собой, и тот нес его брезгливо, обернув каблук в сомнительной свежести носовой платок. Потом Ванечка вытащил баул, наполовину наполненный мокрой одеждой. Лидочку знобило, но было терпимо, только хотелось отдохнуть.
Процессия спустилась к пруду.
– Вот здесь он ее нес, – сказала Лидочка. Алмазову не надо было показывать на желтое пятно на дорожке.
– И где же труп? – спросил Алмазов, когда они дошли до берега пруда. Здесь он задавал вопросы, и все беспрекословно подчинялись. Даже Александрийский, который шел, опираясь на руку Ларисы Михайловны. Когда останавливались, она мерила ему пульс и один раз дала пилюлю.
– Да перестаньте с ним нянчиться! – вырвалось у Алмазова. – Он здоровей нас с вами.
– К сожалению, даже вы никогда не сможете убедить меня или другого честного врача в состоянии сердца Павла Андреевича, – сказала отважная Лариса Михайловна. Алмазов сардонически усмехнулся.
На плотине Алмазов вышел вперед. Как пес, почуявший дичь, он махнул рукой, приказывая остальным отстать.
– Здесь, – сказал он вдруг, отыскав глазами Лидочку. Он как бы назначил ее помощником по следствию. Лидочка молча кивнула.
– Значит, он приволок ее сюда… – Алмазов велел всем оставаться на месте и сам вышел на плотину, глядя по сторонам. – Вот он присел – еще одна царапина на земле – еще желтое пятно… – Алмазов пошел быстрее, как по следу, потом остановился… Он уже был совсем близок к колодцу, в который со всех сторон круговым водопадиком стекала вода.
Две утки, что остались зимовать на пруду, подплыли к Алмазову, уверенные, что он принес им гостинец.
– Здесь, – сказал Алмазов, показав на пруд. – Надо пройти сетью. Филиппов – на полусогнутых, быстро! За сетью!
– Почему здесь? – спросила Лида.
С ней Алмазов был согласен разговаривать.
– Видишь, какие глубокие следы, их даже размыть не смогло. Он сюда ее тащил, вон трава как смята – это же элементарно.
– Нет, – сказал Ванечка-рабфаковец, – тут мелко.
– Зачем же ему было тащить труп сюда, – сказала Лида, – если у ближнего берега глубже?
– Справедливо, – сказал Алмазов.
– Мне бежать или погодить? – спросил Филиппов.
– Погоди.
Алмазов метался по берегу, как собака, потерявшая след. Он понимал, что решение близко, что надо сделать еще усилие…
– Стоп! – закричал он радостно. Так, наверное, кричал Ньютон в яблоневом саду. – Ну и дурачье! Ведь никогда бы не нашли! Филиппов, нужны две доски покрепче. Две, понял?
– А там есть, – сказала Лидочка, – вон плавают.
– Отставить две доски! Одну доску и крючья – крепкие крючья.
– С какой целью, товарищ Алмазов?
– С целью вытащить труп из этого колодца. И учти, что труп может лежать довольно глубоко. Если крючьев не найдешь, будь готов, что тебя опустят в колодец на веревке. Понял?
Президент съежился, представив себе, что будет, если его опустят в колодец. И побежал.
– И он послушно в путь потек, – осклабился Алмазов, – и утром возвратился с ядом.
Президента не было долго – минут пятнадцать. Все замерзли, кроме Лидочки, у которой была замечательная лисья шубка. Алмазов не спеша осматривал местность, порой нагибался, искал в мокрых листьях…
– Дурак, – сказал он вдруг. – Дурак, если решил ее убить. Мы бы ему все простили… за бомбу. Любую биографию бы ему сделали. Вы мне верите, профессор?
– Верю, – сказал Александрийский. – Но и для вас есть пределы, за которые вы не станете заходить. Зачем вам рисковать ради абстрактной бомбы собственной жизнью?
– Что меня могло остановить? Поезд Троцкого? Он бы еще глубже сидел на крючке.
– До поры до времени, – туманно ответил профессор. Издали Лидочка увидела женскую фигурку, что приближалась от купальни. По беличьей шубке и шляпке с узкими полями Лидочка узнала Альбину. Альбина вроде бы гуляла, никуда не спешила. Лидочка несколько раз поглядывала в ее направлении, прежде чем Альбина вышла на плотину.
– А что вы делаете? – спросила она растерянно. Будто бы они собирали землянику и она знала, что они собирали землянику, но из вежливости спросила, не малину ли они собирают.
– Сейчас труп будем вытаскивать, – сказал Алмазов. – А ты зачем выбралась из дома?
– Погулять, – сказала она. – Мне надо гулять, я совсем скисла без свежего воздуха.