– Смерть – это очень просто, – сказала Альбина, – а убить очень трудно. И себя, и другого. К этому надо привыкнуть. Он умеет приказать, чтобы убивали другие, а сам он боится убивать. Он трус. Ян – трус.
Яном она называла Алмазова. Ян Янович Алмазов. Конечно же… Она была его любовницей? Или отвергла его любовь?
Айно и Андрей молчали. Они миновали площадь и, завернув за ратушу, вышли на поле, уставленное чучелами в человеческий рост.
Некоторые из чучел упали, утром дул сильный ветер.
Они шли между рядами чучел: с лица – солдаты в немецких касках. У некоторых были нарисованы углем лица. Эти чучела были страшными.
Все меньше встречалось жителей города. Почти все несли с собой доски, бруски или ветошь – каждый думал о морозе ночью и о том, как разжечь костер, несмотря на запреты. Даже если человеку строго-настрого запретили о себе заботиться, он все равно постарается обойти запрет.
За полем манекенов был железнодорожный тупик – здесь кончались рельсы берлинской железной дороги.
В тупике стояли старый паровоз и три вагона с раскрытыми дверями. В паровозе они увидели зэка, незнакомого – бородатого, рыжего, в надвинутой на глаза рваной ушанке. Он жал на рукоятки в кабине и гудел, словно мчался на паровозе. Андрею он помахал, как машут из вагонов стоящим у насыпи грибникам. Андрей обогнул паровоз.
– Осторожнее! – крикнул кто-то без злобы.
Оказалось, что за железнодорожным тупиком была ферма – низкий длинный хлев, перед ним загончики, огражденные брусьями, в загончиках топтали холодную грязь свиньи. Возле стоял толстый мужчина в высоких резиновых сапогах и ватнике.
– Сюда нельзя, – сообщил он. – Я уж сегодня ваших отпугивал.
Оказалось, что в руке у него наган, висит дулом вниз, вдоль бедра.
– Мы не нарушаем, – сказал Андрей, – нам твои свиньи, сам понимаешь, не нужны.
– Свиньи всем нужны. У нас на той неделе хряка увели, ей-богу! Хряк был с быка – а увели. Думали, что ваши, а оказывается, комендатура, на лафете вывезли, не поверишь! Осади назад!
Андрей отступил в сторону, в смешанную со снегом грязь.
– Я на вид добрый, – сказал свинарь. – А так я злой. Если что со свинками случится, я буду в ответе. Сидоренко, напарник мой, при котором хряка увели, он где? Он на общих работах, понимаешь?
– Понимаю.
– Я себя берегу и имущество. Это имущество опытное, понимаешь? Ну и пошли, не оборачивайтесь.
Они пошли дальше, спиной неприятно чувствуя свинаря. Но скоро зашли за штабели леса, видно, оставшегося от строительства и еще не разворованного. Свиноферма исчезла из глаз. Странное место – свиноферма в Берлине.
Но еще большее удивление им пришлось испытать буквально через несколько шагов.
Они попали в зоопарк.
Зоопарк был оформлен как немецкий зверинец, с аркой над входом и немецкими буквами надписью «ZOO». А потом шла двойная шеренга небольших клеток.
– А кассы нет, – сказала Альбина.
– Какой кассы нет? – не понял Айно.
– А где мы купим билет?
Звери встретили посетителей внимательными взглядами, тихим рычанием, иные спешили к решетке, словно соскучились по людям.
Справа в клетке был бурый медведь – он встал на задние лапы у решетки и скреб себя по груди когтями, выпрашивал подачку, слева – пара волков, те остались лежать, только смотрели немигающими желтыми глазами.
Потом была клетка с орлом, клетка с рысью, которая, свесив лапы, спала на диагонально поставленном суку, но неожиданнее и удивительнее всего был тигр; тигр быстро ходил вдоль решетки – пять шагов, поворот, пять шагов в другую сторону – снова поворот… Альбина вдруг испугалась, схватила Андрея за руку. Напротив тигра, вздрагивая каждый раз, когда тот разворачивался, в такой же тесной клетке стояла зебра. Ей, наверное, было холодно.
Короткие ряды клеток завершались обиталищами обыкновенных зверей: с одной стороны – пара лисиц, с другой – песцы. Дорожка уперлась в амбар с высокими раскрытыми дверями. В дверях стоял махонького роста бровастый бородач в казенной лагерной ушанке, но вполне приличном пальто с каракулевым воротником.
– Добрый день, добрый день! – закричал он, словно давно ждал гостей. – Заходите. И я вам должен сказать, что наши дела никуда не годятся.
Он протянул руку и представился сначала Альбине:
– Профессор Семирадский. Свердловский университет.
– Альбина Лордкипанидзе… Только я боюсь, профессор, – догадалась об ошибке Альбина, – что вы ждете кого-то другого. А мы просто так пришли.
– Просто так? – Рука профессора, протянутая к Андрею, замерла в воздухе. – Вы не комиссия?
– Мы не комиссия, – печально произнес Айно, расстраиваясь от того, как горько воспринял эту весть профессор.
– Тогда зачем вы здесь? Ведь поймите же – это народное достояние! Ценнейшее достояние. Я не позволю такого изуверства! Я дойду лично до товарища Ежова…
Профессор начал филиппику на высоких тонах, но голос его с каждым словом становился тише и неувереннее. Он замолчал и, повернувшись, словно забыв об остальных, пошел внутрь амбара.
Они последовали за профессором, потому что он хоть и не приглашал внутрь, но и не запретил войти.
В амбаре было почти темно, только в одном месте сквозь щель в деревянной стене пробивался красный горизонтальный луч солнца…
Слон не стоял, как принято, а лежал на куче ветоши и тряпок, но он увидел, что пришли люди, и, возможно, как и профессор, надеялся на приход какой-то комиссии – он приподнял голову и шевельнул хоботом, упорно глядя на Андрея маленькими слезящимися глазами.
– Вы его не спасете, если не принять немедленных мер, – сказал профессор, словно обращался именно к комиссии по спасению слона. – Но его спасут ведро портвейна, горсть аспирина и, главное, теплое помещение. Ему нельзя лежать – поймите же, если слон лег, то дело плохо! Неужели так трудно понять очевидные вещи?
– Мы заключенные, – сказал Айно. – Мы не можем помочь. Мы никогда не видели портвейна.
– Я понимаю вашу шутку, – откликнулся профессор, – но я не могу находиться рядом с животными, которых так мучают! Здесь же нет отопления, этой ночью был мороз, наверное, градусов в десять. А чем я могу накрыть простуженного слона?
Слон все понимал, он тяжело вздохнул и попытался что-то выговорить хоботом, но только ухнул и захрипел.
– Потерпи немного. – Альбина высвободила пальцы из рук Андрея и подошла к слону. Андрей хотел было остановить ее, но понял, что это будет неправильно.
Альбина присела перед слоном на корточки, а мужчины стояли неподвижно и слушали, как она говорит слону:
– Ты потерпи, еще немного осталось. Ян нас всех убьет, наверное, завтра, зачем ему тратить на нас горячий суп, правда? Ты еще одну ночь потерпи, бедный мой. – Она прижалась щекой к округлой выпуклости слоновьего лба и что-то еще шептала слону, а тот пошевелил грязной, морщинистой задней ногой, стараясь, видно, подняться, но ничего не вышло.
Потом они пошли наружу. У дверей Айно вдруг вспомнил, остановился, стал копаться в кармане брюк.
– Подождите, – сказал он.
Эстонец вытащил из кармана кусок сахара и подул на него, чтобы сдуть пыль и крошки. Потом протянул его Альбине, которая шла последней, и сказал:
– Если хочешь, то можешь отдать. Это полезно.
Альбина протянула руку и взяла этот кусок, как будто жемчужину, и Андрей увидел, как она смотрит на Айно. И ему стало горько, и грустно, и даже стыдно, хотя он и не мог бы принести сюда сахар, потому что его кусок сама Альбина спрятала за топчан. Взгляд Альбины был несправедлив по отношению к Андрею.
– Ну что вы! – закричал профессор. – Это уж лишнее!
Но возглас его был подобен возгласу матери, которая возмущается слишком ценным, на ее взгляд, подарком для ее ребенка, а в самом деле она благодарна сверх меры.
Альбина вернулась к слону и протянула ему кусок сахара на открытой ладошке. Слон, двинув в сторону хобот, осторожно вытянул треугольную нижнюю губу, и Альбина положила кусок сахара на губу. И странно – слон не хрупал, он начал сосать сахар.
Они вышли из амбара, и профессор сказал:
– Не уходите. Одну секунду.
Он снова скрылся в амбаре, и слышно было, как он там возится.
– Приходите к нам пить чай, – сказала Альбина эстонцу. – У нас с Андрюшей еще много сахара.
И это слово – Андрюша, – произнесенное обыкновенно и мягко, сразу примирило Андрея с Альбиной.
– Конечно, приходите, – сказал Андрей.
Профессор Семирадский вытащил из амбара латаный мешок.
– Здесь бурак и картошка, мне выделяют для животных.
– Ну что вы, – сказал Андрей, – мы не голодные.
– А потом станете голодные, – сказал профессор. – Нам с животными хватит, не беспокойтесь. К тому же ваша дама справедливо заметила, что нас вряд ли здесь долго продержат живыми.
Профессор проводил их до арки, ведущей в зоопарк. Звери узнавали его и подходили к решеткам.
Профессор, оказывается, заведовал кафедрой зоологии на биофаке университета, его арестовали три недели назад и даже не допрашивали, а привезли в зоопарк, где уже были подготовлены к отправке животные. Вместе с профессором было два служителя, но один по пути пытался убежать, и его застрелили, а второй болеет, лежит в фургончике рядом с амбаром – там они с профессором и живут.
Они постояли у выхода, как будто надо было продолжать знакомство, потому что они были приятны друг другу. Андрей сказал:
– Если сможете, то заходите к нам – хоть сегодня вечером, мы живем в синем доме за ратушной площадью.
Профессор отмахнулся:
– Как-нибудь в другой раз. На кого я оставлю зверей? А потом, может быть, они все же пришлют ветеринара и лекарства? Ведь вы допускаете такую мысль?
– Конечно, – сказал за всех Айно.
– И лучше не показывать мешок, – предупредил профессор, – здесь везде есть охранники, только они не всегда очевидны.
Они пошли дальше, а когда Андрей обернулся, он увидел, что маленький профессор все еще стоит в арке под надписью «ZOO».
Тундра была разбита гусеницами и колесами, снега здесь и в помине не осталось – черная открытая земля лучше прогревалась солнцем, и мерзлота ушла глубже. Потому дальше была глубокая грязь, перемешанная с кирпичами, щепками, железками, – то ли подкладывали под колеса забуксовавших машин, то ли этот сор попал сюда случайно.