– Разложим в машине сиденья, – сказал оперативник. – И во второй машине тоже.
– Я в машине не останусь, – сообщил Хмель.
– Почему?
– Потому, – огрызнулся Хмель.
Но все равно надо было объяснить. Иначе они от него не отстанут.
– Тут лес, – сказал Хмель. – Тут черт знает кто бродит. Надо не в машине торчать, как манекен, а спрятаться, уткнуться в траву пятачком и дышать так тихо-тихо, как будто ты вовсе не живой.
– Да кто сейчас тут может быть? – нервно произнес оперативник. – Постреляем к бабушке едреной всех, кто выйдет из леса.
– Пацаны вон тоже думали, что их много и у них есть ствол, – напомнил Хмель. – И теперь вы этих геройских пацанов ищете, да все никак найти не можете.
– А ты что предлагаешь? – спросил второй оперативник.
Настоящий городской житель, он, наверное, впервые в жизни остался ночевать в глухом лесу и не был готов геройствовать, даже имея табельное оружие.
– От машин уйти и затаиться, – стал озвучивать Хмель план спасения в этой жуткой ночи. – Чтобы ни шороха, ни звука. Ничем себя не выдать.
– А поможет? – с неискренней надеждой спросил первый опер.
Это он так съязвил. Хмель демонстративно не заметил иронии.
– Я, например, остался жив, – сказал он сухо.
Прозвучало веско. Против фактов не попрешь. Второй оперативник явно проникся.
– Я тоже думаю, что лучше бы на свежем воздухе, – сказал он.
– А этого ты как будешь контролировать? – ткнул Хмеля в грудь его коллега.
Разнервничался и потому отбросил прочь приличия.
– Вы думаете – я убегу? – изумился Хмель.
Промолчали. Значит, действительно не доверяют.
– Я браслеты на него надену, – после паузы сказал тот оперативник, который ратовал за здоровый сон на свежем воздухе.
– К себе пристегнешь? – осведомился его коллега.
– К дереву.
– Я не согласен! – всполошился Хмель, поняв, что так он окажется беззащитным, и это даже хуже, чем в машине.
Но с ним и разговаривать не стали. Споро заломили руки, отволокли метров за тридцать от машин, и, пропустив у него между руками ствол дерева, замкнули на запястьях наручники.
Оперативник устроился неподалеку. Хмель слышал, как тот шуршит в траве. Второй ушел в машину, с издевкой пожелав им спокойной ночи.
Тот, что остался ночевать на свежем воздухе, шуршал, никак не мог устроиться и вдруг вскрикнул так жутко, что у Хмеля дыбом встали волосы. Хмель рванулся, но убежать не смог. Оперативник включил фонарь. Луч света пронзил темноту.
– Твою мать! – зло сказал оперативник.
– Кто там?! – бежал от машин второй, размахивая пистолетом.
– Тут череп, бляха-муха!
Изучили, подсвечивая фонарем, но в руки череп не брали.
– Старый череп, – сказал оперативник. – Ему лет сто небось.
– Это с войны, – подал голос Хмель. – Тут много незахороненных солдат.
– Я чуть не облажался, – сказал опер в сердцах. – Гляжу – прямо перед рожей. Стремно тут, блин.
Он уже не хотел сторожить Хмеля и тоже ушел ночевать в машину.
Этим двоим, которые ночевали в машине, вряд ли что-то угрожало в эту ночь. Их сторожил Хмель. Он лежал у дерева, превратившись в абсолютный слух, и фиксировал все звуки, даже легкий шелест листьев, потревоженных набежавшим ветерком. Он боялся уснуть, потому что тогда все они умрут – так он думал. Но ничего не произошло, и, когда темнота растаяла и в залившем лес сыром сером воздухе стали проступать черные стволы деревьев, Хмель впервые за эту ночь поверил в то, что все обойдется.
Часов в шесть утра из машины вылезли невыспавшиеся опера. Сняли наконец с Хмеля наручники. Балагурили при этом и подтрунивали над ним. С ночными страхами они уже успели распрощаться.
Позавтракали.
Позвонили Шурику. Тот, как оказалось, уже часа полтора не спал, утюжил местность и кое-что нашел. Велел готовить завтрак, потому что с собой на ту сторону болота они почти ничего из еды не взяли.
Команда Шурика вернулась часа через четыре. Все были грязные и невыспавшиеся.
– Там был джип, – сказал Шурик. – Какой – не знаю. Но следы оставил четкие. Они приехали на джипе… эти, в камуфляже… Там оставили свою машину и пришли сюда по гати. А потом уже, после всего, тот, третий, вышел к машине и уехал. Я видел там его следы.
– Но девушка ведь тоже уходила через гать? – уловил нестыковку один из оперов. – И машина в тот день еще должна была стоять там.
– Маша вышла из болота и взяла левее, – сказал Шурик. – Если бы она вправо пошла, она бы наверняка наткнулась на этот внедорожник.
Днем возвращались в Москву. Шурик задумчиво смотрел за окно, где придорожные деревья выстроились стеной.
– Нет дезертира этого, – сказал он вдруг и обернулся к Хмелю. – Добегался.
– Какого дезертира? – не понял Хмель.
– Ну, этого, который был с тобой в лесу.
– Упырь, – сказал Хмель.
– Почему упырь?
– Мне так привиделось сначала. Из болота вылез, весь в тине, глазищи красные…
– Красные?
– Реально! – подтвердил Хмель.
– Может, болел? – предположил Шурик. – Инфекция какая-нибудь.
– Может, и так, – пожал плечами Хмель. – Но выглядит, конечно, жутковато.
– В общем, грохнули его, – вернулся к главной теме Шурик. – Этот, в камуфляже, его убил. Оказался круче твоего упыря. Переиграл. Может, он тоже какой-нибудь десантник. Помнишь, ты рассказывал, как упырь тебя допрашивал?
– Ну.
– Вот и этот, в камуфляже, я думаю, знает, как допрашивать. Потому что очень быстро он на тебя вышел в Москве. Значит, он информацию получил от упыря.
Домой Хмель так и не попал. Приехали в Москву, остановились у здания, где туда-сюда сновали люди в милицейской форме. Шурик ушел, а Хмель остался в машине под присмотром помятых и заросших щетиной оперов. Те явно тяготились возложенными на них обязанностями. Не будь Хмеля – они бы сдали свои пистолеты дежурному и отправились отсыпаться по домам. Но вот Хмеля дежурному не сдашь. Обидно. Хмель тоже не испытывал к ним теплых чувств. Никак не мог забыть, как ему надели наручники. Такое не прощают.
Шурик появился спустя несколько часов, когда Хмель уже совсем извелся.
– Пошли, – сказал он Хмелю и заглянул в глаза так ласково-участливо, что у Хмеля от недобрых предчувствий сжалось сердце.
Такой неискренне добрый взгляд можно увидеть, наверное, у хирурга, когда он приглашает на операционный стол больного, а сам в благополучном исходе операции нисколько не уверен.
В кабинете Хмеля дожидались трое строгих мужчин в штатском. С первого взгляда можно было определить, что не чета они Шурику. Пыльный асфальт топчут крайне редко, и на брюхе ползать по болоту их не заставишь. Начальство, не иначе. Едва Хмель вошел, эти трое его в одно мгновение сфотографировали взглядами-рентгенами и выставили ему оценку по одним им известной шкале. Вроде бы на их лицах ничего нельзя было прочитать, но Хмель почему-то заподозрил, что баллов он с ходу заработал не очень много.
– Как вы себя чувствуете? – спросил один.
– Нормально, – буркнул Хмель.
Они все-таки видели его насквозь, и поэтому собеседник сказал Хмелю без обиняков:
– Вам еще будет трудно какое-то время. Эта история, в которую вы попали, штука, конечно, неприятная. Но это надо пережить. Мы вам поможем, вы будете в безопасности, – он посмотрел на Шурика, и тот с готовностью кивнул. – Мы его возьмем, этого убийцу. Вы пока живите, как жили. В своей квартире. Вы ее снимаете?
– Да, – подтвердил Хмель. – Снимал. Я не заплатил за следующий месяц.
– Надо заплатить.
– Нечем.
– А с зарплаты?
– Я уволен.
– Ах да, – вспомнил собеседник Хмеля.
Но для него не существовало неразрешимых проблем. Он был из разряда тех людей, которые не замечают возникающих трудностей.
– Я скажу вашему бывшему шефу – он вам выплатит какое-нибудь пособие.
Хмель понимал, что так и будет. Возможно даже, что шеф ему деньги лично на дом привезет. Этот, в штатском, способен доходчиво все объяснить.
– Из квартиры часто выходить не надо, – сказал мужчина. – Только в магазин за сигаретами, к примеру, или за хлебом. А так – все время быть дома. Несколько дней, я думаю. Вряд ли это продлится дольше.
– Что продлится? – насторожился Хмель.
– Пока мы его поймаем.
– А где вы будете ловить? – укреплялся в своих подозрениях Хмель.
Ловля на живца. Да что же за проклятие над ним такое?
– Наши люди будут рядом. Вам нечего бояться.
– Ну уж дудки! – не выдержал Хмель. – Я не согласен!
– На что? Чтобы наши люди были рядом?
– Чтобы я был приманкой!
– Вы не приманка, – терпеливо объяснял собеседник. – Вы – Хмельницкий Александр… Как вас там по батюшке?
– Богданович.
– То есть ваш отец – Богдан Хмельницкий? – приподнял бровь собеседник.
– Да! – ответил Хмель, озлобляясь.
– Надо же, как интересно, – сказал собеседник.
Он издевался над Хмелем, и нечем было крыть.
– Он все равно придет к вам, Александр Богданович, – сказал мужчина в штатском. – Вы ему нужны.
– Я уеду.
– Куда? В Екатеринбург? Так он найдет вас там. В вашем паспорте есть штамп прописки. А паспорт, я думаю, у него.
– Страна большая, – мрачно сказал Хмель. – Я ведь и не в Екатеринбурге могу.
– Будете жить – и все равно бояться. Поверьте мне. Вас этот страх будет изводить. Сойти с ума от страха – это ведь не просто слова, можете спросить у психиатров.
Хмель молчал.
– И я еще раз повторяю: он может вас найти. Я много что в жизни видел, и вы уж мне поверьте – это сильный враг. Мы пока не знаем, кто его учил, но подготовка у него серьезная. Если его учили только убивать – это одно. Но если его так же хорошо учили искать – тогда совсем другое. Тогда он вас найдет…
Он склонил голову набок и смотрел на Хмеля. Куда-то в лоб. Наверное, пытался представить, как будет выглядеть пулевое отверстие в его башке.