официантам явно не угнаться за всеми столами – а столов тут маленькая деревня, но таков уж канон, тут же все родственники со стороны жениха, не позвать кого-то – кровная обида. глядя уже оттаявшим, согретым оком на соседние столы, я вижу как бы вращающиеся круглые зеркала этих семей, там чаще встречаются почтенные, в чёрном или тёмном одеянии бабушки, отцы и деды, кто-то из аксакалов есть в инвалидном кресле, но попадаются изредка и внучки на выданье, серьёзно воспринимающие событие, постреливающие глазками. и круглые столы эти словно вращаются в темпе семейных часов, являя лица, переливы черт из поколения в поколение, меняя блюда… и всем мы им теперь родня!
в силу того, что мы русскоязычное меньшинство, вещание шафера в микрофон по-турецки со сцены и песни оттуда же как бы освобождают нас от трудов понимания, от реакции (что мне особенно приятно, ведь я ещё и спиной к сцене оказался): мы пока отдаём должное турецкой кухне. в какой-то момент официант проносит бутылку водки с серебристо-голубой по прозрачному этикеткой Istanbul – как бы предлагая её и нам, и отчего-то, переглянувшись и с дедушкой нашим, с посажённым отцом, так сказать, мы решаем, что русскому столу это точно подходит. и закуска сменилась подобающим образом: некий свежепродымленный подвид кебаба в сочетании с предыдущей острятиной, вот что нужно, чтоб согреться окончательно.
а водка тут слабенькая, тридцать два градуса, почти и не водка. был такой у нас спиртной напиток девяностых «Огниво», в Пушкинском районе Подмосковья – 35, правда, градусов, вот на него она похожа, со вкусом как бы газированной воды. впрочем, под беседу с Леной да под ветерок идёт прекрасно – и раскрывается быт турецкого среднего класса в её же рассказе. и что детей двое, мальчик и девочка, уже довольно больших, и что муж-турок всё не хочет останавливаться, и желает побольше детей. и что даже брак был не её, а его целью, а она-то так бы тут и работала в сфере недвижимости, и работает сейчас, уж это право женщины отвоевала, но… какое-то в ней остаётся улыбчивое «но».
впрочем, нас манит сцена – еда происходила независимо от конферанса, а теперь пошла та самая музыка, когда полагается танцевать. да и было бы странно так просидеть за столиками всё время… музыканты оказались весьма мобильны: барабанно-скрипичный дуэт, поддерживаемый позади, со сцены синтезатором, пошёл в народ. и мы откликнулись, стали приплясывать – на этот раз жених с невестой глядят на нас, их танец был стартом всему, а теперь и мы зашевелились…
разгоняется набранное как бы про запас тепло по рукам, по ногам. не пляшут пока тёща с посажённым отцом, а мы с Леной двигаемся. вскоре всё же наш круг танцующих расширяется, а из меня тощий скрипач словно бы разок подцепив мелодичностью – начинает вытягивать цыганскую душу предков по деду. не то, чтоб он играет как-то прицельно и в сторону «белой вороны», которой я кажусь сугубо в спектральном плане среди гостей… но почему-то эти переливы в минор и обратно будят во мне чёрт знает какие архетипы. и не потому что русские обязаны на свадьбе гулять – а потому что вслушиваясь в скрипку, я ощущаю всю широкую эту свадьбу-атмосферу, которая действительно начала объединять нас с этой «турецкой деревенькой», сидящей угрюмо за столами. большинство-то глядит на наш пляс из-за столов, но даже наблюдением участвует больше, чем раньше. и вот, как этап танца я откуда-то вызволяю из глубин национальных плясовых архетипов, что надо откликаться на заворожившую тебя скрипку – наступлением на скрипача. и так стараюсь изгибисто и изобретательно к нему выплясывать…
смешной гость из России! не знал ты, что такие «вызовы» скрипачу – может, ещё с тех, дореволюционных посиделок купцов или прочей буржуазии, означали только одно: «сыграй-ка мне лично, а я спляшу!». да и не цыгане вам тут играют… и реагирует скрипач, как полагается в таких случаях – кивком восходящим, почти как шпана у нас: «ну ты чё? ну и чё? чё-то сказать хотел или мне послышалось?» взгляд этот читается безошибочно. я-то думаю, может, как-то недоплясываю? а тут в другом, конечно, дело. тут уж, коли «гуляй, Москва, разговаривай, Расея» – надо соответствовать образу. при каждом моём искреннем порыве к скрипачу – добрые, гостеприимные турки, новая многочисленная родня, сыплют ему под ноги бумажные денежки, включая евро. сыплют за меня – ну, не знал наших обычаев… однако заносчивый взгляд скрипача-янычара не смягчается. он словно договаривает: «чё ты думаешь, надел белый костюм, так можешь тут командовать, чтоб я тебе нахаляву подыгрывал индивидуально – да будь у меня не смычок в руках, а ятаган, то я бы тебе вот так – вжжжик! и секирбашка, как под Шипкой твоим далёким сородичам…»
пока мы забавляли свадьбу незнанием плЯсово-финансовых традиций кутежа, и своими почти присядочными па с обязательной отбивкой ладонями по коленям и штиблетам, произошла перемена блюд, и нечто дымящееся – мясо или рыба, как рассказали посажённый отец с тёщей, которые выбрали правильно зятю мясо, – прибыло на тарелки. и мы с новым удовольствием принялись за еду, острые разносолы и вино, чередуя его и с водочкой, поскольку снова хотелось греться – без движения вернулась прохлада… тёща глядит на меня с некоторой гордостью за активность (хорошо выступаю за сборную Сибири), но и с опасениями по поводу излишней общительности с Леной. но что поделаешь, если такая она сама разговорчивая? мы даже в туалет пошли за компанию, точнее, я вызвался проводить как джентльмен – ну, не отпустишь же даму в подпитии в сторону туалета, который обнаружился во глубине кипящей работой полуоткрытой кухни. Ladies first – пока жду Лену, ощущаю, что кухня – суть отражение того спокойного многолюдного пребывания на почти футбольном поле, здесь готовится всё то, что должно поступать непрерывно за столы, и чтобы было так – царит организованная суета. а мы барски пролезли сюда в поисках туалета…
Лена, кокетливо улыбаясь и повиливая широкоформатным, надёжным тазом – пошагала на поляну, а я сбросил водяное давление.
по возвращении обнаружил явление уникальное, выкатывающееся из-за сцены – многоэтажный круглый торт-пирамиду, который как бы за верёвочку, как детскую машинку или как верблюда – выводят из стойла-укрытия жених с невестой. однако при приближении к гигантскому, подозрительно белому торту выяснилось, что он – муляж, пластмасса или даже целлулоид. это всё для фотосессии. так тут принято… да и только ли в этом бутафория?
свадьба превращается в действо для кого угодно, кроме поженившихся. наша ресторанная деревенька потянулась было к торту, но её тоже нашли, чем превентивно занять – подняли в ритуальный пляс. то есть не пляс в нашем смысле, а весьма и весьма степенное такое движение. поскольку мы уже как бы представились пляшущими всем гостям, теперь отсиживаться тем более нельзя. и вот весь наш стол вовлекается в «танец Аиста», как его нам перевели, смысл танца почти библейский: «веселись, юноша, в годы юности твоей, но знай, что за всё это приведёт тебя господь на Страшный суд». не так, конечно, страшно, но вместо суда – работа, работа мужем, работа женой, работа отцом, матерью. вытанцовывается это так: сперва все пляшут по кругу, как бы хороводом и максимально вольно, и музыка соответствует, а потом – по сигналу замедляющейся в минор музыки все вытягивают правую руку высоко, вторую делают хвостиком, и как заботливые о своём потомстве аисты шагают всё тем же кругом, друг за другом, аккуратно, ритмично, строго по кругу, несут в клюве условную ношу свою, Семью. и такие разные тут аисты – слава богу, Лена на этот раз не танцует (пораньше сбежала – дети дома ждут и строгий муж), но ощущение её талии и даже таза под рукой у меня почему-то осталось… танцуем на этот раз – все, и турецкие мужчины, преимущественно аистЯщие, и вся российская делегация. поскольку этот танец – как бы наша жизнь, мы себя самих и изображаем. и покорность судьбе и заботам выражается всеми с разными оттенками, но одинаковым пониманием… серебристые костюмы мужчин дают смешные складки при аистЕнии.
давая нам передохнуть и снова у столов вина глотнуть (чокнуться с тёщей, поздравить законным браком без лишних уже слов), массовики объявляют следующую серию – наконец-то дары жениху и невесте… вдыхая медленно влажнеющую, свежеющую турецкую ночь, я гляжу левее в небо и постепенно улавливаю там помигивающие красно-зелёно огоньки самолёта. из которого наше торжество видится, наверное, как бусинка, искусственный жемчуг в скомканном ожерелье городка посреди сумрачных гор. «везде жизнь» – думают они в самолёте, и не ошибаются. везде семейные ценности и сценности… к сцене выстраивается длиннющая очередь. а нам надо дойти до привезшей нас машины и выгрузить пакеты, для чего я идеально гожусь. пока ходили-судили-рядили, угодили в самый конец очереди. каждому подносящему дары – микрофон в руки. бедные наши жених с невестой! они, как-то виновато-утомлённо улыбаясь, уже напоминают новогодние ёлки – такова традиция! – на них вешают денежки, турецкие и евро, в основном. суют в карманы, вешают на скрепках… язычество? культ карго? и каким бы ни был костюм – он становится только фоном для денежной аппликации, для самой буквальной констатации высшей ценности денег в мире «семейных ценностей».
нет, мы всё же лучше задумали – из Москвы привезли розовый ларец для драгоценностей и саму драгоценность, причём семейную. о ней в микрофон и рассказываю, а сама невеста переводит… так странно звучит в ночной акустике тут русская речь!
теперь, отдарившись, мы вновь у столиков. кто-то начинает собираться уже, но нам предлагают чаи или кофе – по-ресторанному, то есть со сладостями на выбор… мы решаем всё же чаю глотнуть в качестве стремянной. и, ожидая зелёного чаю, опять гляжу в идеально чистое небо, откуда нас опять видят, наверное, часто пролетающие в самолётах сограждане – видят огоньки свадьбы как нечто чудесное и иностранное, а мы даже тут есть, не только на пляжах, фром Раша…
турки зовут непременно фотографироваться – подвыпивший белокостюмный малый очень понравился им и теперь переходил вроде сувенира из композиции в композицию. милые, дружелюбные турки, мы наверное кажемся им красивыми и тоже добрыми – каковыми безусловно являемся, но этого не понять за вечер… целая деревня родни у нас теперь. но пора и честь знать – запрыгиваем в подзываемый хозяином футбольного поля-ресторана автомобиль, и едем в гостиницу значительно быстрее, чем оттуда церемониально ехали сюда. звёзды над стадионом так и не погасили, ночь теперь там властвует, ей и решать.