ечеру, у высокой гостиницы. номер моей тёте выдали, конечно, однокомнатный, но с двумя кроватями, а ещё дали раскладушку, но на ней устроился вовсе не я, а она – на лоджии, там прохладнее. на ночной пляж решили не идти: возня с оформлением в гостинице забрала много времени, уже захотелось спать…
выполняя поручение своего отца, Алексей повёз нас на Ахун-гору – ночью что там увидишь? но – законы гостеприимства! болтая туда-сюда наши хмельные угарные головы на грани тошноты, машина забиралась всё выше, пока не достигла поразительной тишины. этому и ночь способствовала… мы оказались в молчаливом облаке. когда-то, в пятидесятых, сюда же, с мамой и тётей бабушка ездила, угощала их (узнаю лишь по возвращении) в кафе у подножия смотровой башни. башню в тридцать шестом по поручению Сталина построил малоизвестный архитектор – с элементами национальной оконности, но и конструктивизма. смотровая вышка в поднебесье: интересно шагать по светлокаменным полированным ступеням, где не раз ступал и сапог Кобы. о чём он тут думал в тридцать седьмом и восьмом, первопроходцем? курил ли свою трубку? мне кажется, нет – не курил рядом с облаками. вглядывался орлиным оком в дали и думал о коммунизме – как строя такие вот изобретения, создавая технические условия, перековывать советскую часть планеты в новый народ без господ. а ещё без предателей, фракционеров и вредителей – сложно, почти невозможно лезть в эту высь. но лэнинские ступени теории и практики уже есть, квадратура башни обшагивается легко, только знай, шагай всё выше и выше… этаж перед выходом на самый верх – не менялся с тридцатых, не сильно износился – видимо, погода тут даже зимой добрая, климат не изъел стены, продувное пространство. внутренние лестницы обыкновенного тёмно-серого бетона, такие же, серийные были в рабочих пятиэтажках этого же тридцать шестого года рождения и в Москве, на улице Рабочей, например… лишь взявшись за перила самой верхней вышки, углолестницы в небо – понял, что мы в облаке, настолько влажным оказался металл. в ночном спокойствии показался бриллиантовыми дорогами своих долин Сочи, морская неразличимая даль, а слева огоньками Адлер, куда через полчаса и вернулись. в честь нашего восхождения возле сочинской кинопоказной площадки раскрылись малые цветы салюта, пару раз.
…крутые сочинские склоны мы увидели из номера уже в фиолетовой дымке сумерек, но фуникулёр слева вдали разглядеть можно было. этаж у нас шестой, как дома. внизу – за зелёной сетчатой оградой автостоянка, собачки бегают, мужики курят. жара подходящая, чтобы спать тёте на лоджии, она и в Москве так делает… «С добрым утром» – бежевый тюбик зубной пасты фирмы «Свобода», я произносил это название уже в четыре года, слитно, но с ударением – сдобрыМУтром! на тюбике – цветик-семицветик, похожий отдалённо на будущую фестивальную эмблему, что появится через год, через большущий год… умывшись, почистив зубы, спускаемся на лифте теперь уж точно на пляж – он тут рядом, надо лишь выйти из стеклянного фойе, не забыть наши карточки, которые при возвращении меняют на ключ с замусоленной деревянной гирькой. путь к пляжу – налево, как раз мимо отделанного песчаником полуоткрытого, летнего театра, в котором тётины воспитанники будут выступать. и вот уже с высокой лестницы через сосны видно долгожданное море, на пляже галька – но что эта маленькая помеха по сравнению с Морем?! тётя с мамой отправились сразу же в дальнее плавание, водичка с утра прохладная, мне купаться ещё нельзя до полной одури, я жду на берегу, наблюдаю их красивое синхронное плавание – словно две гимнастки, их плечевая сила над кромкой воды, на фоне серого горизонта. плывут брассом, уверенно, дальше буйков, так, что можно из виду потерять… купающихся ещё мало, камушки не прогрелись… я привык ревновать тётю к воде: в том самом Калистове, где научился произносить название зубной пасты и пользоваться ею – но уже когда снимали не возле пруда, а подальше, не у Марь Лексевны, а у Надежды Филипповны. «Ты уже купалась?!» – обиженно заявлял я с кровати, догадываясь по светло-зелёным крапинкам ряски на мокром пузе Наташиного Феди, чёрной гладкошёрстной дворняжки, который следовал за ней везде. она успевала утром, гостя у нас, прогуляться и искупаться, иногда я напрашивался со своим бело-оранжевым надувным полупрозрачным кругом – вот и сейчас он, конечно, со мной. но до поперечного волнореза – можно и без круга. наконец, они вернулись, полчаса плавали – теперь моя очередь бултыхаться, пытаться по-лягушачьи ногами работать, синхронно. мама поддержит, поучит…
на Ахун-горе бывала и бабушка с мамой и тётей, кормила их в здешнем ресторане на улице – видимо, на том же месте, где сейчас западно-рекламные зонтики и ночная тишина с барахтающимися в воздухе, словно огромные насекомые, летучими мышами. спустились с Ахун-горы как-то быстрее и спокойнее, и вскоре уже были в Адлере, в гостинице, на открытом, верхнем этаже нашего корпуса. подсвеченная отовсюду ночь видна идеально – частные дома, приспособленные под многокомнатные, сдаваемые в гостиничном режиме, выстроенные на прежних участках мини-гостиницы, строящиеся и пока мрачные махины уже вроде той государственной, что открылась нам тогда, впервые. всего этого и в помине не было, когда проезжал тут в восемьдесят четвёртом наш «Львiв» – лишь деревенские домики с голубыми рамами и пёстрыми садами. конечно, не прошлогодняя олимпиада принесла сюда разом гостиничный прогресс, но десятилетия капитализма, вырастания на частных участках частных инициатив – и адлерская полоска от аэропорта до Сочи стала точно таким же Сочи, в некотором смысле… варианты заселения семей, прибывших на свидание с морем, тут всевозможные: и горизонтальные, вроде комфортабельных бараков, и вертикальные, как наша «Янаис», греческое имя, сродное армянскому «Анаит», наверняка… что-то грустное есть в этом густонаселённом горизонте, где проблескивают часто садящиеся на тот самый аэродром самолёты, привозя новых вожделеющих моря и солнца… сверху легко заглядывать на балконы двух– и трёхэтажек, видно плиточное покрытие их полов даже, местами со вкусом. в щедро освещённых комнатах пока никто не резвится: молодёжь на прибрежных дискотеках, поршневое переливание соков начнётся позднее, а мне ещё надо порасшифровывать тюремную прозу товарища Соколова (делать это буду сидя на унитазе – чтобы не тревожить светом спящего в однокомнатном нашем номере коллегу). и надо отправиться в последний день в Сочи – искать тот пляж, театр и гостиницу, всё моё первосочинское…
…открытием едва ли не более ярким, чем море и пляж, что пожирали практически дни напролёт с небольшим перерывом на обед, – была автостоянка под нашей лоджией. точнее – её четвероногие обитальцы. оказываясь в номере надолго, я украдкой выглядывал за пределы лоджии и всякий раз наблюдал очередную серию романтических в полном смысле отношений местной косматой чёрно-белой собачонки жучкиных масштабов и высокого чёрного рыцаря-кобеля. они носились меж «копеек», «четвёрок» и «лад» (разницу знают автолюбители – пикап был экспортный, поэтому «Лада») вместе с бродячей массовкой, табором, эти друзья человеков, и время от времени, иногда даже синхронно продолжали свой род. очередь дожидалась. грузины, из здешних сезонных бомбил, ржали в голос от сюжетных поворотов – иногда чёрного рыцаря атаковал пыльный на вид соперник, и Жучка, огрызаясь, вынуждена была отдаваться ему. однако и рыцарь находил, с кем тут же изменить Жучке. но любовь на этой автостоянке была только у них, иногда и Жучка за ним бегала, скандально лая… «А он там собачьи свадьбы изучает» – как-то объяснила тётя моё внимание к автостоянке. но дело было, конечно, не только в псиных страстях, что погорячее шекспировских оказывались – если знать предыдущие серии, следить… за лоджией, от автостоянки до фуникулёра, представал курортным горизонтом заманчивый взрослый мир, где соитие собачье лишь подтверждало аналогичность человечьего, которое начинало занимать мысли младшего школьника. бомбилы испытывали зависть к этой несвятой простоте отсчёта удовольствий, что-то хохмили по-грузински, могли иногда запустить гаечным ключом в рыцаря, где-то всё же его ревнуя к королеве автостоянки… оказываясь на пляжной сковороде, я украдкой глядел и на вертикальные минусики безгрудых и безтрусых девчонок, что, младше меня, разгуливали по гальке под присмотром родителей, – ощущал природную предопределённость, обдумывал её даже, но ещё никак не реагировал на это специфически.
в день отъезда, ещё даже с ночи – полил дождь. казалось, так и весь день пройдёт, и мой рейд в места детства потребует зонта. но традиционный наш выход на пляж района «Известия» состоялся без дождя, он деликатно отступил. улицы Чкалова и Просвещения, на которых вырастание частных гостиниц, кафе и магазинов всё более напоминает Турцию – логика товарности и «производства услуг», – и всё менее тот, первый мой Сочи… наша мужская компания-четвёрка решила накупаться с запасом – даже с бетонного волнореза понырять. я сделал традиционный заплыв до буйка и немного к волнорезу, нагляделся через очки в мутно-голубую глубину, на серые волны, наелся солёной воды и даже нажарился. и – конечно же, тут она и должна была выйти, очередная Афродита. из волн, пошатываясь на уступчивой гальке – плавание сдвинуло лифчик так, что один широкий ореол выглянул, словно рассветное солнце из-за морского горизонта. обширный, тяжёлый размер потребовал немедленно поправить положение, и это задержало её выход на берег. упитанная, но пропорциональная девушка легла рядом с сестрой, которая, тоже шатенка, уже без неё начала изящнонОго загорать топлесс, аккуратно прикрыв ладошками соски. но здесь-то прикрывать надо больше – сестра постарше и пополнее, как-то уже привычно, поочерёдно выдернула чаши купальника из-под ладоней и ими же прикрыла вожделенное богатство, не проронив в поле видимости пляжа из ладошек ни капли бордовости. тёмные очки позволяют переводить взгляд незаметно, однако я всё же привстал, глянул окрест, чтобы сменить тему наблюдений – и ощутил какой-то пьяный прилив в голове, волновое ускорение сердцебиения, именно что волнение, едва ли не солнечный удар. что есть у них – кроме вот этой власти? власти-напасти: природно намагниченного желания целовально припасть к этим мягкостям и ударно засевать в них удовольствие, хоть прямо на глазах всего пляжа – вот силища веков! вот за что люблю я эти самые философские площадки, пляжи, гальку или песок: всю эстафету возрастов и поколений тут видишь без усилий, всю механику и мотивацию, до одури легко… спасибо дождику, он освежил и напомнил – день-то рабочий, пора лезть в Сеть, то есть шагать в «Янаис», доставать ноутбук.