с проходной позвонил в цех, постоял на первом этаже «Красной звезды», оценил как тут поливают цветы и фотоподборку довоенную и военную, скоро же 9 мая. передал пакет документов (это и есть «газета» – в том бюрократическом смысле, который от меня сокрыт, а макет её пересылается электронным образом). часто из цеха приходит не сама бухгалтерского вида тётушка «экспедиция», а любой рабочий, иногда вдвое младше меня – отчуждённо берёт документы, а я провожаю его взглядом от турникета, перевожу с затылка гонца взгляд на серые квадратные часы в торце проходной и понимаю, что в детский садик ещё успеваю. надо же забрать оттуда махонького человека – а делать это лучше в половину шестого или в крайнем уж случае без пяти шесть, прямо с прогулки и строго до ужина (там молочные продукты чаще всего и сдоба, а ей всего этого нельзя). сам помню, как тревожно становилось, если с прогулки уводят обратно в сад, а не родители домой – только у меня сад был во дворе дома, а тут с Петровского бульвара идти ещё на Каретный… всё впритык, но это и приятно: папа работает, папа спешит, встречая узнающий взгляд серо-зелёных глаз, принося с собой радость старта домой, это тоже столь чётко знакомое, памятное мне «с той стороны» озарение.
двадцать минут на путь от «Беговой» до «Пушкинской» и от выхода из «Чеховской» пешим бульварным броском до садика. на маленькой прогулочной площадке или ещё в раздевалке – забрать. а потом – прогулка домой дворами, иногда и мама нас догоняет или раньше меня уже собирает чадо, а она это делает лучше, тогда нам всем веселее и уютнее. нужно ещё не забыть со шкафчиков детской одежды, как раз почти над нашим грибочком – квитанцию об оплате, и вовремя заплатить, а то зарплаты воспитательницам (полноватой блондинке Ларисе Ивановне и одутловатой брюнетке Галине Петровне) не начислят, у них тут всё строго, как и они сами. особенно Галина Петровна – старая школа. садик основан (некогда с бабушкой моей работавшей) Надеждой Константиновной Крупской – кажется, Галина Петровна с тех пор и работает, когда в реквизированном флигеле («людской») и конюшнях усадьбы Татищева сделали сад для детей красных командиров. конечно же, нет, и Галина Петровна помладше моей мамы будет, но историей своей детсад гордится – на стендах у входа (откуда бы я её узнал?), и воспитывают детишек в правильном направлении…
кто бы рассказал о башнях Кремля и звёздах в их средней группе так, что по весне моё дитя, гуляя со мной, очарованно глядело от книжного магазина «Москва» вниз на Манежную и на Никольскую башню с неподдельным, первооткрывательским интересом? кремлёвские звёзды рубИнят… это они, воспитательницы наши, пропагандистки – скорее всего, Галина Петровна. бывает и сурова, но справедлива всегда: строгая, не цацкается. в них много советского, в Галине Петровне активное (порядок и равенство), в Ларисе Ивановне – пассивное (простоватая приветливость ко всем, никаких привилегий, угощает даже нас, родителей чем-то из ужина, если забираемся последними и остаётся).
а нынешним утром мы традиционно вместе с женой отвели доченьку к восьми, успели попить кофе на Большой Дмитровке в «Му-му», и вот я в редакции на Цветном бульваре – в идеальном для того чтобы заняться прозой состоянии, но с небольшим недосыпом, слегка взболтанным кофейным допингом. никого ожидать в ближайший час не стоит, а сколько бы мы ни шатались по центру – жене надо к девяти направляться на Никольскую в свой Левада-центр, мне – к рабочему файлу романа-эшелона. можно было бы и дома писать, но зачем? парадоксальным образом пишется роман-эшелон, двигается к пятой главе хорошо тут, среди суеты, но и утреннее затишье приятно. начал я его ещё в Томске, и вот второй уж год пошёл работы, с перерывами…
главное – не поддаться кофейной энергорасточительности и сетевой суетливости по мелочам, открыть файл, а там уж всё само собой, с правок начнётся. родные словосочетания за уши притянут к себе, затанцуют дальше… за спиной моей коричневые, болотно-зелёные и синие подшивки «ЛитРоссии» с шестидесятых годов аж – вся эта полувековая толща запечатлённых периодикой недель, томов двадцать, – как бы подталкивает и подглядывает, старыми косными корешками-клеями попахивает. обычно шумы немного отвлекают, субарендаторы гремят дверью, курят на улице, топают по лестнице, что тоже у меня за спиной, за толщами подшивок и стен, – но сейчас на удивление тихо. среда… тираж номера уже отпечатан, и отдел «экспедиция» с утра его развозит по московским адресам и вокзалам, откуда он поездом попадёт в ряд городов, чтобы в пятницу (день официального выхода еженедельника) быть уже в ларьках. самое время пописать в следующий номер или в свой роман-эшелон.
погружаюсь в родные неокрепшие абзацы и даже удивляюсь тому, как быстро спорится продолжение и уточнение их, благо интернет под рукой. проработав так минут сорок, слышу, как кто-то ломится во входную дверь, а она на слабом магнитном замке. замок, видимо, поддаётся, потому что шум движения от двери входной приближается уже к моей.
как-то наискось и тихо, но при этом резко приоткрыв дверь нашей «приёмной», в дверном проёме возникает крупный брюнет в кожанке, топчется:
– Это офис, вы здесь работаете?
– Нет, это не офис, это редакция, и я тут работаю.
(издали, от двери брюнет северокавказской наружности показывает своё удостоверение и говорит, что он из угрО, оперуполномоченный)
– Дом тридцать два, строение три? Редакция? А где офис? Вас зовут не Александр?
– Меня зовут Дмитрий, могу паспорт показать, я тут редактор отдела. Офисов тут нет, тут только редакция – вон, видите, газеты печатаем и продаём.
(часть пачек свежего тиража действительно навалена башней на чёрном кресле рядом со мной, а под ним ещё номеров так пять предыдущих, в заполиэтилененных пачках)
скользнув враждебно и потерянно по книжным шкафам взглядом своих широко, как ноги, расставленных глазищ, опер поспешил удалиться, матерясь. полез по лестнице… надо же, иногда и книжные шкафы – подспорье. так упорно отрицал я наличие офисов по одной важной причине: официально тут газета не живёт с марта, город не продлил льготную аренду. то есть субаренды тем более не может быть никакой, и мы не только сами зарубили себе на носу, но и самим субарендаторам сказали строго-настрого на любые вопросы незнакомых людей и тем более всяких властей отвечать, что они работники газеты. специальные таблички-наклеечки чуть не на каждую дверь сделали с кучей названий отделов, которых нет, потому что газету делают пять человек, помещающиеся в четырёх комнатах, а не всё трёхэтажное здание.
следом за опером возник в проёме двери Хуршет.
помните фильм «Амели»? он просто вылитый однорукий Люсьен из овощной лавки, – гастарбайтер, подвизающийся кем-то вроде сторожа-завхоза, спящий под лестницей у нас, получающий только наличными и нерегулярно за службу свою нелегал. «Ассириец» – как прозвали его мои коллеги-старожилы. он в некоторой оторопи пребывает и растерянно улыбается:
– Это кто? Что делать?..
– Да браток какой-то, бандит с ксивой, звони в ОВД. – Потянувшись отвечаю я без тревоги, с ленцой.
об этом мы тоже договаривались в коллективе не раз: желающие по уже объявленному городом тендеру произвести в этом здании капермонт фирмочки будут засылать разных гонцов, включая приставов и ОМОН, никого пугаться не надо, и по любому поводу вызывать участковых, которые в курсе наших дел и на нашей стороне. ещё являлись контролёры из Департамента городского имущества – и вот они-то заподозрили субаренду, так что стойкость в определении того, что тут есть, была проявлена мной верно. другое дело, что надо об этом известить хотя бы нашего гендиректора, а по сути завхоза-верстальщика, Дедушку (за бороду получил от коллектива кличку), александЭра, как я его прозвал.
звоню, сообщаю, и продолжаю свой труд в компьютере. тем временем матерящийся опер спускается по лестнице, нагло громыхая входной дверью покидает наше здание. какое может тут быть уважение к «представителям власти»?.. ведёт себя как дебошир, только не пьян.
ещё минут сорок работаю в тишине, только телефон иногда отвлекает – но это отчасти приятно, я исполняю тут и функции приёмной, бывают дружеские звонки из Кемерово, из Москвы тоже кто-то жалуется иногда, что какой-нибудь номер не доставили, записываю, передаю потом АлександЭру… на рабочем месте оборудовал я себе сносный комфорт – под рукой и чай, и лимон, и смартфон. всяк сюда входящий из своего угла видит мой (наискось, дальний) угол и я оказываюсь как бы тем, к кому пришли на приём. раньше тут сидела милая Наташа сочинского происхождения, ушедшая в декрет, от неё в ящиках стола остались кремы для рук, после мытья посуды они кстати. за мной – авторитет подшивок газеты на металлическом стеллаже! некоторая тревога от явления опера всё же зависла, но я пишу – там тоже тревожно, в сюжете, состояние подходящее…
из состояния выводят два обстоятельства: спровоцированный кофием голод (он в «топке» сжигает завтрак с удвоенной скоростью) на творожно-сдобные изделия и появление Александэра (он тоже бывает по средам, но обычно попозже – а сейчас ведь тревога, аврал). тут уже придётся сделать перерыв на чаепитие, для чего – сбегать в ближайший магазинчик, он как раз в основном здании бывшей «Литературной газеты», сплошь набитой теперь субарендаторами. гребёт как собственник шестиэтажного здания теперь со всех них бывший завхоз «ЛГ» Головчанский: здание всесоюзной газеты оказалось в руках одного человека, тайны приватизации у нас под боком, но и мы «ходим под богом»… на выходе из нашей «пристройки» (на самом деле, наоборот: к ней и пристраивалась Литгазета в 1930-х) как раз и встречаю вооружённых АКСу наших районных полицаев из ОВД в мрачной форме и настроении.
– Ну, что у вас случилось?
– Да со странным удостоверением шастает тип бандитского вида, двери едва не ломает, какой-то офис ищет…
ассириец ведёт насторожившихся участковых за здание (там ещё один подъезд), а я обхожу наш домик с другой стороны, где двор Литгазеты. какой она была в оригинале, эта конструктивистская прозрачная проходная, то есть когда не водилось тут у входа всех этих делающих бизнес мужичков с вэйпами и трубками, а были стенды самой газеты для тех кто не покупает, но читает стоя, – я теперь не узнаю. в маленькой стеклянной выгородке на проходной слева, ст