третий лагерь имеет предысторию. сперва бабушка повезла меня на Кропоткинскую. обычным порядком: сели на «пятнадцатый-тридцать первый» троллейбус, как по-семейному назывался маршрут, доехали от Петровских Ворот почти как до тёти. перешли широченную улицу, и по аллеям периметра бассейна «Москва», всем видом, и особенно центральной вышкой призывающего таких, как я, ставить новые спортивные рекорды – пошли в неведомые края. за кущами и узенькой улочкой обнаружилось двухэтажное здание с видом на «Дом на набережной» через Москву-реку – какие-то дружественные бабушке, спортивно-профсоюзные ведомства, коридоры, фанерно отделанные, как прачечная, с бодрыми стендами…
мы зашли в дальний, закуточный кабинет (с печатными машинками, но не как у бабушки, а побольше, кажется, «Ятрань», и с переходящим красным знаменем, замеченным мной у окна) – зашли познакомиться с тётями и дядями. бабушка меня показала, потом, чтоб не скучал, а она могла бы насладиться роскошью человеческого общения – отпустила на улицу погулять, во дворике с боковым видом на кущи и голубые плиточные просветы «Москвы». мне показалось, что у ведомства чуть ли не огород свой, так этот весенний пейзаж с серым домом за рекой напоминал что-то дачное (какое-нибудь дворянское гнездо было до революции). и времени казалось – с избытком. и место незнакомое. я гулял и дышал, не скучал, педантично топчась по дорожкам дворика и воображая пионерлагерь с бассейном наподобие «Москвы» и прочими спортивными чудесами. минут через сорок, наговорившись и навспоминавшись вдоволь с теми, кто наверняка знал моего легендарного деда, который для спортивной Москвы много сделал (придумал «Лужники», например), – бабушка весело вышла из старинных коридоров ведомства, и мы поехали назад. с железной договорённостью, что в лагерь я еду. и не просто в лагерь с бассейном, а с целым морем!
отправка в лагерь происходила от того же квартала, где велись бабушкины разговоры-переговоры, но выше от Москвы-реки – напротив Музея изобразительных искусств им. Пушкина (цветаевского). я так тогда и понял, что устроен этот дом-квартал (сейчас там Глазунов воцарился) вполне логично: ближе к Москве-реке подают заявки, а тут уже распределяют по автобусам. но сперва, когда мы прошли доску почёта и вошли с мамой в залы дома культуры профсоюзов, с колоннами и высокими потолками, надо было пожаловать на санэпидем-осмотр за столиками. всем пионерам осматривали волосы и ногти – мои пришлось чуть подстричь, что показалось немного стыдным. кому-то рядом выковыривали грязь из-под ногтей сами родители… но вскоре мы расселись по рейсовым, белым, красным и жёлтым ЛИАЗам-автобусам, помахали родителям, и гораздо торжественнее, чем от Библиотеки Ленина, при всё таком же щедром солнечном свете отправились. перед колонной гаишники на белой «Волге», позади, замыкающие – на синеполОсом бежевом жигулёнке. а мы бесценным грузом посредине – по Кропоткинской улице до Садового кольца и оттуда уже до Курского вокзала. такие процессии не раз и не два на Садовом встречались ближе к лету: перекрытое движение, едет будущее Советского Союза… из автобусов организованно, строем с чемоданами мы через стеклянный вокзал проследовали к поезду, погрузились и поехали.
весь вагон, и не один – уже пионерлагерь. такого ещё не бывало. поездка обещала самые невероятные приключения и впечатления – как в детских фильмах нашей поры, как в модном кинофильме «Выше радуги», которого я ещё не видел… начали знакомиться, дурачиться, даже в города и карты играть, простыни развешивать над полками – в общем, захват вагона затейливыми отроками и отроковицами продолжался оба дня нашего пути в Евпаторию. название города говорило мало – знал лишь, что это то же самое Чёрное море, единственно знакомое мне благодаря поездкам с мамой и папой, исследовательницей Венеры и штурманом Чёрным.
первый коллективный ржач, который сотрясал наш пионер-вагон минут пять, случился на станции «Саки». ну, что может быть ещё смешнее в этом возрасте, в средней школе? разве что хорошо рассказанный анекдот – в чём мы тоже успели, отвлекаясь от жары, посоревноваться-поделиться. и уж тут про Василия Ивановича, конечно, были, а у кого-то и посолонЕе, – как у меня, просвещённого уже родным балетно-эстрадным двором и Жэкой Стычкиным (у него, а точнее у отца его, имелись целые кассеты с анекдотами, рассказанными с красивым одесским акцентом). но в поезде мы ещё толком не познакомились. помню лишь покрывающее все впечатления от попутчиков и попутчиц обстоятельство, что одеял нам не потребуется, – что выяснилось, когда я по привычке спросил у вожатой-провожатой, чем укрыться. нет, в летних поездах и на югАх – лишь простыни…
по дороге что-то бараночно-ирисочное клевали из запасов в чемоданах, угощали, удивляли друг друга, чем умели, но главным нас кормили, доставляя в стальных глубоких тарелках с крышками из вагона-ресторана полные обеды.
что мы пили тогда – компоты, чаИ, минералки? ничего не помню – только радость и прыгучесть от окна к окну, из купе в купе плацкартного вагона, наиболее подходящего для пионеров-гимнастов. и ещё потёртую розово-сеточную «рубашку» чьих-то карт припоминаю, уже игранных.
на станциях выскакивать разрешали, но под строгим надсмотром вагоно-провожатых. перекличка проводилась утром и вечером. мы ещё не поделились на отряды, так как лагерь всесоюзный, и там дети отовсюду, а нас поделят окончательно только там. на утреннем вокзале в Евпатории нас тоже ждали автобусы, но уже бежевые «Икарусы», которые повезли вдоль побережья (каждый раз, видя море, весь автобус мы оглашали визгами радости: эмоциональность вошла в моду ещё в вагоне) и Луна-парка (впервые тут услышал такое название). дорога заняла минут сорок, а мы всё пытались угадать издали, песок тут или галька, и какие здания среди песчаных пляжей достанутся нашему лагерю в цепи замысловато-угловатых курортных построек, белеющих и сереющих справа по медленно изгибающемуся косою заливу…
саму Евпаторию мы практически не заметили, не разглядели, всё внимание было обращено к морю… проехав серию равнинных колхозов, санаториев и пионерлагерей, мы сквозь торжественные металлические ворота зарулили на территорию Всесоюзного Пионерлагеря имени Олега Кошевого. выгрузились из автобусов и получили команду организованно следовать с чемоданами в центр лагеря, где проходят линейки. после акаций и пирамидальных тополей, которые успели на колхозных землях затмить наши впечатления от моря – мы жаждали увидеть уже тот участок пляжа, что достанется нам… но сбор на бетонных плитах под флагами республик СССР – оттягивал вожделенный момент. деление на отряды по спискам несколько затянулось, однако мы уже унюхали, где тут столовая. вскоре я и несколько незнакомых парней получили команду следовать вдоль столовского корпуса, который одновременно был и жилым. нам хотелось поселиться поближе к столовой, однако не всё оказалось так просто.
мы простояли некоторое время у первого корпуса, уже наблюдая как заселившиеся пионеры седлают окна, машут нам и достают пионерскую форму, но… получили новую ориентировку – идти за вожатым вглубь корпусного сплетения, куда-то под навесными коридорами. ожидания были оправданы – всё в бетонно-футуристическом стиле «Электроника» и тех грёз, что навивали детские и юношеские фильмы Одесской киностудии… наконец, корпус наш, второй, был определён под проживание – и мы побежали вверх по лестнице на второй этаж. там, чередуя палаты, словно на чьём-то дне рождения, нас расселяли в шахматном порядке, следом за девочками – всё-таки и в пионерии ladies first. а мы радовались наличию аж двух столов для пинг-понга прямо на этаже и приглядывались к медицинским плакатам-ликбезам на стене. как надо накладывать шину на перелом и как правильно тащить из воды утопающего – тут ведь плавание дело обычное…
да, море манило, но ему был отведён лишь третий эпизод знакомства с лагерем. если следовать по корпусу слева направо (то есть максимально отдалившись от лестницы, по которой мы взбежали) – нам досталась вторая палата. причём тут уж заселялись не по списку, а кто куда успеет. деликатное выжидание и определило нашу близость к палате девчонок, что шла в сторону лестницы следующей, предпоследней. таким образом парням-нам и девчонкам-пионеркам отводилось по две палаты на этаже. здесь же слева по коридору, ближе к нашей половине – умывальники-туалетники, а следующая небольшая комната – вожатская. чемоданохранилище было на первом – куда мы вскоре и отнесли свои пожитки, изъяв всё главное для тумбочек, включая плавки.
первое разочарование: своя форма не понадобится, тут выдаётся отрядная. и пилотки, и шортики/юбочки. и даже рубашки, но если свои – нужного образца и символики (имелись поколенческие разночтения), можно и свои. о, это тактильное ощущение пупырчатой, словно прыщавенькой металлической пуговицы пионерской рубашки, имеющейся и на обоих, симметричных нагрудных карманах! рубашка таким образом уже роднит с военными, следующей ступенью взросления и общественного служения Советскому Союзу – армией. пуговицы были чаще золотистые, но встречались и «серебряные» – обычные, с двумя дырочками, но пошире и чуть выгнутые, чтоб удобнее застёгивалась пионерия, это ведь требуется делать дисциплинированно, быстро. и сбоку, повыше правого локтя – на белом нашивка, пламенеющая звезда, напоминающая, что светить красным надо всегда и везде, до дней последних донца…
миг раздачи вожатыми формы в нашей палате был торжественным и трепетным. форма пахла предыдущими поколениями пионеров, хоть и стиранная, конечно же… она пахла морской солью, ответственностью, гордостью и горнами. наш отряд, как выяснилось лишь на линейке, почти самый младший, но по цвету шортиков, юбочек и пилоток – самый морской, цвета морской волны или даже бирюзового. да: все мы, нарядившись в свежевыданные формы и выстроившись у корпуса, направились на линейку-приветствие каким-то загадочным путём, не так, как пришли заселяться. по пути ещё раз вдохнули столовских ароматов.
на линейке уже выстроились прочие отряды и зазвучал собственный духовой оркестр! построившись по отрядам и с пионерским салютом у лбов проследив начатое по команде трёх горнистов поднятие красного знамени, мы исподволь обывательски-зрительно выясняли, что кроме шортиков и пилоток цвета нашего, волнительно-морского – тут ещё есть серые (самые старшие), голубые, синие, бежевые. и это всё отряды человек по пятьдесят! под звук оркестра, стоящие длиннющим каре, мы начали маршировать по собственному периметру – и все организованно, не сбивая шага, направились в столовую, наконец. жажда увидеть море не утихала, но и голод надо было утолить.