– Праыхоыжый атаайдии, праахожий не мешаай, я всё раавно юбьюую ейёо каагда-нибуудь…
Тюленев поёт клёво, как бы прирастая к микрофону, но не разжимая зубов сильно, для весёлого, дразнящего дрожания вокала. до сих пор я только слышал название его группы, причём уже не только от Николаева и Просвирнина, эффект «звук вокруг» в подвале Московского городского психолого-педагогического института был создан «Цокотухой» весьма быстро и неожиданно. залетела она в него только сегодня, и уже за окном полуподвальным – толчея девчонок, сидят на корточках.
я знаю только то, что мы в «Безумном Пьеро» пытаемся быть похожими то на RHСP, то на Stooges (из-за саксофона), правда, последних я вообще не слушал ни разу. это всё Николаев и его фонотека-эрудиция. он обожает Nine Inch Nails и марлОна мэнсОна. Николаев в «Свалке» уговорил Просвирнина, вокалиста «Пьеро» и техработника радио БиБиСи – выйти на небольшую выгнутую сцену босяком. Николаев и сегодня босой – лето на дворе. мелкокудрый, как Джимми Хендрикс (или нынешний Илья Варламов) с копнищей волос, Антон вообще странноват, но очень современный, ориентирующийся и в альтернативе, и в акционизме чел.
девчонки в разнообразных, но одинаково лёгких сарафанах сидят у оконной нашей ямы, не заботясь о невидимости того, что за коленями – им понравилась льющаяся снизу вверх, как тёплые потоки воздуха, музыка, они вслушиваются в явно модный голос, но увидеть лиц играющих не могут. зато мы видим их ляжки и полупрозрачно-кружевные трусики. лето, сближение подвалов и дворов… я даже знаю, что басиста зовут – шАра. его бас – тоже «Вошборн», только чёрный, но форма дэки вполне соответствует идее тюленевской гитары. длинный верхний рог, обтекаемо загнутый к грифу. грифы и у вокалиста-гитариста, и у басиста – деревянного «нулевого» цвета, но покрыты коричневым слоем махагона, как у меня.
у меня тоже бас «Вошборн», но предыдущего поколения, «Пресижн», санбёрст, поскромнее. у Шары – джаз-бас, два звучка, активных, на батарейке «кроне». всегда обращаешь внимание на инструмент, в роке это физическая часть выступающего – с ней он либо срастается – и в восприятии тоже, либо борется, разбивает, распадается как образ, слишком часто меняя гитары. нужно найти свой стиль, свою форму гитары, свой звук. рок это поиск индивидуальности в предельно общем, заведомо громком и потому недифференцированном звучании. либо переорать, либо, как Тюленев – вщекотать в гранжевые мажорные волны своё обаяние вокала, лишь немного и лишь посвящённым напоминающего Эдди Веддера, да и то не с каждого альбома Pearl Jam’a. рядом со мной на корточках в импровизированном партере – барабанщик моей группы, мОтя. ему часто нечего делать, он уже не учится в нашем институте, но репетировать и тусоваться на Сухаревку приезжает, благо что ему с «Алексеевской» близко. он ушёл работать в бизнесА, очки продаёт, линзы возит… вот он-то, Мотя, и сказал, глянув на меня с характерной своей хмельной иронией, выходнув пивком:
– Пёрылл джЭмм так и прёт…
барабанщик Мотя никакой, и знает это. его жизнь у группе «Отход» – это наши длительные прогулки с пивной эстафетой, от «Ленинского Проспекта» до «Алексеевской», по весне, от ларька к ларьку, от «Бочкарёва» к «Будвайзеру», да концерты раз в месяц в гранжевых обоймах по клубам. собираем человек двадцать – уже хорошо, иногда зарабатываем на струны и барабанные палочки… Мотя ревниво глядит, как Вик заколачивает в его бочку (установку Мотя купил у Лёши Касьяна за двести баксов) сильную долю и добавочные альтернативные фишки. да, так эта установка ещё не звучала. вот это драммер! Вик (Vic Firth тут в рифму, барбанных палочек мастер) глядит вызывающе, самый силовой сотрудник в группе – хоть и бледноватая кожа, но мускулы внушающие. и карие, почти яростные глаза, хотя музыка-то предобрейшая. долбит так уверенно и пафосно с виду, будто он Бонэм.
Тюленев под мощную ритм-секцию, – пока Шара прочёсывает медиатором все квинты на четырёх струнах, а Вик грохает, как Грохл, – эротично рисуется перед микрофоном, словно целуется, но не с ним, а с теми девчонками за окном. причём от одной сразу переходя к другой. лицо Тюленева, равно как и все его движения перед микрофоном нисколько не прямолинейны (Джои Рамон, вокалист Ramones так стоял наступательно, подчёркивая руками направление длинного носа – сравнение такое просится потому что есть в Диме что-то и от Джои, долговязость и нескладность длинных рук). он шагает невысокими но с высоченной подошвой серебристыми «камелотами» как бы вразвалочку или как неваляшка. и всё это перетаптывание для очередной вокальной ноты, которую он пьёт наоборот из микрофона, выдаёт, выливает – не репетиция будто, а студийная запись.
эффект внушающий: сколько мы сами тут не репетировали, а столько девчонок за окном не собирали. там, за входом, за крыльцом обычно курят, но всё равно, заглядывали к нам пара-тройка. а сейчас там в два ряда сидят. и поёт наш подвал про девочку, которая летает куда-то… песня, другая, третья – мы даже не хитрые, дразнящие слова слушаем, мы завидуем сыгранному монолиту, стилю этого трио. и, конечно, узкий ремешок у Тюленева «Фендер», таким талантам полагается. хотя с «Вошборном» и странно смотрится. приятно, что наш андеграунд-подвал дожил до репетиции настоящей группы, не рассыпающейся на вкусы, предпочтения. конец девяностых, конец безвременья – но так сладко в нём внимать и выступать!..
«Цокотуха» – и продюсершу свою имеет, видимо, вот она сидит в джинсовой крутке и светлом сарафане, такая модная и взрослая, под тридцатник. не очень красивая, красноватокОжая, но явно понимающая толк в роке современном. на неё косится Николаев. в перерывах между песнями, пока Мотя стыдливо намекает Вадику, чтоб не пробил бочку насквозь, Антон знакомит нас – вот она-то, Юля, и устроила концерт в «Даймонде». а скоро, говорит знакомясь, и на Украину, в гастроли уедет «Цокотуха».
в сущности, мои познания в гранже к девяносто восьмому были вполне энциклопедическими, благодаря здесь же, на Сретенке купленной в старом букинисте книге «Нирвана и саунд Сиэтла», по наводке Николаева, после репетиции. но любимыми из действующих стали резко, хоть и запоздало Pearl Jam, за какую-то русскую задумчивость и фолковАтость, хотя и быстрый, хлещущий новизной и тем самым, самым мажорным саундом Сиэтла «альбом c верблюдОм» – потрясающий. кассетный альбом, который однокурсник Лёва Кравцов купил просто за компанию с другим набором студийных кассет для музцентра Aiwa, а я у него изъял. он-то в гранже не бельмеса… а я тот ещё бельмес – вон каких привадил в итоге в наш подвал собственных гранжеров-запевАл. впрочем, Тюленев на стиле не заморачивается, поёт легко и без тени депрессивности – всё делает гранжеподобным группа, это нирванообразное трио. что захочешь, то и услышишь – то же, что мы с мОтей одновременно услышали «Джем» говорит скорее о сейчас сидящих в наших сидиченджерах дисках. Мотя предпочитает родные, из «Пурпурного легиона», он не студент, побогаче нас, сухаревских будущих аспирантов…
Дима Тюленев в модной и одновременно скромной чёрной тишотке с белой окантовкой рукавов, рок-геройской, двигается он сам немного в духе мухи-цокотухи, из стороны в сторону, топая, кажется, не двумя, а множеством ног в светлоголубых узких джинсах. и глаза его весьма широко расставлены, и при этом глядят ещё раскосо, что-то нездешнее так и рвётся вместе с вокалом из-под короткого острого носа. глаза с роковой одержимостью. и мы глядим с завистью, с почитанием снизу вверх на репетирующих на нашем аппарате – ну, нашем частично… большая часть – «Безумного Пьеро». а «Цокотуха» выбивает из нашего подвала такую громкость, какую нам не удавалось, никому. мелкий паркет на полу рассыпается под напором молотобойца Виктора. вот такого бы «Отходу» зверского ударника! но каждый имеет только своё…
если у Эдди Веддера убавить мускулинность и вообще все низкие частоты, и оставить фирменное тремоло – получится вокал Димы Тюленева, вот только он поёт сейчас на русском, и, вероятно, вообще не знает об открытом нами с Мотей его сходстве с американским Эдичкой. я продолжаю рассматривать, в чём же технический секрет такого ясного и качественного звучания, которого мы не добились в этих же звукоизолированных стенах ни разу? у шАры и Тюленева – процессоры, это круто, это не у всех пока… процессоры Zoom 505, в гитарном и спрятан такой гранжовый – и лёгкий, и густой одновременно, рЕверно дрожащий как-то союзно с вокалом Димы, саунд. и бас вкусно пилит с фиксированным щелчком медиатора – каждая нота слышна, это тоже подача процессора. вот парни остановились, отыграв всё то, что будет на концерте – жарковато стало в подвале, надо выйти покурить, а мы всё ещё глядим на них словно из-под сцены, первые ряды. невысокий, мультяшный такой шАра, высокий и тощий, своей фамилии не соответствующий Тюленев, плечистый и хмурый Вик в чёрных джинсах и белой тишотке, зачем-то накидывает на себя длинное кожаное пальто, в такую жару… тут я вступаю в права не то чтобы хозяина, но ответственного за помещение, веду их покурить куда.
и всё равно мы шагаем шлейфом. много и обо всём говорим, будто ощупываем этих простых на вид парней, столько гранжовых гармоний перебравших своими пальцами только что. наконец-то публика девичья у крыльца, за углом, где окно подвала, увидит звёзд – впрочем, они уже отвлеклись, их понесли дальше в их семейное будущее разговорчики и сигаретки. и всё же из института мы выходим показательно как-то, глядя на Тюленева снизу вверх. а он своими широко посаженными и с огромными зрачками глазами карими смотрит на всех и ни на кого, не переставая улыбаться, только теперь не в микрофон – острой улыбкой, иронией губ.
мы слышим «Цокотуху», видим её уже на «Максидроме» каком-нибудь, мы приподнимаем нашим восхищением группу, благо что легко поднять, их всего трое. самый важный – по праву тяжёлого физического труда, – Вик. он дорисовывает образ рок-героев рассказами, как недавно мазались по вене где-то в Подмосковье, он оттуда родом. получать истинный кайф от попадания в долю и идеального сращения ритм-секции может только познавший героин в себе… шАра тоже немосквич и тоже мазался – «чисто физиологический» это кайф, говорит. кайф заставляет продавать видеотехнику, из дома тащить всё, только чтобы вновь… вот они все такие – рискованней, раскованней резвее и талантливее нас, здешних, ленивых лгунов из песен «Секс Пистолз». что ещё Мотя делает лучше, чем играет на своей установке, – это курит дорогие сигареты «Кэптан Блэк», угощает звёзд щедро. тут он сама уверенность – впрочем, на фоне крепыша Вика костлявый Мотя теряется, разве что голос его претендует на некий статус «местного». однако звукоизолированный, обклеенный дырявой такой, шершавой плиткой по